Она вновь закашлялась и грустно глянула на Ивана.
– Ладно, теперь хоть подле батюшки положат? Верно?
Тот сжал кулаки.
– Погоди! Не спеши себя хоронить. Знаю я эту напасть, нагляделся в свое время. Нури говорил, что лучшее снадобье в таких случаях – горячий песок и кумыс. С песком у нас проблемы, в бане будешь прогреваться, а пару кобыл я тебе приведу, сестру научу доить их и кумыс делать. Служанку приставлю из последнего полона, что от Амылея привели, не забижу. Ты у меня еще попляшешь, Любанька!! Мы, тверские, тертые калачи, нас костлявая так просто не разгрызет!
Женщина лишь грустно улыбалась на все эти слова. Но Иван был непреклонен. Он действительно купил двух татарских кобылиц, и вскоре кумыс стал в доме соседки таким же обычным напитком, как клюквенный морс или квас. Любане действительно стало получше, кашель отступил, улыбаться она стала гораздо чаще.
Талтана после Пасхи окрестили в Тверском соборе. Назвали в честь отца – Андреем. Парень перестал дичиться и уже к лету начал называть Ивана дядей. Любаня без утайки поведала сыну всю правду о его рождении.
Между тем для Тверского княжества и его повелителя Михаила Ярославича наступили трудные времена. Победитель под Торжком и Бортенево вновь сошелся в межкняжеской распре с Великим Новгородом. Но сила теперь была уже не на его стороне, и приходилось бывшему великому князю Владимирской Руси рвать все грамоты победителя и признавать самостоятельность северного соседа. А тут приключилась еще одна неожиданная напасть: захваченная в плен и содержавшаяся с великими почестями жена Юрия Московского и сестра великого хана Узбека Кончака день ото дня слабела и хирела, пока не умерла от неизвестного яда. И выходило так, что в ее смерти более всех оказался повинен Михаил Тверской, даже в самом страшном сне не помышлявший о подобном!!
Выпущенный из Твери Кавгадый и тотчас отъехавший в Орду Юрий Московский извлекли из смерти Кончаки (ими же и организованной!) максимум возможного. Михаил был оклеветан ими, обвинен в сокрытии ордынского выхода и многих иных грехах. Тверского князя строгой грамотой вызвали в ставку Узбека для царского суда. В случае неповиновения владыка Золотой Орды был готов немедленно навести на Русь свои многочисленные и беспощадные рати.
В то напряженное лето Иван и явился к княжескому двору, ясно понимая, какой опасной может стать его служба. Но остаться дома, в тиши хвойных боров да сонного жужжания мух и оводов, тридцатилетний мужчина, познавший кипение горячей крови от ратной службы, уже не мог.
Михаил собирался в дальний и, возможно, последний поход в своей жизни – к Узбеку, которого не удовлетворил живой залог покорности в лице младшего сына великокняжеской крови. Собирался, твердо решив, что лучше его едина жизнь прервется, чем тысячи и тысячи убиты и разорены будут!..
Ивана торопливо принял остававшийся за отца княжич Дмитрий, готовый проводить отбывавших до Владимира.
– Ведаешь ли, что сотвориться может? – насупил он свои грозные глаза.
– Ведаю, княже!
– Тогда отчего к Юрию не подаешься, как некоторые из отцовых бояр бывших?
– То долгая история, княже! Пока Юрий жив, мне к московлянам перебираться все одно, что батюшке твоему сейчас в степи ехать.
– Пошто так?
– Именем его я однажды прикрылся, дабы выручить русичей плененных и наказать обидчиков земли нашей. Прознал, поди, про то уже Данилович-старший. Да и родные мои здесь, под Тверью.
Взгляд молодых глаз смягчился.
– Боярин Василий о тебе лестно отзывался как о воине искусном. Сотню молодших возьмешь под себя?
– Возьму, коли на то воля княжья будет.
– Завтра я уезжаю с отцом, провожу до лодей на Клязьме. Со своей сотней возьмешь в Твери ворота под охрану. Береги пуще глаза своего, Иван, всяко может случиться! Неспокойно ныне в городе. Если что – силу применяй без колебаний! Поди к тысяцкому, он оповещен уже, далее с ним дотолкуете.
Княжеские обозы ушли, а города Тверь, Кашин и прочие затаились в ожидании дальнейшего. Придут татары или не придут?!
Дмитрий вернулся к августу, но напряжение осталось. Смерды по укоренившейся уже печальной привычке готовили тайники и схроны. Памятуя о гибели Анны, Иван сам проверил землянки в лесу и повелел перевезти туда верховыми лошадьми припас заранее, чтоб не следить потом. В глубине леса сделали свежую засеку для затруднения прохода конным. Но с юга ни слухов, ни беглецов пока не поступало. Так прошли осень, зима…
А весной до Дмитрия дошло первое печальное известие, что ценою своей мученической смерти под городом Дедяково, что за Тереком, его отец отвел от страны ужасы нового нашествия.
Принявший Тверское княжество под свою руку молодой Дмитрий, получивший вскоре за крутой нрав прозвище Грозные Очи, не смог удержать за собой Кашин, отколовшийся с землями от старшего соседа. Но в Твери привел к присяге бояр с их дружинами, сумел вновь наладить всю хозяйственную жизнь. Два горячих желания вели его по короткой жизни: вернуть Твери былое величие и покарать истинных виновников трагической смерти Михаила Ярославича. И за два последующих года он преуспел во многом!
Он смог со свидетелями доказать, что к гибели Кончаки был непосредственно причастен темник Кавгадый, решивший таким образом отомстить тверскому князю за постыдное зимнее поражение своей конницы. Яд медленного действия, который запуганная до полусмерти служанка сестры великого хана подсыпала госпоже в питье, был вручен именно им. По приказу Узбека темника схватили в Орде, пытали и казнили монгольской смертью – сломали хребет.
Дмитрий также своевременно оповестил великого хана, что собранный великоордынский выход великий князь Юрий тайно от Узбека пустил в оборот, стремясь с помощью новгородских купцов нажить на этом личную выгоду. Эта весть стоила Юрию великокняжеского ярлыка и опалы татарского повелителя. Страшась повторения участи Михаила, Юрий бежал в Новгород, а позднее во Псков, чтобы попытаться незаметно отсидеться там в надежде, что ни рука Дмитрия, ни рука Узбека его не досягнут.
Теперь смыслом своей жизни Дмитрий видел смерть Юрия. А также кровную месть еще одному человеку, после печального события под Дюденевом удивительным образом вошедшему в последующие судьбы очередного тверского князя и сотника его дружины…
О том, что бывший сокольничий Борис Романец ударом ножа привел в исполнение роковой приговор великого хана Узбека, словно мясник вскрыв грудную клетку еще живого Михаила и вырвав бьющееся сердце, Иван узнал из слухов при княжеском дворе. Узнал и тотчас добился встречи с князем.
– Княже! Дозволь мне с верными людьми отбыть в Сарай, чтобы найти и покарать Борьку Романца?! Головы своей ради этого не пожалею, клянусь! У меня с ним свои кровные счеты имеются! Пока не услышу хрипа его предсмертного, не будет мне покоя на этой земле. Отпусти, княже!!
Тогда Дмитрий строго-настрого запретил Ивану подобную поездку. Еще был властителем Руси Юрий, еще гневен был Узбек и за малейшую вольность тверичей мог покарать либо князя, либо всю землю.
Прошло время. Дмитрию не удалось поймать московского князя в пределах русских земель, и тот смог окольными тропами проскользнуть в Орду, чтобы умилостивить великого хана, отвести от себя наговоры, вновь получить ханскую милость. В поисках справедливости Дмитрию пришлось собираться в Сарай лично. Под охраной сотни Ивана и в сопровождении близких бояр, нагрузившись подарками для предстоящих бесчисленных подношений и взяток приближенным хана, через шесть лет после гибели отца тверской князь поздней осенью отправился вниз по Волге.
И в ставке Узбека случилось неизбежное! Встретившись лицом к лицу с улыбающимся, явно довольным жизнью Юрием, горячий тверской князь не удержался и на глазах приближенных царя свершил самосуд, самолично зарубив давнего врага. За что и был тотчас взят под стражу.
Для бояр и дружинников, живших на русском подворье, потянулись долгие дни, недели, месяцы ожидания. Великий хан не являл дерзкому ни гнева, ни милости. Так прошли в ожидании суда зима, весна, лето… Наступил август.
Хмурый боярин Василий нашел сотника и отозвал его в сторону:
– Завтра собирай воев и потихоньку возвращайтесь назад. В Твери вы сейчас нужнее будете.
– А что случилось?
– Узбек назначил дату суда над Дмитрием. Мы останемся тут, чтобы забрать тело… Иван Московский уже все решил своим серебром… А вы отъезжайте с Богом, князю Александру в помощь будете. Сообщи там жене Михаила Анне, чтоб готовилась…
Василий поднял сумрачный взгляд на собеседника. Глаза говорили лучше любых слов.
– Вот еще что… Всякое может статься и с нами, его слугами. Да и с самой Тверью тоже. Ты умный муж, крепкий! Прости, коль раньше когда словом бранным обидел!
– Ты что, боярин?! Пошто раньше времени себя отпевать?
– Не перебивай! Тяжко на душе что-то… Пообещай, что не оставишь Алену мою в беде. Многие кашинские откачнулись в последнее время… Коли что со мною случится, мать к Гедемину в Литву подастся, мы с нею уже баяли об этом. А Аленка ни в какую Тверь покидать не хочет! Ты это… передай ей, что я ее на любой брак благословляю, какой она сама захочет. Пусть только одна в эту смуту не остается!
