впустую, дорогая.
Лукреция закрыла альбом и подошла к Сальваторе. Он почувствовал ее руку на своей щеке и в этот раз не нашел в себе сил отстранить ее. Неожиданно Пациенца предложила:
– Я хочу на воздух, Тото. Ненадолго, просто подышать.
– Хорошо, пойдем.
Они вышли на улицу и обошли вокруг квартала. Через пятнадцать минут Сальваторе обнаружил себя у небольшого фонтанчика, который питался от акведука. Кастеллаци помнил времена, когда женщины стирали здесь белье. Сейчас такое случалось редко, а может быть, он просто не обращал внимания. Лукреция играла с холодной струей воды рукой. Сальваторе поежился – не за горами были ночные заморозки.
– Ты знаешь, что из этого акведука питается фонтан Треви и фонтан Четырех рек на Пьяцца Навона?
– Нет, я этого не знала, да и… мне плевать, честно говоря, Тото, главное, что из этого акведука питается этот фонтан… Почему вы поссорились?
– Ты же знаешь, потому что я был идиотом.
– Это общие слова, Тото, что конкретно послужило причиной?
Сальваторе присел на портик фонтана рядом с Лукрецией и зарылся правой рукой в ее вьющиеся волосы, которые она наконец-то распустила.
– Причиной послужило то, что она слегка передержала пасту, как она делала это всегда. Я очень устал на съемках, у меня ничего не получалось, сроки поджимали, а я… не имел идей. Я вернулся домой и за ужином заметил, что паста чуть переварена. Катерина завелась с полоборота, назвала меня неблагодарной сволочью, что, кстати, было правдой. Я понял, что натворил, попытался извиниться, оправдаться, но она, как видно, давно это в себе держала, поэтому нанесла удар ниже пояса – заявила, что я никогда для нее ничего не делал и ничем не жертвовал. Это было неправдой, Катерина это знала, как знала она и то, что меня это выведет из себя. Через полчаса я назвал ее картины безыдейным дерьмом, а она сказала, что скорее будет давать на улице за гроши, чем посмотрит еще хотя бы один мой фильм. Я ушел. К утру понял, что никогда себе не прощу, если позволю переваренной пасте разрушить единственные здоровые отношения, которые были в моей жизни, но Катерины уже не было, ни в квартире, ни в Риме, ни в моей жизни… Все трагедии, и маленькие, и великие происходят из глупости и упрямства, Лукреция.
– Смотри.
Сальваторе проследил за ее взглядом и увидел целующуюся парочку, которая укрылась в тени арки акведука в тщетной надежде спрятаться от взгляда Рима.
– Ты знаешь, что этот акведук называется Aqua Virgo – Вода девы?
– Как ты думаешь, Тото, эта женщина – дева?
Кастеллаци присмотрелся к любовникам и понял, что они вовсе не юны. Лица мужчины он рассмотреть не мог, но руки женщины несли на себе печать возраста и тяжелого труда. Не став ждать ответа, Лукреция произнесла:
– Сальваторе, я иду спать, и ты идешь вместе со мной.
– Хорошо, дорогая, не вижу для этого никаких препятствий.
Новые времена
Лукреция ушла довольно рано. Перед уходом она сказала Кастеллаци, что не перестала быть собой за одну ночь. Он и сам это понимал. Чиро так и проспал всю ночь на диване в кабинете и, проснувшись, страдал от излишеств вчерашнего вечера так сильно, что Сальваторе пришлось его лечить. К полудню Бертини пришел в себя и удалился. Кастеллаци снова был один.
Он сходил в ближайший ресторанчик и пообедал. На улице было промозгло и ветрено, поэтому Сальваторе вернулся к себе и обратился к своей новой работе. Через полтора часа его отвлек телефонный звонок.
– Кастеллаци у аппарата.
– Чао, синьор Кастеллаци! Это Феллини вас беспокоит. Можете говорить сейчас?
– Да, конечно, Федерико.
– Помните наш разговор неделю назад, синьор Кастеллаци?
– Да, разумеется, помню.
– Я звонил вам вчера вечером, но вас не было дома. Боюсь, что с Казановой в ближайшее время ничего не выйдет. Я переговорил с несколькими людьми, которые способны проспонсировать такой проект. Есть один продюсер, который проявил интерес, но он в индустрии совсем недавно и не готов сразу вкладываться в столь рискованную затею… В общем, простите меня, синьор Кастеллаци.
– Глупости, Федерико! Я знаю, как делается кино – вам не за что извиняться.
– Я буду держать вас в курсе по возможности.
– Не стоит. Если вам удастся вернуться к этой идее, вы вполне сможете реализовать ее и без меня. Не хочу, чтобы вы чувствовали себя обязанным.
Феллини начал отвечать, но бесконечный вихрь суеты, в котором он жил, отвлек Федерико от разговора на минуту. Наконец, он вновь заговорил:
– Синьор Кастеллаци, мне нужно бежать. Заходите как-нибудь к нам в гости, я буду очень рад вашей компании!
– Обещаю, Федерико. Бегите, а то они без вас пропадут. Удачи вам!
– Чао, синьор Кастеллаци…
Сальваторе снова остался один. Он попытался сосредоточиться на работе, но через полчаса отвлекся, запрокинул голову и уставился в потолок. Кастеллаци отчетливо чувствовал себя ненужным. Дело было вовсе не в неудаче Феллини. Сальваторе понимал, что между намерением снять фильм и выходом готовой картины на экраны всегда лежит длиннющая полоса препятствий, каждое из которых вполне может стать последним. Иногда на преодоление этой полосы уходила целая жизнь.
Кастеллаци зло посмотрел на исписанный диалогами лист бумаги и спросил у него: «Зачем?» В ответ раздался еще один телефонный звонок.
– Кастеллаци у аппарата.
– Синьор Кастеллаци, это Доменико Куадри. Нам нужно встретиться.
– Это по поводу последней воли синьора Диамантино?
– В том числе…
От внимания Кастеллаци не ускользнуло то, что Доменико ушел от ответа.
– Хорошо, когда вы свободны, Доменико?
– До завтрашнего утра. Могу подъехать к вам, если вам так удобнее.
Сальваторе выглянул в окно и увидел, что над Римом начинался дождь.
– Да, Доменико, если вас это не сильно затруднит. Мой адрес…
– Я знаю. Скоро буду. Чао.
Сальваторе и до похорон Диамантино доводилось однажды видеться с Куадри, но в тот раз они не общались. Тогда заблудший гений показался Кастеллаци человеком, который все делает немного неискренне. Сами его выходки, казалось, были лишь тщательным исполнением роли алкоголика и наркомана идущего по пути саморазрушения. Сальваторе даже показалось, что безобразная свара Куадри с известным в городе адвокатом, которой он стал свидетелем в тот раз, последовала после всего лишь одного бокала вина, впрочем, тогда Кастеллаци пришел к выводу, что просто не знал, чем успел злоупотребить Доменико до этого.
Куадри приехал через час. Сальваторе увидел, как он паркует роскошный американский автомобиль и немного нетвердо выходит из него на дождливую улицу. Почти одновременно с этим из-за угла ближайшего
