— Вольно!
Подмигнув хмурому дневальному, продолжил:
— Господа юнкера, — глянул на дверь «дежурки», — Сейчас прошу вас следовать за мной в цейхгауз для получения обмундирования… Не растягиваться, козероги, — когда отошли подальше от «дежурки», пренебрежительно произнёс он. — До юнкеров вам расти и расти.., — вновь сморщившись, наблюдал, как молодое пополнение надевает белые полотняные рубахи с погонами, кожаные ремни с тусклыми бляхами и чёрные штаны с короткими сапогами.
Бывшие кадеты быстро разобрались в новой форме и вскоре построились, разглядывая друг друга и особенно гимназистов. На головы, с военным уже шиком, водрузили бескозырки.
— Бескозырки полагается надевать так, чтобы между ней и правой бровью проходил один палец, а над левым ухом — четыре, — нравоучительно произнёс стриженый.
Бывшие кадеты сразу его поняли и мигом поправили бескозырки согласно уставу.
— Ну а вы чего всё босиком, гимназёры? — подошёл к ним портупей–юнкер старшего курса. — Без сапог, но в шляпе, — ехидно глянул на приляпанные к головам головные уборы. Портянки мотать не умеете? Кто покажет маменькиным сынкам? — повернул коротко стриженую голову к одевшимся уже юнкерам из кадетов.
— Пара пустяков, господин портупей–юнкер, — щёлкнул каблуками высокий, худощавый, белобрысый юноша.
— Назовитесь, господин юнкер, — строго оглядел его стриженый, — и застегните верхнюю пуговицу на рубахе.
— Слушаюсь! — выполнив команду, вновь щёлкнул каблуками. — Юнкер Зерендорф, господин старший портупей–юнкер.
— Приступайте, — благосклонно разрешил стриженый.
Зерендорф ловко снял сапоги и, поставив ногу на табурет, размотал и намотал портянки.
Выдававший им форму пожилой седоусый унтер–офицер одобрительно хмыкнул.
— Ещё раз, — велел стриженый. — Ну а теперь вы, детвора. Вам весь год в портянках парится, только на старшем курсе носки разрешат носить.
Дубасов обиженно засопел, однако ссориться не решился.
Под смех бывших кадетов, Аким с Дубасовым кое–как накрутили портянки и одели сапоги.
Форма на них висела мешком, а бескозырка приляпалась к голове пережаренным блином.
— По–моему, Аким, мы становимся посмешищем Павловского училища, — грустно шепнул другу Дубасов. — Сколько же народу придётся отдубасить, чтобы уважение внушить, — огляделся по сторонам, подсчитывая.
Кроме повседневной формы им выдали ещё парадный чёрный мундир и высокие сапоги, а также шинели, перчатки, гимнастические рубахи, башлыки, зимние барашковые шапки и ещё кучу всякой всячины.
— Ну а теперь, юнкера рядового звания, — гордо глянул на свои погоны стриженый, — милости прошу в роту. Покажу козерожьи ваши койки и тумбочки, — хмыкнул в бритый подбородок.
Не успели войти в помещение, как вздрогнули от вопля:
— Р–рота–а стройсь! — и бравый портупей–юнкер, приложив руку к бескозырке, побежал докладывать вошедшему капитану.
Среднего роста щеголеватый капитан в старомодном пенсне, с университетским значком и юбилейным знаком ПВУ на кителе, прошёлся перед неровным строем, критически оглядывая юнкеров. Левую руку он держал в кармане брюк.
— Я ваш ротный командир, капитан Кусков Дмитрий Николаевич, — остановился перед друзьями и, сморщив лицо, тяжело вздохнул.
— Гимназисты, ваше благородие, — козырнув, доложил портупей–юнкер, саркастически нахмурив брови.
По его глубочайшему мнению, он ответил сразу на все вопросы начальника.
Поднеся к пенсне исписанный листок, капитан прочёл фамилии.
— Вы Рубанов? — почему–то сразу угадал он. — Через час зайдёте ко мне в кабинет, — с ног до головы оглядев юнкера, опять тяжело вздохнул.
Аким растерялся. Хотел сказать «Ага» и утвердительно кивнуть головой, но вовремя вспомнил, что это не по уставу. Как нужно по уставу — забыл.
Встретившись с требовательным взглядом капитана, улыбнулся и произнёс:
— Ладно.
Капитан сразу сник, портупей–юнкер напрягся, а рота покатилась со смеху.
— Отставить! — резко произнёс капитан. — Займётесь с ними отдельно. А сейчас покажите юнкерам их койки, тумбочки и помещение роты. Завтра распределим винтовки.
Ровно через 60 минут, Рубанов, расспросив, где кабинет, с опаской постучал в дверь и, войдя, лихо, по его мнению, козырнул, доложив о прибытии, как учил портупей–юнкер.
— Хорошо! — более доброжелательно произнёс капитан. — Вы сын генерал–адьютанта Его величества Максима Акимовича Рубанова?
— Так точно, господин капитан, — вспомнив ответ, радостно подтвердил Рубанов–младший.
— В стенах училища забудьте об этом… Вы поняли?
На этот раз Аким не по уставу просто кивнул головой.
— Свободны! — страдальчески махнул правой рукой капитан.
После простого, но сытного обеда, который Акиму не очень–то понравился, Дмитрий Николаевич прочёл краткую лекцию об училище и предметах, которые им предстояло пройти.
— Наше училище представляет собой батальон из четырёх рот. Вашей дисциплиной и воспитанием будут заниматься строевые офицеры: командир батальона, четыре ротных командира, и у каждого ротного по два младших офицера. Курс обучения рассчитан на два года. Лекции вам станут читать офицеры генштаба, военные инженеры и даже профессора университета.
Капитан крупными шагами ходил по классу, не вынимая из кармана левую руку, и размеренным голосом проводил урок:
— Какие же науки предстоит вам постигнуть в наших стенах? В программу училища входят как общеобразовательные предметы: закон божий, русский, французский и немецкий языки. Так и военные дисциплины: тактика, артиллерия, фортификация, военная топография, военная администрация, военная история, законоведение, военная гигиена. Все военные училища готовят не только для армии, но и для государства людей образованных и культурных, а потому в программы военных заведений, и в наше в том числе, включены танцы, гимнастика, фехтование, ну и, разумеется, все вы должны знать в теории и использовать на практике правила хорошего тона и светский этикет.
«Надо мадам Камиллу сюда устроить», — хмыкнул Аким.
— … чтоб дамы, завидев вас, восклицали: «Ах, эти военные такие душки», — пошутил напоследок капитан.
Далее обучение взял в свои руки стриженый портупей–юнкер.
Закрыв дверь классной комнаты, и пару раз скомандовав: «Встать–сесть», — чтоб знали своё козерожье место, он тоже провёл урок.
— Вот что, господа козероги, все вы как «Отче наш», должны запомнить, что юнкер старшего курса для вас Царь, Бог и Воинский начальник. Следует беспрекословно ему повиноваться, не за страх, а за совесть… Шучу! За страх — тоже. Старший курс до воинской присяги, станет постоянно вас, так ска–а–ать, экзаменовать. Где бы вы ни столкнулись со старшим юнкером, должны беспрекословно… запомнили, господа козероги, беспрекословно исполнять его команды. Это называется «цук». Поверьте молокососы, цуканье поможет вам быстро усвоить воинскую науку и дисциплину. Юнкер старшего курса для вас не какой–то там гимназёр или студиоз, а «трынчик». Это очень почётное звание. Но как бы старшекурснику не хотелось задавить вас своим авторитетом, его притязания строго ограничены. Из еды трынчику брать ничего не положено. Булки по утрам ешьте сами. Бить и оскорблять вас мы тоже не имеем права… Ну, а «молодой» там, или «маменькин сынок», не оскорбление, а констатация факта. Уяснили, клопы? Это наши, а теперь и ваши не писанные традиции. И скажите спасибо, что вы не в Николаевском кавалерийском училище. Вот там настоящий «цук». А здесь так, пустяки… Если что, обращайтесь ко мне. Некоторое время я буду вашим командиром взвода. Обращаться ко мне следует «Господин портупей–юнкер». Ну а для расширения вашего кругозора.., зовут меня, — поднял крепкий кулак и поводил из стороны в сторону стриженой головой на мощной шее, — Гороховодатсковский Амвросий Дормидонтович.
— Чего-о? — поразился Дубасов. — Не в жизнь не выговорю.
— Если коротко, то ГАД, — хмыкнул Рубанов.
Почуяв посягательство на свою фамилию, стриженый крепыш как можно строже нахмурил широкие брови, зловеще подёргал курносым носом, и друзьям по его команде пришлось пятнадцать раз лечь и отжаться.
— Или горох, — с придыхом от физических нагрузок зашептал другу Дубасов, на что тот хихикнул.
Отжавшись ещё по двадцать раз, они всё равно остались при своём мнении.
Повоспитовав молодёжь, которой повезло, что портупей–юнкер точно не расслышал, а только догадывался о данной ему характеристике, тот вдарился в воспоминания:
— А сюда я пришёл не из какой–то там ГАВНАЗИИ, — глянув на друзей, громче, чем надо произнёс он, — а из Императорского Училища Правоведения, что на Фонтанке, напротив Летнего сада. Знали бы вы, дети, как надоели мне всякие «права»: римское, гражданское, морское, полицейское… Вот потому–то будущие законники и сидят после лекций в различных забегаловках на Фонтанке, и немерено глохчат водовку. Вот она, жисть–то была, какая окаянная, — по–крестьянски просто описал свою судьбинушку. — А какая там форма? Жёлто–зелёной масти. Тьфу! За неё–то в народе нас и прозвали — «чижики», сочинив дурацкую песенку: «Чижик–пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил. Выпил рюмку, выпил две — зашумело в голове», — напел он, сразу вызвав уважение в Дубасове. — В сто раз лучше быть «трынчиком», чем каким–то там «чижиком».
