В это утро Василий вошел к нему в комнату с тою особой бережливой осторожностью, какая появилась у него теперь во время работы Антиоха.
— Князюшка, ваше сиятельство, к вам их сиятельство князь Никита Юрьевич пожаловали.
— Проси, проси, — оживившись, ответил Кантемир и без сожаления отложил почти завершенную сатиру, которую назвал "На зависть и гордость дворян злонравных". Никите Трубецкому он был рад, к тому же, как ни увлекало его сочинительство, оно и утомляло его, поэтому перерыв в работе, сделанный по причине необходимой, от него не зависящей, приносил Антиоху желанный отдых.
Он встал навстречу другу. Никита был девятью годами старше своего товарища, дослужился уже до полковника, начальство его жаловало за редкую храбрость, открытый и честный нрав, знание военного дела.
С Антиохом Никита близко сошелся в прошлом году, когда они в беседе поделились впечатлениями о книге Фонтенеля "Беседы о множестве миров". Европейски образованный, князь Трубецкой изумился, встретив в юном подпоручике-молдаванине серьезные научные интересы, знание иностранных языков, древней и новейшей словесности. Никита — один из немногих, кого Антиох познакомил со своей первой сатирой. Друг был от нее в восхищении, попросил разрешения переписать. Антиох разрешил. Сейчас он обрадовался Никите, надеясь прочитать ему готовые страницы второй сатиры.
Никита сказал:
— Я к тебе с хорошей вестью, брат! Посмотри-ка!
Он протянул Кантемиру лист, исписанный стихами.
Ничего не понимая, Антиох прочитал начало:
Не знаю, кто ты, пророче рогатый;
Знаю, коликой достоин ты славы;
Да почто ж было имя укрывати?
— Что это, Никита?
— Читай, читай!
Антиох прочитал далее:
Знать, тебе страшны сильных глупцов нравы.
Плюнь на их грозы, ты блажен трикраты.
— Чьи это стихи, Никитушка, и почему ты их принес мне так торжественно?
— Стихи посвящены тебе. Написал же их архиепископ Феофан. К нему случайно попал список твоей сатиры "На хулящих учения". Он был в полном восторге. Все допытывался, кто автор, но я утаил, не имея на то твоего разрешения.
— Архиепископ Феофан?
Кантемир не верил своим ушам. Феофан Прокопович, чья образованность вызывала изумление его отца, князя Дмитрия Константиновича, человек, которого Антиох чтил за страстную преданность деяниям Петра I, обращает слова привета ему, безвестному молодому стихотворцу! Быть того не может!
— Ты, брат, я вижу, совсем занемог от счастья. Успокойся, почитай на досуге. Стихи тебе адресованы, ты их хозяин. А я поеду, извини. Я ведь по дороге на минуточку заехал.
Попрощавшись с Антиохом, Никита ушел.
Кантемир приблизил лист со стихами Феофана совсем близко к своим больным глазам. Прочитал все до конца. Сердце его сладко билось.
Кантемир знал цену подарка, посланного ему судьбой. Он обрел читателя-наставника, благословившего его в самом начале тяжелого пути. Многоопытный наставник понимал, что ожидает сатирика, на которого в гневе обрушится весь мир, и старался укрепить его силы, убедить сочинителя в том, что ему послан божий дар — умение острым пером разить невежество и другие пороки людей, дабы добиться в них доброй перемены. Счастье сатирика — высшее счастье, убеждал он поэта, причисляя его к книжным исполинам.
Но сие за верх твоей славы буди,
Что тебя злые ненавидят люди.
Кантемир читал и перечитывал послание Феофана. Сжимая перо в руке, он радостно прощался с последними сомнениями, мешавшими его трудам. Сегодня его путь определился сполна. На всю жизнь.
1
Архиепископ Феофан Прокопович по службе своей в Новгороде занимал архиерейские палаты в Кремле, как член святейшего Синода имел дом и в Петербурге. В каждом из этих городов у него были шкафы с книгами, и всегда он испытывал желание собрать их вместе — то-то знатная выйдет библиотека!
Долго и кружными путями шел к знаниям и власти Феофан Прокопович.
Отец Феофана занимался торговлей, сыну разрешил, по его желанию, учиться. Феофан прошел курс Киево-Могилянской духовной академии, но полученных знаний показалось мало. Православные отцы в школы за рубеж не посылали. "Что, если переменить веру? — подумал Феофан. — Не на католическую или протестантскую, а на такую, что поближе, — стать униатом?"
Слово "уния" на латинском языке значит "соединение". Так называлось слияние православного и католического вероисповедания, разрешенное церковным собором во Флоренции в 1639 году.
Католическая церковь поддерживала униатов на Украине. Феофан постригся в монахи, и его отправили в Рим, где он поступил в коллегию св. Афанасия. Древние языки — греческий и латинский — он знал, итальянский выучил на ходу. Студентов содержали хорошо, и Феофан усердно занимался. Четыре года провел он в коллегии, запомнил все, чему учили его преподаватели, и прочитал то, что считал нужным.
Настало время уезжать, оставаться в Италии не хотелось. Судьба чужеземца монаха выглядела печальной. А сил было много, они искали приложения. Вести, доходившие из России, увлекали. Царь Петр Алексеевич выезжал за границу, строил флот, вел войну со шведами, сам работал в поте лица и от бояр того ж требовал… Скорее домой!
Для возвращения надобно было проделать обратный ход — вернуться к прежней вере и принять еще раз монашеский сан, теперь — православный.
От родителей бывший студент был наречен Елеазаром, что в переводе с греческого — "божья помощь". Еля — так звали его дома и в Киевской академии. Когда он ушел в Польшу, стал униатским монахом, получил имя Елисей, что на древнееврейском языке обозначает "коего спасет бог". Вернувшись в 1702 году на родину, взял имя Самуил — "услышанный богом".
Киевская академия помнила об одном из своих лучших воспитанников и пригласила его на должность учителя поэзии. Он хорошо знал греческих и римских классиков, сам писал стихи, любил риторику. Начав преподавать, счел нужным опять переменить имя, в честь своего дяди, ректора Академии, нарек себя Феофаном — "богоявленным" — и аллегорическим смыслом этого имени остался наконец доволен.
Состоя уже в должности префекта училища и преподавателя философии, в 1706 году Феофан говорил приветственную речь Петру I, по пути на юг навестившему Академию, а тремя годами позже принес в энергичных фразах поздравление царю, когда тот возвращался с поля боя под Полтавой, разгромив шведскую армию. Петр I запомнил деловитого, понимающего толк в политических делах монаха и, начав готовиться к войне с Турцией, приказал Феофану следовать с войском в звании проповедника.
В 1715 году, добившись ликвидации для русской православной церкви патриаршего престола и налаживая коллегиальное управление ею вновь образуемым Святейшим синодом, Петр I приказал назначить Феофана епископом псковским, а затем и новгородским. Это было не так мало, ведь теперь духовная власть Феофана простиралась на Петербургскую губернию и на столицу России Петербург.
После смерти Петра I Феофана стали теснить его недруги — слишком большую силу над церковью взял он, командовал архиереями в Синоде, чересчур горячо приветствовал каждое начинание покойного государя. Противников же своих умел обрекать на пытки в Преображенском приказе, лишать сана и рассылать но монастырским тюрьмам.
Однако Феофан оказался нужным правительству в роли деятеля петровского времени, как связующее звено между блистательным царствованием Петра I и правлением его преемников — Екатерины I и Петра II, — оттого разделаться с ним не спешили. Но ему строго приказали, чтобы он противностей святой церкви никаких не чинил и притом имел бы чистое бессоблазненное житие, как все великороссийские архиереи живут… С тех пор, уже два года, Феофан пребывал под страхом новых доносов, каждый из которых мог быть ему смертельно опасен — заступников не осталось.
Постоянно помня об этой угрозе, Феофан все же не сидел сложа руки и отыскивал себе новых друзей, сходился с ними и обсуждал дела государственные, разбирал придворные интриги, политику Верховного тайного совета, стараясь не касаться личности молодого государя Петра II. Это было не трудно — на одиннадцатом году жизни занял второй Петр Алексеевич российский престол и нагрешить не успел.
2
В этот день, как обычно, в доме архиепископа Феофана собрались гости. Старший из них — Василий Никитич Татищев — в юности окончил московскую инженерную и артиллерийскую школу, которой командовал генерал Яков Брюс, в 1705 году воевал со шведами за город Нарву, сражался под Полтавой, участвовал в Прутском походе. Два года провел за границей, пополнял свои знания в Берлине, Дрездене, Бреславле. В 1717 году Петр I командировал Татищева в Данциг за иконой старого письма, которую как будто бы написал святой Мефодий — тот, что, согласно легенде, вместе с Кириллом создавал славянскую азбуку. Городской магистрат Данцига икону не отдал. Опасаясь вызвать гнев царя на хранителей древности, Татищев доказал ему, что икона гораздо моложе, чем думают, и писал ее не Мефодий. Из поездок за границу он вывез много книг.
