Этот скандальный брак потряс британскую колонию на Дальнем Востоке, не меньше, чем отношения между Цыси и Жунлу, будоражащие их соплеменников. Многие решили, что Джейн и Мартин Баррингтон стали любовниками еще при жизни Адриана. Несмотря на семейные несчастья — тайпины захватили его приемную дочь и жестоко над ней надругались, а его сводный брат был казнен, — Мартин Баррингтон становился все богаче и могущественнее.
Мартин умер два года назад, в 1868 году, но торговый Дом Баррингтонов процветал более чем когда-либо благодаря дружбе его пасынка Джеймса — сына Джейн от Адриана — с младшей вдовствующей императрицей. Они подружились подростками, еще до того, как вспыхнуло кошмарное восстание тайпинов в долине реки Янцзы.
Жена Джеймса Люси, в отличие от Джейн, была полностью лишена какого-либо высокомерия. Дочь мелкого управляющего, она приехала в Шанхай, когда звезда Баррингтона взошла уже весьма высоко. Люси никогда не мечтала так возвыситься. Джеймс Баррингтон женился на ней, когда на него свалились многочисленные несчастья, причем далеко не финансового плана. Он глубоко переживал трагедию сестры, которую изнасиловали, и, возможно, из-за его далеко небезупречного поведения в схватке с тайпинами. Люси была благодарна Джеймсу за оказанное ей доверие и внимание, а потому стремилась быть услужливой и преданной женой. Жизнь ее полностью протекала в тени своей грозной свекрови. Люси родила четверых детей, но из-за смерти в младенчестве первенца, мальчика, она стала еще стеснительнее в отношении с остальными членами семьи. Она как бы со стороны наблюдала, как Джеймс восстановил свой авторитет, а затем вернул сестру и продолжал приумножать богатство семьи. Все это время Люси жила, замкнувшись в собственном мирке. В свои тридцать четыре года Люси Баррингтон выглядела скорее симпатичной, чем красивой — мягкие черты лица, нежное тело. Она до сих пор оставалась желанной для мужа в интимной обстановке их спальни.
Она так и не смогла привыкнуть к распорядку жизни семьи Баррингтонов. Скажем, чего стоит этот сегодняшний визит наместника императора, да к тому же без предупреждения... Когда китайский магнат проходил через гостиную, сопровождаемый взволнованным Ваном, Люси уже стояла на ногах, тяжело дыша, с пунцовыми пятнами на щеках.
Одним из самых выдающихся качеств Цинов было их умение находить и назначать на ответственные должности способных чиновников. Несмотря на все законы, по которым мужчины национальности хань — коренные китайцы — должны были носить косички (оскорбительные «поросячьи хвостики»), а женщинам навечно закрывались ворота в августейшую семью даже в качестве наложниц, Цины всегда с готовностью доверяли власть талантливым китайцам. В борьбе с тайпинами Цинам как никогда потребовалась помощь коренных жителей. Из их среды в ходе ожесточенного и кровавого противоборства и вознесся к высотам власти Ли Хунчжан.
Сам Ли не скрывал, что, формируя войско для разгрома так называемого «небесного короля», он воспользовался поучительным опытом сведущих людей. Он пристально следил, как американец Фредерик Вард и англичанин Чарльз Гордон обучили и вымуштровали разрозненные толпы мобилизованных ими людей, превратив их в легендарную Всепобеждающую армию. Применив их методы к своим подчиненным, он добился того, что его «Хуаньские храбрецы» тоже стали по-настоящему знамениты, а после смерти Варда и возвращения Гордона в Англию именно Ли Хунчжан покончил с тайпинами. Его заслуги были по достоинству оценены: он служил наместником в различных местах и пользовался все возрастающим доверием вдовствующей императрицы.
Сейчас, в возрасте сорока семи лет, Ли Хунчжан достиг вершины своей карьеры. Необычно высокий для китайца, плотно сбитый, с длинными усами и задумчивым лицом, он ни одеждой, ни манерой поведения не выказывал, что является одним из самых богатых и самых влиятельных людей в стране. К тому же он никогда не забывал преданность и постоянную поддержку со стороны торгового Дома Баррингтонов, предоставляемую ему в течение многих лет, и то, что Джеймс Баррингтон командовал его артиллерией на завершающем этапе войны.
Ли Хунчжан остановился на пороге веранды, держа руки глубоко в широких рукавах синего халата, и отвесил короткий поклон.
— Мадам Баррингтон. — И затем еще раз: — Мадам Баррингтон.
Дамы поднялись, но если Джейн ответила на приветствие легким кивком головы, то Люси сделала глубокий реверанс.
— Благодарим за честь, ваше превосходительство, — сказала Джейн. — К сожалению, мой сын на складе товаров. — Обе дамы бегло говорили по-китайски.
Ли кивнул:
— Знаю, зайду к нему попозже. Я пришел попрощаться.
— Вы покидаете Чжэцзян? — Люси так встревожилась, что только через мгновение добавила: — Ваше превосходительство. — Ли Хунчжан был одним из столпов меняющегося мира.
— К сожалению, это именно так, мадам Баррингтон. Меня вызывают в Пекин. Мне предложен пост наместника в провинции Чжили.
Джейн восторженно хлопнула в ладоши:
— Прекрасная должность!
— Лучше некуда, только при других обстоятельствах. Разве вы не слышали, что случилось в Тяньцзине?
— Нет. Расскажите, пожалуйста.
— Там произошли беспорядки. Монахов обвинили в изнасиловании и принесении в жертву китайских детей. Пострадали французы. Были сожжены собор и монастырь. Погибло много людей, в том числе девять монахинь, три священника, а также несколько других европейцев и десятки новообращенных китайцев.
— Это какое-то недоразумение, — запротестовала Джейн.
— Согласен с вами, — осторожно заметил Ли, — но простолюдины считают все это правдой, а то, во что уверуют простые люди, оказывается истиной. Обстановку усугубил своим возмутительным поведением консул Франции. И теперь он тоже мертв.
— Какой ужас! — воскликнула Люси. — Тех несчастных женщин... — Она прикусила губу и взглянула на свекровь.
Ли Хунчжан выждал, пока Ван внес поднос с чайными приборами и Джейн наполнила чашки, затем сказал:
— Да, к сожалению, мадам Баррингтон, их изуродовали до неузнаваемости. Что взять с черни?!
«Китайской Черни», — зло подумала про себя Люси.
— Приведет ли все это к войне? — Джейн интересовали более насущные проблемы. После страшного восстания тайпинов, унесшего жизни около двадцати миллионов человек и превратившего необыкновенно плодородные земли долины реки Янцзы в пустыню, которая теперь только-только начала оживать, меньше всего кому бы то ни было хотелось новой войны.
Ли Хунчжан криво усмехнулся — всю свою жизнь он был солдатом.
— Это как раз моя обязанность — попытаться не допустить худшего. Французы очень обозлились, но, насколько нам известно, они воюют в Европе с Германией. Мы надеемся урегулировать инцидент, возместить ущерб. Меня глубоко огорчает — надеюсь, и вас не меньше, мадам Баррингтон, — то, что Китай, такой огромный, такой богатый, в настоящее время стал слаб, слаб своей армией. Это надо исправить. А пока... нам остается платить контрибуции. — Он допил чай и встал. Дамы торопливо поднялись тоже. — Вам хорошо известно: я готов сделать для Дома Баррингтонов все, что в моих силах. Разрешите откланяться, дамы!
Ли поклонился и вслед за Ваном направился к выходу.
— Ты знаешь, наместник Ли приходил к нам, — взволнованно сказала Люси, как только ее муж переступил порог.
Джеймс Баррингтон остановился, чтобы обнять и поцеловать своих детей. Их было трое: Хелен семи лет, Роберт — пяти и Адриан — трех. Эти смешливые и жизнерадостные дети старались казаться серьезными только в присутствии отца, которого они больше боялись, чем любили.
Джеймс Баррингтон заслуживал того, чтобы его боялись. Он был высоким и широкоплечим, как все Баррингтоны. С длинными мощными ногами. Выступающий подбородок и орлиный фамильный нос придавали суровое выражение его лицу. Сомнения молодости остались для него уже далеко позади: он принимал активное участие в разгроме тайпинов и вышел из войны уверенным в себе, жестким человеком, сохранив при этом глубокую привязанность к семье, о которой проявлял постоянную заботу.
Наконец он поставил маленького Адриана на пол и выпрямился, чтобы обнять жену.
— Да, знаю. Он заходил ко мне.
— Разве это не ужасно?
— Мы же знали, что он не сможет оставаться в Шанхае до скончания веков.
— Я говорю о резне в Тяньцзине.
Держась за руки, супруги вошли в дом. За ними следовали дети. Мальчиков вела за руки сестра.
— Боюсь, французы сами накликали на себя беду отвратительной привычкой обращаться с китайцами как с низшей расой, как с невежественными дикарями.
— Но те несчастные женщины...
— Знаешь, ничего этого не произошло бы, не навязывай они китайцам свои религиозные взгляды. К тому же они ставили под сомнение вековые святыни буддизма и конфуцианства. — Джеймс сделал паузу и легко сжал ее пальцы. — Мне их жаль, поверь. Какой страшный жребий. Но теперь им не поможешь. — Джеймс увидел Джейн. — Мама! — воскликнул он и обнял ее.
