Ни один мускул не дрогнул на лице Ольги. Как стояла, так и осталась стоять.
- Дела мои тебя не волнуют? Ольга молчала.
- Тебя хоть что-нибудь волнует?
- Кто я, чтоб меня здесь спрашивали, - разомкнула она уста.
- Ну и дура! - рассердился Ярослав. - Ты, кажись, молилась? Так помолись, чтоб пошёл я в бой и меня там в битве зарубили. Тебе небось то будет в радость?
Ольга отвернулась. Скорее бы ушёл, постылый! Оставил бы её наедине с мыслями. Ох, и зачем судьба выпала такая бесталанная!
- Ты хоть ведаешь, куда меня твой отец посылает? - продолжал Ярослав. - На Русь. К Ивану твоему!… А что, коли повстречаю я его в битве?
Ольга вздрогнула. Впервые на её окаменевшем лице проступили живые чувства. Не веря своим ушам, она взглянула на мужа, и сердце Ярослава наполнилось злой ревностью - помнит ещё, нелюба. Не забыла!
- Так как? - вопросил он, придвигаясь ближе. - Передать ли привет от жены моей? А может, в гости пригласить? Чай, почти родственник… Женихался тоже… У, подлая! - внезапно вскипел он. - И в кого ты только такая сдалась!
Ярослав уже занёс руку, чтоб ударить жену, но взглянул на её опять погасшее лицо и, отвернувшись, вышел. А Ольга молча опустилась на колени, обхватив голову руками. Голосить она боялась.
В передней горнице Ярослав заметил Степана Хотянича. Шестой год шёл, как воротился сын боярина Хотяна. Сперва таился, прячась в отцовом дому, от гнева Владимирки Володаревича, а как старый князь помер, осмелел. Ярослав был умнее родителя - боярича приветил, стал приглашать на пиры и застолья, выпытывал, где тот бывал. Обласканный князем, Степан рассказал, что эти годы ходил под началом Ивана Ростиславича по прозванью Берладник. Рассказал он Ярославу про его дела и не забыл упомянуть, что в Суздале Иванка часто наезжал на княжий двор, когда ещё жила там в девушках Ольга Юрьевна…
Рассказы эти ещё более растравляли гнев Ярослава. Иван, двухродный брат-изгой, коего ненавидел его отец до самой кончины и нелюбовь к которому сумел передать сыну, обошёл его и тут. Мало того, что он был сыном старшего из братьев Володаревичей и после смерти Владимирки по лествичному праву мог наследовать Червонную Русь. Он ещё и похитил сердце Ольги Юрьевны!
Не то, чтобы Ярослав любил жену - это его отцу был нужен союз с Долгоруким. Он бы сыскал себе жену по любви, но хоть бы она не выказывала так явно холодности и презрения! Заметив Степана Хотянича, Ярослав поманил боярича к себе.
- Прислал мне Юрий Долгорукий, новый князь Киевский, - начал он, - весть с гонцом, чтоб не мешкая я садился на коня и пошёл вместе с ним на врагов его, Изяславичей. Ибо много беспокойства причиняют они Русской земле и на великого князя крамолу куют. Про то назавтра же с боярами толковать стану.
- Как ты порешишь, княже, так всё и станется, - осторожно ответил Степан.
- Ты ведь бывал уже в войске Долгорукого?
- Бывал, - кивнул Степан. - И под началом его в походы ходил.
- А мне сказывал, что началовал тобой Иван Берладник?
- Было такое, - засмущался Степан, не ведая, куда клонит Ярослав. - Пришли мы одной дружиной. Вместе воевали, покамест под Пересопницей судьба нас с галичанами не столкнула… Отца я там встренул…
- А под моим началом пойдёшь ли на войну, коли я прикажу?
- Пойду, княже.
- А если, даст Бог, увидишь там Ивана Берладника? Что сотворишь?
Степан медленно покачал головой:
- Не ведаю, что и сказать тебе, княже. Бог весть, жив ли Иван Ростиславич. Да и сам знаешь - всяко на войне-то бывает…
- Ну, а если встретишь? К нему сызнова пойдёшь в дружину?
- Нет, княже. Здесь у меня дом, отец хворый, жена да чадо. Как нажитое бросать? Тебе я крест целовал, когда ты князем стал, с тобой мне и дальше быть до смертного часа!
- Тогда слушай, - Ярослав взял Степана за локоть, - нужен мне Иван. Крепко нужен, да, вишь, добром он ко мне идти не хочет. Даже не ведаю я, живой он или нет. Вот и думал я, что ты по старому знакомству мог бы вызнать, где он и что с ним. А то и сюда его пригласить.
- А ежели он не пойдёт? - то ли изумляясь, то ли недопонимая, спросил Степан.
- Так ему и передай: не пойдёт добром - поведут неволей, - в голосе Ярослава послышалась тихая угроза. - Он в своё время много воды замутил в Галичине. Рано или поздно, а пришлось бы ответ за свои дела держать! А ежели вспомнить, что отец твой с другими батюшкиными недоброхотами учинил, так и вовсе не отмыться ему от тех грехов. И вам с ним заодно.
Степан невольно бросил взгляд на окно. Там светил яркий летний день, шевелила листвой старая берёза. Раз вспомянул князь старое - теперь ничем не откупишься. Многих бояр десять лет назад показнил Владимирко Галицкий, вернувшись на стол. Отец Степана чудом уцелел, но долгие годы жил в страхе и спину перед князем гнул. А ныне и ему придётся согнуться.
- Верные мы твои слуги, княже, - промолвил он.
- А раз так - достань мне Ивана! Живого или мёртвого, а хочу его зреть! - жёстко приказал Ярослав.
С полком против Изяславичей он решил отправить Константина Серославича. Старый боярин много и верно служил его отцу, выразил он готовность служить и сыну. У него подрастал сын Витан - придёт время, и он станет верным слугой княжича Владимира. Вместе с воеводой напросился в поход и Степан Хотянич.
Готовясь к походу, Юрий послал гонца в Вышгород к сыну Андрею. Тот неожиданно явился сам, с небольшим числом дружинников в охране.
- Ого! - воскликнул Долгорукий, когда сын, раскрасневшийся после скачки, стремительно вошёл в палаты. - Вот ты каков! Я только клич кинул, а ты тут как тут! Дороги встанут - и пойдём на Изяславича. Его отец много мне крови попортил, а ныне сын его уже своему стрыю, Владимиру Мстиславичу, житья не даёт. Вот племя проклятое! И в кого такое семя? Не в Мономаха, уж точно! Мономашичи друг за друга крепко стоят.
- На что тебе Волынь? - остановил отца Андрей. - Изяславову племени эта земля была дана ещё при Мстиславе Великом. Изяславич лишь своё взял.
- Взял, да не по старшинству! Вспомни - Изяслав нарушил родовое право, сев на золотой Киевский стол прежде стрыев своих. А сын его…
- Отче! Князь Юрий! - взмолился Андрей. - Да на что тебе на Волынь-то лезть?
- Я великий князь. Я должен следить, дабы мир на земле не нарушался. Без моего дозволения Изяславич на своего стрыя напал. За то надумал я лишить его волости и отдать её сыновцу своему, а твоему двухродному брату, Владимиру Андреевичу. Андрей помер давно, сын его прозябает в безвестности. Негоже, чтоб лишь недостойные владели богатствами земли. Андрей, мой младший брат, Волынью владел прежде Изяслава Мстиславича - его сыну и быть князем Владимиро-Волынским. А роду Изяславичей за грех отца их и за то, что сами таковыми же оказались, нет удела окромя того, который сам выделю. Так что, сыне, собирай полки. Василько уж дружины готовит. Глеб и Борис обещали помочь, да я рати кликну.
Андрей молча выслушал отца. Когда-то он ходил воевать Волынские земли, сражался под Луцком, был ранен, под ним убили коня, а сам он едва не погиб. Можно было пойти второй раз… Но что-то останавливало.
- Что молчишь? - набычился на сына Юрий. - Аль врагов моих жалеешь? Так вспомни - они же сами тебя…
- Не они, - покачал головой Андрей. - Немчин там был - броня немецкая да и кричал не по-нашему…
- Всё едино! Ты мой сказ слышал…
- Нет!
Юрию показалось, что он ослышался.
- Что ты сказал? - промолвил он.
- Нет, - повторил Андрей. - Прости, отец, но не по нраву мне эта война. Земля обескровлена. Сёла и города стоят пустые. Люди бегут…
- Вот и славно! Пойдём на Волынь, захватим пленных и населим ими окрестности Киева.
- А скольких ратников положим? Изяславичи так просто добра из рук не выпустят. Биться будут отчаянно…
- Одолеем! Я - великий князь. По старшинству и силе нет мне равного на Руси. Ты ли осмелишься со мной спорить?
- Может, и я, - кивнул Андрей.
Внезапно он успокоился. Будучи вторым сыном после Ростислава, Андрей и не слишком вылезал вперёд, уверенный, что ему достанется какой-нибудь удел в Суздальской земле. Суздаль, Владимир, Ростов и все малые города были ему близки и дороги - там прошла вся его жизнь. Там начали жить его сыновья. Он часто бывал во Владимире, знал тамошних бояр…
Юрий замер, не поверив своим ушам. Впервые сын, его надежда и опора, осмеливался выступать против него.
- Да что ты говоришь? - еле выговорил он.
- Прости, отец, - Андрей прижал руку к сердцу, - коли не по нраву придутся тебе мои слова, а только молчать сил нет. Ты великий князь, это верно, но, пытаясь искоренить одних своих врагов, ты наживаешь других. Думаешь, не слышно, как ропщут люди? Рати Изяслава истощили эту землю, а ты ещё больше её обескровливаешь. Ей мир нужен и передышка. Знаешь, как говорят в народе? «Худой мир лучше доброй ссоры!» Так не надо доброй ссоры - радуйся, что в Киевской земле стоит худой мир. Ты укрепил Суздаль, настроил города, населил их людьми…
