– Все братья твои идут к нам. Я их оповестил.
– Отец! – сказал Ингве-Фрей. – Твое здоровье улучшается. Ты еще поживешь.
– Знаю, что могу еще пожить немного, но позорной смерти на соломе не хочу. Много о ней я говорил людям, научал их ее презирать и только ее и бояться.
Пикой чертиться
Время приспело:
Конунгу[53] срам на одре угасать.
Кровью покрыться
Трудное ль дело!
Так же как жить, нам легко умирать.
Скоро съехались все сыновья царя, княжившие в разных уделах земель квенов, саксов и иотов.
Он созвал жену, детей, дротов, прорицательниц и дружинников, как береговых, так и морских. Совершили жертвоприношение в храме Тора, затем полдня пировали в царском дворце. Красивые, нарядные девы, увенчанные цветами[54], разносили кушанья и пития. Мед, пиво и вино заморское лилось рекой. Царь сидел мрачный. Он думал про себя:
Добро ли я делаю, что не исполняю то, что приказывали мне несомненно благие духи Богучара, Драгомира и Сары в видениях моих. Но могу ли я отказаться от того, чему учил так долго народ мой? Поверят ли мне теперь, если я заговорю иное, чем то, что проповедовал всю жизнь. Велика была наука Драгомира, тверд в веровании был Зур-Иргак, полна любви была Сара, но я разве дурному учил народ? От поклонения злым духам я их отвлек.
Внушив страх Гелы и презрение к смерти на соломе, я сделал людей храбрыми, а храбрецы мои помогли мне создать великую державу.
Не так уже далеко учение мое от того, чему веруют последователи Бога Феодора, Иустина и Сары и мудрецы, продолжающие проповедь Богучара, Драгомира и Зур-Иргака, или мыслители греческие, египетские, да персидские, а так же еще книжники еврейские. Но мой народ их бы не понял.
Если я ошибаюсь, прости меня Единый Всевышний, а дело свое я должен довести до конца и запечатлеть примером, чтобы знали потомки, что у меня слово с делом не расходилось.
Он сделал усилие над собой. Черты лица его приняли величественно спокойное выражение. Он велел возложить себе на голову венец и встав произнес:
Рог принесите!
Вечно будь в славе,
Север державный.
Мы в честь тебя пьем,
Зрелостью в жите,
Строгостью в нраве
Я дорожил, как и мирным трудом.
Тщетно с краями
Витязей диких,
Мира искал я. Далече он был.
Перед стопами
Богов великих
Ждет меня кроткое чадо могил.
К вам я, о боги!
Прах исчезает.
К пиру зовет меня рог громовой
В наши чертоги.
Гостя венчает
Вечная радость, как шлем золотой.
И до дна осушив рог сицилийского вина, рукой он сделал знак, чтобы все удалились. Остались с ним только его жена и дети, и несколько приближенных, которых царь не отпустил от себя. Он обратился к детям:
В согласье братском правьте своей страной,
Пусть будет сила стражем земли родной.
Один безумец, дети, свой край гнетет.
Там немощен правитель, где слаб народ;
Жесткость только злобу в сердцах рождает,
А кротость к благородству, к добру склоняет.
Лишь в правде благо края и трона слава.
Наступило торжественное мгновение. Ингве-Фрей с глазами, полными слез, поднес отцу копье и подал в руки, преклонивши колена. Водан обнял его и поцеловал со словами:
– Здравствуй на многие лета, царь Ингве-Фрей, верховный вождь и повелитель готов и квенов.
За ним получил благословение и царь иотов Скольд. Затем последовали прочие младшие братья князья. Жену Водан принял в свои объятия, сам поднявшись со своего престола.
– С тобой скоро увидимся, дорогая, – сказал он. – Не скорби, а гордись всем созданным перед твоими кроткими очами, для наших потомков, моей любовью к тебе, – и, подняв правую руку к небу, он прибавил:
Вот распахнулись
Двери Валгаллы,
Боги пришельцу
Длань подают.
Фрейр вьет в корону
Вождя колосья,
Фригг вплетает
В них васильки.
Фригг упала к ногам мужа и охватила его колени, заливаясь слезами и рыдая до изнеможения.
– Не пущу, не пущу! Ради Великого Бога не делай! – вопила она, задыхаясь.
Бесчувственную, ее подняли и вынесли из палаты пиров в ее собственный покой. Скандинавские скальды описывают так, что произошло затем:
И вырезает
Руны Одина
Он глубоко на груди на руках,
Дивно блистает
У властелина
Кровь на серебряных лона власах.
Два старца из пришедших с царем из донских степей, доблестные вожди Генир и Лодур, став на колени, собрали в серебряные купели кровь, истекающую из перерезанных жил. Когда он начал совершенно бледнеть и глаза его закрывались, они наклонились к нему со словами:
– Царь! Идем за тобой! Не должно царю идти к богам одному, не сопровожденному преданными слугами. – И тотчас копьями они перерезали себе так же все главные кровеносные сосуды.
Тело царя и тела его двух верных друзей были торжественно сожжены в священной роще Тора, при стечении народа и из всех соседних городков, и из приморских, и из горных селений.
Умер Водан, но дело его осталось. На полуострове квенов были государства, были города, были люди, читающие руны, была торговля и многочисленные корабли плавали по морям, окружающим эти страны. Народы, созданные завоеванием страны квенов асами, сохранили на веки память о своем основателе, богатыре, законодателе, вероучителе и поэте. Совершилось то, о чем вещий старец Драгомир предостерегал своего увлекшегося ученика. Присвоили ему то имя, которое он в некоторых песнях ради созвучия со своими именами сарматским и готским давал своему духу-покровителю – имя Одина. Через несколько поколений он в понятиях народов сместил с высокого первенствующего положения в Валгалле старого Тора, отца богов, и сам был признан отцом ратей, видимых образом Альфодера в осязаемом мире и повелителем Валгаллы и земли. По смерти Фригг и ей были возданы божеские почести, хотя она до конца жизни своей отказывалась поклоняться богам, созданным пылким воображением ее мужа. В молитвах своих она обращалась к неведомому Богу, о котором говорил ей муж, но которого она более чувствовала сердцем, чем понимала разумом. За это, вероятно, и сложилось о ней верование как о богине, знающей судьбу всех людей, но не могущей ей управлять, почему и все молитвы к ней имели характер славословный, а не просительный. Древний бог старых готов Тор занял в скандинавских верованиях более скромное место сына Одина и Фригг. Их же сыном сделали и Бальдра, а так же многих других богов. Верным оказалось предсказание и предупреждение Драгомира: «Зачем слыть ложным богом, когда Бог дал быть великим человеком».
Великая была скорбь по всем берегам Винетского моря. Горевали готы, саксы, квены, иоты и оплакивали царя, создавшего среди них могущественную державу Сигтуны и процветающие княжества, в которых управляли по заветам отца его дети. Искренно разделили их скорбь и славянские города, и поморские, и озерные. Царь Водан был всегда союзником и правдивым другом всех стоявших за вольную торговлю на море, и защищал купцов всех городов от всяких нападений разбойников, какого бы они роду и племени ни были. На всех вечах поставлено было с идущими в Сигтуну купеческими кораблями посылать выборных из лучших людей своего города, чтобы выразить новому царю Сигтуны, Ингве-Фрею, скорбь о кончине славного царя Водана и просить царя, Ингве-Фрея, во всех сношениях с купцами и дружинниками славянских родов не отказаться от заветов своего отца и предшественника. Инге-Фрей понимал всю важность добрых отношений с соседними народами, смелыми и предприимчивыми, он принял всех послов как нельзя лучше и обещал всем во всех случаях, где требует справедливость, помощь и содействие. Все же права, дарованные Воданом, как городским купцам, так и варяжским дружинникам, царь Ингве-Фрей подтвердил.
Много кораблей разных городов стояло летом у пристаней Свантограда, Щирца, Стопенькамня и Ругина. Были люди с Лады и Одры и со всего бодрицкого и лютицкого побережья, не мало прибыло и из Сигтуны. Поэтому не удивительно, что велико было стечение народа в Кволтице. Близ великого жертвенного камня был воздвигнут золотой шатер богини Матказеми, а вокруг на большом пространстве расстилался стан всевозможных посетителей. Богине принесено было в жертву множество коней, быков, овец. Более десяти семейств изъявили желание посвятить дочерей своих служению богине, но немые девы поднимали вверх три пальца и качали головой, а верховный жрец объявил, что могут быть приняты на воспитание только три девочки. Избрали из всех принесенных грудных детей двух самых красивых и здоровых, у которых и родители отличались красотой. Третью взяли глухонемую красотку семи лет. Над всеми тремя в золотой палатке богини было совершено торжественно вырезание языков особенно хитро придуманными ножницами, выхватывавшими языки сразу, после чего в убранной зеленью и цветами колеснице их отвезли в храм для лечения и воспитания. Не бывавшие еще никогда на Ругине острове не могли преодолеть чувства ужаса после виденного обряда, но все не могли так же не дивиться великолепию одежды и убранства немых дев, а так же их красоте.