Выслушав лотошниц, нельзя было им не посочувствовать.
Все они в один голос утверждали, что летом мороженое им выдают без льда и оно тает, а зимой они сами замерзают. Одеты-то плохо, а морозы в Москве жестокие. И вот «промерзнешь так, – рассказывала лотошница Бирюкова, – что зуб на зуб не попадает. Промерзнешь настолько, что ничего не интересует. Стоишь, ничего не кушаешь, без горячего до двенадцати часов ночи».
Бедные женщины! Те из них, кто побойчее да поорганизованнее, зарабатывали неплохо, а большинство еле-еле сводило концы с концами. «Мы работаем на процентах, – говорила лотошница Зенина, – так как у каждой семья, все почти без мужей», а Юлина добавила: «Вся публика покупает батоны, а я не имею возможности купить батон. Я зарабатываю 200 рублей в месяц… зовут меня и верблюдом, и слоном, потому что все на себе таскаю…»
Сравнение Юлиной с животными было, вероятно, навеяно тем, что торговала она недалеко от зоопарка.
Впрочем, люди вообще любят сравнивать себя с животными. Гусь, кот, пес, кобель, сука, свинья, козел, осел, ишак – вот тот неполный перечень имен, коими мы величаем себе подобных. Но бывают моменты, когда все население страны чувствует свою принадлежность к какому-либо одному виду млекопитающих, например ослу. Такое бывает, в частности, в дни денежных реформ. И сколько бы люди о них ни думали, ни говорили, случаются они всегда неожиданно. Так было и на этот раз.
15 декабря 1947 года в «Правде» было опубликовано постановление «О проведении денежной реформы и отмене карточек на продовольственные и промышленные товары».
Этим постановлением с 16 декабря вводились в обращение новые деньги. Не стало красных тридцаток, появились четвертные – купюры по 25 рублей. На всех купюрах (от 10 и выше) появился портрет Ленина. Старые деньги до 22 декабря включительно можно было обменять в сберкассах и выплатных пунктах на новые из расчета 10 старых рублей на рубль новых. Только мелочь не утратила своей стоимости. Монеты продолжали хождение по номиналу.
Денежные вклады до 3 тысяч рублей после проведения реформы выдавались также по номиналу, то есть в виде 3 тысяч новых рублей. Если же вклад был больше 3 тысяч, то первые 3 тысячи выдавались по номиналу, а остальные деньги до 10 тысяч выплачивались из расчета 2 рубля новых за 3 рубля старых, а свыше 10 тысяч – из расчета 1 рубль новых за 2 рубля старых.
Некоторые москвичи, имевшие большие вклады в сберкассах, ругали себя за то, что поверили призыву: «Брось кубышку – заведи сберкнижку!» «Золото надо было купить, бриллианты», – думали они, ну а мелкие мошенники вырезали из газеты или из «Огонька» снимки новых денег, склеивали их, раскрашивали и выдавали за настоящие. Первые дни многие еще не видели новых денег, особенно те, кто приезжал в Москву из провинции. Этим мошенники и пользовались.
Многие реформе радовались. Ушли в прошлое такие понятия, как «отовариться», «промтоварная единица», не надо было теперь «прикрепляться» к магазинам, собирать и сдавать всякие справки для получения карточек, бояться того, что их потеряешь или их у тебя украдут. Ушли в прошлое такие объявления, как: «Прием стандартных справок до 19-го. Не сдавшие своевременно останутся с пятидневками» или «С 1 февраля 1946 года будет производиться продажа картофеля по продовольственным карточкам на февраль (по безымянному талону) по три килограмма на человека. Отпуск картофеля будет производиться по месту прикрепления продовольственных карточек».
Больше всех радовалась, конечно, пресса. «Полновесный новенький рублик зазвенел золотым звоном!» – заливались газеты в припадке восторга.
Ну а когда в Москве открылись наполненные товарами магазины, москвичи обалдели. После жалких прилавков военной поры картина была впечатляющая. На прилавках лежали продукты, о которых москвичи давно забыли. В Москве тогда сразу открылось сорок два кафе, столовых и закусочных. Первое блюдо в столовой стоило от 80 копеек до полутора рублей, а второе – от 70 копеек до 4 рублей. В учреждениях и предприятиях, помимо столовых, заработало четыреста буфетов.
Единственное, что портило впечатление, так это ценники.
Согласно им килограмм ржаного хлеба стоил 3 рубля, пшеничного – 4 рубля 40 копеек, килограмм гречки – 12 рублей, сахара – 15, масла сливочного – 64, подсолнечного – 30, килограмм мороженого судака – 12 рублей, литр молока 3–4 рубля, десяток яиц – 12–16 рублей (яйца тогда были трех категорий). Килограмм кофе стоил 75 рублей, бутылка «Московской» водки (пол-литра) – 60 рублей, а пива «Жигулевского» – 7.
При зарплате в 500-1000 рублей жить было, конечно, трудно. Ведь помимо еды нужно было покупать кое-какие вещи, а они были недешевы. Скромный мужской костюм, например, стоил 450 рублей, а приличный, шерстяной – 1500. Туфли стоили 260–300 рублей, галоши (артикул 110) продавались за 45, а носки мужские, «рисунчатые» – за 17–19 рублей. Разоряли москвичей такие приобретения, как часы, радиоприемники и пр. Часы марки «Звезда» или «ЗИФ», как и патефон «ПТ-3», стоили 900 рублей, радиоприемник «Рекорд» – 600, фотоаппарат «ФЭД-1» – 1100 рублей.
Первые послевоенные годы, особенно 1946-й, были голодными годами. Да и последующие сытыми не назовешь. Изобилие продуктов первых послереформенных дней таяло. Деликатесы люди не брали, а дешевых продуктов и, в частности, хлеба не хватало. Правда, кое-какие продукты мы получали в виде репараций из Германии. Помню, в магазине «Яйцо-птица» на Сретенке в те годы на прилавках лежали фазаны с длинными хвостами. Еще не исчез из продажи американский «яичный порошок». Все же жить можно. 21 января 1949 года в Москве, как шутили тогда, похоронили последнего голодного. Им оказался поэт Михаил Семенович Голодный, а неделю спустя в газетах появилось постановление правительства «О новом снижении с 1 марта 1949 года государственных розничных цен на товары массового потребления».
Как разъясняло постановление, «новым» это снижение цен называлось потому, что в 1947 году, во время денежной реформы, были отменены коммерческие цены на продукты питания. На этот раз были снижены на 10 процентов цены на хлеб, крупу, макароны, рыбу, мясо, яйца. Водка подешевела на 28 процентов. Больше всего, на 30 процентов, подешевели патефоны и часы.
С 1 марта 1950 года грамм золота в СССР стал стоить 4 рубля 45 копеек, а один доллар США – 4 рубля (до этого он стоил 5 рублей 30 копеек).
Снижение цен в 1950 году было самым большим. Крепкие десертные вина подешевели тогда на 49, а пиво на 30 процентов, хлеб и масло также подешевели на 30 процентов. На 25 процентов были снижены цены на юфтовые ботинки. Эти ботинки делались из жирной кожи и были водонепроницаемыми.
В 1951 и 1952 годах цены тоже снижались, но меньше. Кроме того, в 1952 году, в отличие от предыдущих лет, снижение цен произошло не 1 марта, а 1 апреля. Было ли это случайностью, или нет, не знаю, но с тех пор цены снижать перестали, а первое апреля назвали «Днем смеха».
В отличие от амнистии и всеобщей мобилизации снижение цен касалось всех, и радость по этому поводу была всеобщей.
А тем временем вещи, привезенные из Германии, которыми торговали барахолки и комиссионные магазины, постепенно старели и исчезали. Правда, некоторые дамы еще надевали в театры трофейные ночные рубашки вместо платьев, мужчины еще брились опасными бритвами фирмы «Solingen», по городу еще ездили трофейные автомашины, но прилавки магазинов все больше заполнялись отечественными товарами. В парфюмерных магазинах это были «сюрпризные коробки»: «Камелия», «Магнолия», «Белая ночь», лосьоны «Тоник», «Топаз», «Вита», крем для употребления после бритья «Норд». Несколько позже появились духи и одеколон фабрики «Красная заря»: «Огни Москвы», «Красная Москва», «Черный ларец», «Голубой ларец» (коробки для них имели форму ларца), «Золотая звезда», «Манон», «Камелия» и «Магнолия». Фабрика «Новая заря» выпустила духи «Жди меня» в лазурных коробках с незабудками – цветами верности. Духи «Кремль» продавались во флаконах, похожих на Водонапорную башню Кремля.
Напоминало башню и фигурное мыло с названием «Кремль», а мыло «Кремлевские звезды» имело форму звезды. Продавалось такое мыло в коробках, по три куска в каждой, и стоило 8-10 рублей. В продажу поступили наборы мыла с названием «30 лет Октября», «Триумф Октября». Набор «Московские зори» продавался в коробках с портретом А. С. Пушкина. В аптеках покупали зубной порошок, носивший на своих круглых коробках такие названия: «Юбилей Октября», «Детский», «Виктория», «Садко», «Метро». Зубной пасты тогда еще в аптеках не продавалось.
А в табачных магазинах и киосках можно было купить сигареты «Аврора», «Метро», «Тайга», «Дукат», «Радио». Табачные магазины (один такой был в доме 14 по Столешникову переулку) расписывались под хохлому – золотым, черным и красным цветом. В них и мебель была какая-то хохломская.
Фотоаппараты и радиоприемники в сороковые годы были редкостью. В марте 1946 года руководство страны приняло решение «выделить» тридцать тысяч приемников для секретарей райкомов партии, комсомола и председателей исполкомов из расчета пять приемников на каждый район. Простые же люди купить в магазине приемник не могли. Для этого нужно было иметь доступ в специальный магазин «Особторга», да и приобретать там товар по «значительно повышенной цене», как отмечалось в одной из докладных записок ЦК ВКП(б). Наконец в 1948 году москвичи получили возможность покупать на автоаккумуляторном заводе в Верхних Лихоборах за 70 рублей детекторный приемник «ДР-1 с комплектом одного двуухого телефона-наушника». Потом появился радиоприемник «Москвич». Стоил он 250 рублей. Купить его можно было только в образцово фирменном магазине «Главэлектросвязьсбыта» на Большой Колхозной (Сухаревской) площади. Тогда же в этом магазине, впервые в нашей стране, появились и «телевизионные приемники» марки «Т-1 Москвич». Стоили они 1500 рублей. В объявлении, опубликованном по такому случаю в «Вечерней Москве», говорилось: «Магазин производит доставку, установку, а также инструктирование и обучение потребителей настройке и пользованию телевизором бесплатно».
