Мелвиль развел руками:
— Я должен был выяснить, что вы достаточно здоровы, чтобы принять меня.
— И посовещаться с вашими друзьями. Я боюсь, что они — ваши друзья, Мелвиль. В таком случае вы не можете быть моим другом.
— Ваше величество, простите меня, но это не так. Больше всего меня волнует ваше благоденствие.
— Вам следует сказать мне, зачем вы приехали. Я перенесла такие невзгоды, что быстро устаю.
Мелвиль многозначительно посмотрел на Джейн и Мари.
— Вы хотите поговорить со мной наедине? — быстро спросила Мария. — Ну, хорошо. Джейн и Мари, вы можете оставить нас.
Когда они вышли, Мелвиль сказал:
— Я должен сообщить вашему величеству, что я только привез послание от конфедерации лордов. То, что я должен сказать, исходит совсем не от меня. Я просто посланник.
— Я понимаю, что вы привезли мне ужасные новости, и я умоляю вас не держать меня в напряжении. Я так много выстрадала, что, несомненно, смогу выдержать еще немного.
— Ваше величество, это желание конфедерации лордов, чтобы вы подписали формальное отречение в пользу вашего сына Джеймса.
— Отречение! — Она многое могла представить, но только не это. — Джеймс, — прошептала она. — Но он всего лишь ребенок, которому чуть больше года.
— Ваше величество, конфедерация лордов провозгласит его королем Шотландии.
— И назначит регентство! — с горечью добавила она. — Ребенок ничем не сможет помешать им на их пути, не так ли?
— Ваше величество…
Она устало отвернулась:
— Я слишком больна для таких дел, — сказала она. — Как жестоко с их стороны посылать мне подобные требования… сейчас. Неужели они не могут позволить мне спокойно пожить еще несколько недель, чтобы я могла восстановить мои силы?
Мелвиль молчал. Он был тронут ее тяжелым состоянием. Любому мужчине было трудно устоять перед Марией. Ее красоту не могло разрушить ничто, но привлекала не только ее красота: в ней была какая-то беспомощность, хрупкость, она была совершенно женственной, сочетая в себе все, что больше всего притягивало мужчин.
Он должен был сдерживать себя, чтобы не отказаться от собственных принципов и не предложить ей свою помощь. Он мог бы сказать ей, что кое-кто из знати планировал освободить ее. Что Хантли, предводитель католиков и северной группировки, был готов прийти к ней на помощь со своими шотландскими горцами. Что с ним были Флеминг, Аргайл, Геррис и другие. Но если бы он поступил так, то это только усилило бы ее сопротивление, а его послали в Лохлевен совсем не за этим.
Мария печально спросила:
— Сэр Роберт Мелвиль, разве я не всегда честно вела себя с вами? Почему же вы оказались среди моих врагов?
— Ваше величество, если бы в моих силах было помочь вам…
Она отвернулась от него и протянула белую руку, совершенной формы, но очень хрупкую.
— Вы можете помочь мне, — сказала она. — Вы можете передать записку моим друзьям. Конечно, у меня еще есть друзья. Флеминги… Сетоны. Я всегда смогу положиться на них. Мэри Флеминг и Мэри Сетон были мне как сестры. Где мой брат? Почему я не могу увидеться с ним? Я не верю, что он будет действовать против меня.
— Я не могу никому передать послание от вас за пределами Лохлевена. Я прибыл сюда только посоветовать вам принять это предложение, поскольку это единственное, что вам остается.
— Отречение! — повторила она.
Мелвиль шагнул ближе к постели и украдкой посмотрел через плечо.
— Ваше величество, если сейчас вы подпишете формальное отречение, а потом сбежите отсюда… Вы всегда сможете отказаться от этой подписи, сославшись на то, что подписали его под принуждением.
Она резко взглянула на него:
— И это ваш совет?
Он не ответил, но опустил глаза.
— Откуда мне знать, кому я могу доверять? — требовательно спросила она.
Мелвиль, казалось, внезапно принял решение:
— Ваше величество, могу я говорить откровенно?
— Меня бы это порадовало.
— Я уверен, что Шотландия была бы счастлива видеть вас на троне, если бы вы развелись с Ботуэллом.
— Развестись с моим мужем!
— Шотландия никогда не примет ни его, мадам… ни вас, пока вы будете оставаться его женой.
— Я — его жена. Этого ничто не может изменить.
— Этот нечестивый брак должен быть расторгнут. Только если вы готовы взойти на трон без него, вам будет позволено это сделать.
Мария молчала. Заговорить о нем означало бы живо представить его перед собой; она почти могла слышать его грубый смех, ощущать прикосновение его рук. «Ботуэлл, — подумала она, — где ты сейчас?» У нее закружилась голова от страстного желания почувствовать его плоть, прижимающуюся к ней.
— Это единственный выход, мадам. Я призываю вас осознать это, пока еще не слишком поздно.
— Где Ботуэлл? — спросила она, и у нее перехватило дыхание.
— Я слышал, что он на севере с Хантли.
— Тогда он собирает войска. Он придет освободить меня от моих врагов. Тогда настанет их черед приходить в отчаяние.
Мелвиль покачал головой.
— Вся страна против него. Шотландия покончила с ним в ту ночь, когда был убит Дарнли.
— Вы многого не понимаете.
— Пожалуйста, ваше величество, пообещайте мне, что вы подпишете акт отречения. Пообещайте мне, что вы отречетесь от Ботуэлла.
Мария скрестила руки и воскликнула:
— Вы просите меня развестись с отцом ребенка, которого я ношу. Я никогда не сделаю этого.
— Значит, вы ждете ребенка?
Мария опустила голову.
— Я с нетерпением жду его рождения, — сказала она. — Я страстно желаю иметь живое существо, напоминающее мне о нем.
Мелвиль печально посмотрел на нее. Была ли еще когда-нибудь столь несчастная женщина? Свергнутая со своего трона! Верная убийце, дитя которого она носит! Ее действительно надо уговорить подписать отречение.
— Пожалуйста, оставьте меня, — сказала Мария. — Я слишком слаба, чтобы заниматься государственными делами.
Совершенно огорченный, Мелвиль покинул ее апартаменты. Ему придется доложить о своем провале Линдсею и Рутвену.
В ту ночь Мария проснулась от боли. Она с тревогой позвала Джейн Кеннеди.
— Приведите ко мне моего аптекаря, — едва выговорила она. — Я умираю.
Проснувшийся аптекарь пришел к ней с Мари Курсель. Взглянув на свою госпожу-королеву, он обернулся к двум женщинам и, заломив руки, закричал:
— Королева смертельно больна.
Затем он опомнился и стал отдавать указания. Он хотел позвать врача, но Мария запретила ему.
— Я имею основания доверять только вам троим в этом замке. Сделайте для меня то, что сможете, а в остальном будем уповать на бога.
Аптекарь приготовил ей горячую микстуру, и когда Мария выпила ее, он шепнул Джейн:
— Чего можно ожидать! Она столько выстрадала. Это может повлиять на ребенка, которого она носит.
— Она в опасности? — шепотом спросила Мари Курсель.
— Роды всегда опасны, а неестественные роды вдвойне.
Мария металась в постели, звала Ботуэлла и маленького Джеймса, затем забормотала по-французски, явно в беспамятстве, в то время как Джейн и Мари стояли на коленях и молились, чтобы их госпожа выкарабкалась из нового испытания, как и из всех других. Их молитвы были услышаны, и до наступления утра Мария родила двух мертвых, близнецов.
— Она поправится при хорошем уходе, — заверил их аптекарь.
Мари и Джейн обменялись взглядами. «Близнецы Ботуэлла!» — подумали они. Им хотелось надеяться, что эта потеря его детей положит конец его связи с Марией.
После выкидыша Мария не оставляла своей постели. Она чувствовала себя слабой физически, но, как ни странно, могла теперь рассматривать будущее в ином свете.
Она оплакивала потерю близнецов и думала о них постоянно. Его близнецы. Она не могла не думать, насколько они могли бы походить на него, и содрогалась, размышляя о том, каким могло стать их будущее.
Но она переставала быть безучастной. Теперь, уже не будучи беременной, она обратила свои мысли на возможности побега, а желание вновь отвоевать свою корону разгорелось сильнее, чем когда-либо с тех пор, как ей пришлось отступить у Карберри Хилла.
Она лежала в постели, наблюдая за дикими гусями, летящими через озеро, прислушивалась к шагам часового за окном и то и дело задумывалась о том, находится ли до сих пор в замке тот мальчик с выразительным лицом, пытавшийся сказать ей своим взглядом то, в чем опыт длительного пребывания при французском и шотландском дворах научили ее разбираться. Пока она лежала так, в комнату вошла Джейн Кеннеди и сказала ей, что Мелвиль снова в Лохлевене и что теперь он вместе с Линдсеем и Рутвеном требует, чтобы их немедленно проводили к королеве.
— Я приму их, — сказала Мария; и через несколько минут они уже были у ее постели.
Мелвиль выразил сожаление по поводу того, что она все еще больна, и надежду, что она вскоре поправится.