Свидание было испорчено. Юрша проводил Таисию домой.
До вечера Таисия не показывалась и только в наступающих сумерках прошла с девушками в сад. Юрша встретил ее, и они, прохаживаясь между деревьев, разговаривали о непонятном поступке царева слуги. Вдруг прибежала девка и поспешно зашептала:
— Он! Опять идет!
На этот раз Юрша захватил с собой саблю, он спокойно повернулся к подходящему Спиридону, взяв правой рукой руку Таисии. Парня будто подменили. Он учтиво поклонился боярышне и сказал:
— Прости меня, Таисия Прокофьевна! Совсем голову потерял. И ты, сотник, злобы не имей. Пошли, тебя государь требует.
В сенцах Юрша сказал:
— Уже наябедничал! Эх, Спирька, Спирька!
— Ошибся, сотник. На твое счастье, не успел.
В первой горнице их встретил Прокофий, вид у него был пришибленный:
— Иди, иди скорей. Государь ждет.
Иван сидел на лавке, перед ним стоял светец с пятью свечами, а на столе лежала книга. Бросив быстрый взгляд на вошедших, он продолжал читать. Юрша, поклонившись, остался у двери, Спиридон подошел ближе к государю. В опочивальне было душно, пахло шалфеем, свечным дымом и заморским вином. Иван был в розовой шелковой рубахе, застегнутой на все пуговицы, и в синих шароварах, на плечи накинут белый атласный летник. Он читал долго, потом отодвинул светец:
— Подойди-ка, Юрша-свет... В чем вина твоя перед барыней Марией?
— Не ведаю, государь.
— Не ведаешь? А она требует извести тебя... Отказать ей не могу.
— Твоя воля, государь.
— Да. Воля моя такова: бежи во Владимир, на глаза ей не попадайся. Попадешься, пеняй на себя... Князю Воротынскому скажи, чтоб, не дожидаясь меня, выводил войска в Муром. Мне пусть оставит стрельцов конных в Судогде. Я его в Муроме нагоню. Будет расспрашивать, где я, скажи, что не велено сказывать.
Царь замолчал. Юрша прикидывал: «Сейчас выйду и на коня. Славич отдохнул, близ полночи — во Владимире. Князь уже будет спать, потом поеду прямо в стан. Как с Таисией проститься?..» Иван продолжал молчать, потом как-то лениво спросил:
— На боярышню Таисию поднимал глаза?
Вздохнул Юрша и выдохнул:
— Подымал, государь.
Иван продолжал задавать вопросы, казалось, безо всякого интереса:
— Как осмелился? Думаешь, боярину Прокофию нужен такой зять?
— Государь, скажу как на духу. Полюбил я боярышню Таисию выше всяких мер. Готов за нее живот положить. Знаю, и я ей не противен. Ее любовь окрыляет меня, силу придает мне немалую. Справедливы слова твои — такой зять, как я, боярину не надобен. Вся надежда на тебя, государь. Поднял ты меня из грязи, сотником сделал. Идем на Казань сие время. Во славу твою, государь, свершим мы подвиги великие. Сложу голову под стенами казанскими, так тому и суждено. Живым останусь, глядишь, вспомнишь обо мне. Самой высокой наградой почту, ежели замолвишь за меня слово перед боярином.
— Складно говоришь, слов нет. Потому и понравился государыне. Про Тулу мы не забыли. Во Владимире иди к архиерею, моим именем потребуй двух писцов лучших. Пиши сказание о защите славного града Тулы от крымчаков поганых. Будет лепо про Тулу, увидишь и пишешь Казани покорение, даст Бог. Тогда, так и быть, сватом пойду... — Царь запнулся, зевнул и потянулся. — А стараться тебе придется... Прокофий Таиске жениха-то уже подобрал. Слыхал?
— Не слыхал, государь, — холодея произнес Юрша. — Кого же это?
— Ты знаешь его. Сотник Федор, туляк, сын воеводы. Не тебе чета. Отец Федора, Захар Слепнев, другом боярина Прокофия был. А ныне породниться не прочь. Что на это скажешь?
— Федора-сотника хорошо знаю. Смелый, сильный воинник и человек. Ежели он по сердцу Таисии Прокофьевне придется, пожелаю им счастья и любви! Хоть и нелегко мне будет. Сие ей решать.
— Скажи на милость, какой ты добрый! А на суд Божий не хочешь вызывать? Может, боишься?!
— Нет, государь, не боюсь, но вызывать не буду. Нашим судом будет битва с татарами. Ежели оба выживем, слово Таисии Прокофьевны рассудит нас.
— Мудро рассуждаешь. Ну, езжай с Богом.
Юрша поклонился и вышел. Иван некоторое время смотрел ему вослед, думая какую-то свою думу. Прервал его мысли Спиридон. Он упал на колени и подполз к Ивану. Царь даже привстал со скамьи:
— Ты что?! Никак припадошным стал?
— Государь, не вели казнить, дозволь слово молвить!
— Молви, чего надумал.
— Государь, отдай мне Таисию Прокофьевну!
— Ого! — Иван рассмеялся.
Спиридон, стоя на коленях, смотрел на царя с вымученной улыбкой, еще не понимая, чем развеселил государя. Когда тот перестал смеяться, сказал:
— Я не решился бы, не посмел бы. Но ты обещал ее подкидышу монастырскому. А мой отец — дворянин. В большом почете был у твоего батюшки, великого князя Василия Иоанновича. И я не верный ли тебе слуга?!
— Ай да девка! Третий жених! Вот обрадуется Прокофий! Один одного чище!.. Что ж, после похода на Казань могу пойти сватом за твою службу верную. Старайся! А у тебя больше надежды, чем у них. Им под стрелы вражеские идти придется, с саблями татарскими встретиться. А тебя стрела не достанет, ты всюду на триконь позади меня. Так что надейся и не горюй. Таисия ближе к тебе, чем к Юрше и к Федору. Служи мне верой и правдой.
Спиридон поцеловал полу летника царя.
А Юрша тем временем прошел мимо дремавшего Прокофия, в сенцах остановил девку и попросил ее вызвать боярышню. А ее и вызывать не надо, сама вышла. Отошли в угол, который потемней. Юрша передал разговор с царем. Когда упомянул Федора, Таисия подтвердила:
— Невестушка сказала мне о том, рада почем зря. Но ты поезжай и будь спокоен, выбор я сделала. И никто меня не переломит. Христом Богом и всеми святыми клянусь!
Из царской половины вышел обеспокоенный Прокофий и прошел, не заметив их. Затем выбежал радостный Спиридон. Увидев влюбленную парочку, подошел к стоящему рядом светцу, тихо сказал:
— Прости, боярышня, запалить свечу надобно.
Достал огниво, высек искры и начал раздувать огонь. Таисия презрительно взглянула на него, обняла Юршу, поцеловала и скрылась за дверью. Спиридон со злобой проскрипел:
— Совести нет у девки! — Зажигая свечу, не мог справиться с фитилем — руки дрожали.
Когда раздался стук копыт, Спиридон зашептал проклятия, пожелав от души, чтобы Юрша сломал себе шею.
Из сеней выгнал его Прокофий, потушил зажженную свечу. Секунду спустя на царскую половину прошла Мария с большим подносом, следом за ней — Прокофий с кувшином...
13
Юрша решил, что идти к Воротынскому уже поздно, и направился прямо в стан. Его встретил Аким:
— Вот вовремя, Юр Василич! За тобой присылал Воротынский-князь. Гонец сказал, если появишься, сразу к воеводе.
Поменяв коня, Юрша в сопровождении Акима поехал в город. Аким рассказывал:
— ...Кроме гонцов, к тебе княжич Федор приходил. Беда у него. Прибежал из Тулы Ермилка, его, княжича, добивался. А кто-то из туляков сказал, что этот парень — сын купца, который татарам продался. И поволокли Ермилку к Мокруше. Федор говорил, что парень герой, Тулу спас, а ему не поверили, самого чуть не сцапали. Проводил я Федора к воеводе. Тот хоть и князь, а спешно оделся и пошел в пытошную. Я-то уехал, а князь прислал за тобой, может, из-за этого гонца.
Воротынский размещался в архиерейском подвории, рядом с кельей, приготовленной царю. Юрша назвал себя, дежурный стражник проводил его к князю. Келья была ярко освещена свечами. Ничего монашеского в ней не осталось, кроме темной иконы и маленькой лампады с тусклым огоньком. Стены были завешены светлым сукном, на окнах — белые занавески, на лавках — медвежьи шкуры, на столе — розовая фряжская скатерть. Князь лежал на резной деревянной кровати, он сурово посмотрел на Юршу:
— Поздно катаешься, сотник. Государь не велел говорить, где он сейчас?
— Да, князь.
— Что приказал мне?
Юрша повторил слова царя.
— Да... А если нужно царю что-то передать важное, тогда как?
— Придется ждать, князь.
— Ждать... Ждать нельзя... Ты гонял в Дикое Поле за бирючами самозванца?
— Я, князь.
— О чем читали бирючи — знаешь?
— Велено молчать о том.
— Ладно... Архип, выдь. — Молодой холоп князя поклонился и вышел. — Вот что, сотник, сейчас же ты едешь к государю и тут же по прибытии скажешь без свидетелей мое слово: «Государь наш Иоанн Васильевич, желаю тебе много лет здравствовать. Вынужден беспокоить тебя по делу, не терпящему промедления. Из Тулы пригнал верный человек с письмом. В оном письме указано, что самозванец, называющий себя великим князем рязанским, стоит лагерем под Новосилем. Самозванец ждет денег и письмо от крымского хана. Собирается уйти в Литву. Я, князь Воротынский, если на то будет воля твоя, распорядился: на поимку самозванца послать стрельцов сотника Юрия Монастырского и сотню туляков Федора Слепнева. Головой и нашим доверенным назначаю Юрия Монастырского, поскольку он в деле против самозванца уже участвовал. Монастырский предупрежден, что дело тайное. Самозванца он должен доставить в Москву. Еже надобно будет помощь, ее окажут наместник Новосиля и тульский воевода...» Вот и все. Понятно?
