Огромный стол ломился от фруктов, сладостей и лепешек — бек с утра предпочитал легкую пищу. Но на этот раз, учитывая, что день предстоял беспокойный, бек съел половинку фаршированного голубя и запил его вином.
Мясо голубя было нежно, пахло степными травами и медом и приятно горчило.
Пока бек наслаждался голубем, в его голову невольно пришла мысль о законном кагане.
Каган содержался в тщательно охраняемом дворце на острове посредине Волги, где он жил в свое удовольствие.
Но Абадию обеспокоила не мысль о том, достаточно ли хорошо содержат кагана, а то, что после его ухода в поход, каган останется без его личного присмотра.
Это дело опасное — каган человек молодой, и у него среди вельмож есть множество сочувствующих. И ромеи, и халиф с удовольствием бы восприняли отстранение иудеев от власти в Хазарии. Отсутствие Абадии в Хазарии — удобный случай для его свержения.
Абадия подумал, что самая надежная охрана в таких случаях не является гарантом, потому что даже для самого преданного человека существует цена, за которую он предаст тебя.
«Хорошо было бы, чтобы каган сам умер», — подумал Абадия.
К его сожалению, каган был молод и крепок здоровьем.
«Однако и молодые и крепкие умирают... если им помочь», — усмехнулся бек.
Абадия уже давно сделал так, чтобы кагана окружали иудеи. Даже многие наложницы были иудейками. Поэтому отравить кагана было легко.
Но только с вопросом жизни и смерти кагана нельзя было торопиться, — народ не потерпел бы подозрительной смерти кагана, потому что каган даден от бога, а бек... Все хорошо знают, что Абадия сам присвоил себе титул царя.
Поэтому проблему, возникающую из-за кагана, следовало продумать более тщательно.
Закончив с мыслями о кагане, Абадия завершил и завтрак. Выпив очередную порцию вина, он поднялся и озабоченно проговорил:
— Пора ехать и к войску.
Сигнал был понят. Бека провели в гардеробную комнату, где Абадия выбрал себе одежду: красную шелковую рубаху и контрастно к ней синие шаровары. На ноги надел красные мягкие сапожки.
Затем стал выбирать себе доспехи. Ему нравились скромные, но очень прочные доспехи, в бою таким цены нет.
Но ему сейчас требовалось совсем другое — произвести впечатление на войско, вселить в воинов уверенность, поэтому он выбрал легкие доспехи из тонкого металла, непрочные, но сверкающие позолотой на солнце, словно драгоценный камень.
На пояс бек повесил такой же великолепный меч с ножнами, украшенными золотом и драгоценными камнями.
Посмотрев на себя в зеркало, Абадия остался доволен — он стал похож на бога, сошедшего с небес. В таком наряде можно вести хазарское войско в чужие земли за победой.
— Я готов! — строго хмуря брови и придавая лицу суровый вид, сказал Абадия.
Правда, спохватился — правоверный иудей не может начинать дело, не получив благословение раввина.
Бек хлопнул в ладоши и приказал.
— Позовите ребе.
В комнату тут же вошел раввин, одетый полагающимся образом, который, очевидно, уже ждал приглашения от бека в соседней комнате.
Он провел предусмотренный для такого случая обряд и пообещал беку легкую победу.
Выслушав его, довольный бек вышел во двор.
Здесь его ждал оседланный великолепный белый скакун и отряд личной охраны — сотня «бессмертных»: высоких, сильных воинов, одетых во все черное и вооруженных до зубов.
Пир на княжеском дворе длился до глубокой ночи. Го-стомысл велел выставить на столы все запасы, что привезли с собой.
Боярин Стоум такую щедрость не одобрил и хотел было оставить запас для дружины. На это Гостомысл сказал, что через неделю Нево-озеро полностью освободится ото льда, и из Карелы все равно придут ладьи с продовольствием, как было уже ранее приказано, а сейчас горожанам надо показать богатым пиром, что пришел князь, который будет заботиться о них.
— Как же, пришлют! — саркастически буркнул Стоум, но спорить с Гостомыслом не стал. Ему казалось, что после удачного изгнания разбойников Гостомысл стал самоувереннее и категоричнее в суждениях.
«Совсем отбился мальчишка от рук!» — подумал Стоум.
Боярина сильно задевала самостоятельность его воспитанника, но, поразмыслив здраво, он для успокоения души, сказал себе, что робкий князь — беда будет похуже.
Отощавшие за зиму горожане на пиру пили и ели, каждый за троих. Кое-кто исхитрился и стал прятать в карманах еду
Милана эти проделки заметила и, негодуя на бессовестность горожан, сообщила об этом Гостомыслу
Гостомысл пожал плечами:
— Ну что же, народ изголодался. Тяжко ожидать совестливости от голодных. Пусть берут, что хотят. Следи, только, чтобы не дрались.
К утру пир затих: тех, кто не рассчитал своих сил, увели домой; а те, кто мог держаться на ногах, сами ушли.
Ранним утром пятеро городских старшин — Лисий хвост, Троян, Стоян, Терчин, Тишила — зашли в старшинскую избу
Лисий хвост, как городской голова, расположился по-хозяйски во главе стола.
На его плечах — роскошная соболья шуба.
После того как разбойники похозяйничали в городе, видеть соболью шубу на плечах словенина стало необычно. Разбойники охотились за мехами, отбирали все, что попадалось на глаза. Но у ушлого головы на разбойников имелся мешок своих хитростей, так что свои ценности он сохранил, за исключением мелочей, из тех, что и отдать было не жалко.
А шубу на пир Лисий хвост надел умышленно, чтобы показать всем, что как был лучшим мужем города, так и остался.
В избе было жарко натоплено и, усевшись за стол, уставшие старшины распахнули одежду.
Городской писарь Мирин нагнулся над плечом Лисьего хвоста, ожидая приказаний.
— Мирин, накрой стол, — зевнув, негромко проговорил Лисий хвост, обведя сонным взглядом пустой стол.
— А никак проголодались? угодливо хихикнул Мирин.
— Что ты? Князь напоил и накормил всех на славу, но как-то неудобно — сидим за пустым столом, — проговорил Лисий хвост.
Мирин понимающе кивнул и скрылся в другой комнате, и оттуда послышались отдаваемые им распоряжения.
Через минуту слуга поставил в центр стола кувшин с медовухой.
Лисий хвост потянул носом над кувшином и довольно крякнул:
— Однако медок неплох, ароматен.
— У меня добрый мед, лучший в городе, — похвастался Мирин, появившись с глиняными кружками в обеих руках.
— Ну так наливай! — весело распорядился Лисий хвост.
Мирин поставил перед каждым из старшин по кружке и стал наливать медовуху.
Пока наливал, слуга принес большой каравай. Хлеб был недавно испечен. Он так вкусно пах, что Лисий хвост не удержался, отщипнул с краю корочку и положил в рот.
Мирин занялся хлебом, — большим ножом резал каравай на больше куски.
Тем временем слуга принес и водрузил на стол деревянное блюдо с вареным мясом; затем в глиняном блюде моченые яблоки и квашеную капусту горкой.
— Однако изобилие, как будто и не было вчера голода, — проговорил, добро улыбаясь, Лисий хвост.
Хлеб и изобилие еды располагало на миролюбивый лад.
— Хитрый писец, ощериваясь в довольной улыбке, проговорил:
— Дак поручено мне было сохранить запасы старшинской избы. Что я и делал. Чуял я, что недолго разбойникам сидеть в городе.
— Ну так налей и себе меда и выпей с нами, — сказал Тишила.
— Благодарствую, — сказал Мирин.
— Неси свою кружку, — сказал Лисий хвост.
Мирин принес еще одну кружку и налил нее медовухи.
Лисий хвост поднял кружку:
— Господа, выпьем за счастливое избавление от разбойников и за нашего доброго князя!
Старшины выпили и зачавкали капустой — капусту брали пальцами прямо из миски и отправляли в рот. С пальцев на стол капал молочный рассол.
— Хороша медовуха. И впрямь, лучше всех в городе, — проговорил Лисий хвост и взял моченое яблоко. — И как тебе только удается такую медовуху делать?
— Однако секрет у меня есть, — хвастливо проговорил Мирин.
Медовуху он выпил, но за стол к старшинам не полез, потому что знал, что всякому груздю свое место. Не стоит лезть за стол того, кто неравен тебе.
Ведь никто не хочет равнять себя с бедным, а бедный не захочет сидеть рядом с нищим. Посадить за один стол неравных людей — значит одного оскорбить, другого обидеть.
Троян с сожалением бросил взгляд на мясо и горестно вздохнул.
— Что вздыхаешь старшина? — насмешливо спросил Лисий хвост.
— На княжеском пиру наелись и напились так, что животы болят, — сказал Троян, поглаживая обтянутый парчовой рубахой живот.
Терчин, худой и злой, покосившись на круглый живот старшины, буркнул:
— Жрать надо меньше, тогда и живот не будет болеть.