– Лет десять назад, – говорил один стопенькаменец, – таких красивых дев было только три-четыре при всем храме. Теперь они все сорок девять на подбор. А которая взглянет на тебя да приветливо улыбнется, круги в глазах заходят. А видали вы, панибратики, как они ласково улыбаются нам, малым людям, когда колосья Житного Деда да плоды земные да мед пчелиный раздают. За то богиня и дает нам все эти годы урожай и хлеба, и плодов, а пчелы везде роятся на диво. И торговые люди наши все богатеют. Домов каких во всех городах наших настроили! Велика матушка богиня наша Матказемя. Слава ей и хвала и честь ее девам, молитвенницам нашим.
Иноземный купец, судя по говору и одежде, из озерных, слушая эти речи, сказал своему товарищу:
– Торговля-то и у нас пошла за эти годы лучше, а у нас нет дев-арканщиц, удавливающих и топящих в озере людей. Мать сыра земля и у нас почитается, мы ей от ее же плодов приносим, да медом ее поливаем. Истуканов и храмов у нас тоже нет[55]. Молим богов, глядя на небо и прикасаясь к земле. Глянь-ка, на девах под ожерельем сколько жемчугу навешано нитями. А знаешь ли ты, что это такое? Когда они совершают великое омовение богини или когда окончена какая-нибудь отделка в храме по украшению его, они невольников, исполнявших работы, давят арканом и топят в озере. Потом каждой выдается нить, на которую нанизано ровно столько жемчужин, сколько загублено за этот раз людей. Вот и посчитай на каждой все жемчужины, да и прикинь, сколько людей эти красавицы жизни лишили.
– Да! – отвечал товарищ, по-видимому, так же из озерных. – Хоть они и красивы, а в аркане ни у одной из этих упав[56] я не пожелал бы побывать, как они мне ни улыбайся. Торговля более пошла и у нас, и у всех с тех пор, как морских разбойников уменьшилось, да города поменьше друг с другом воевать стали.
– С неладами не скоро покончишь, – подтвердил слушавший приятель. – Уразумели, что если род на род постоянно ходить будет, может и иноземец вовсе безродный набежать, который всех на поток и заберет.
– Это и у нас поняли. Особенно с тех пор, как варяги в союзы собираться стали, да города съезды раз, а не то и два в год делать начали, чтобы о делах общих судить и рядить.
– То-то, братик, и есть! – воскликнул русс. – Чаще будут съезды, теснее будет дружба. Во всем нашем краю стало везде лучше: торговля оживилась, города расти стали, и земледельцы и городские ремесленники многому научились. И откуда все это взялось?
– А причина, – продолжал русс, – та, что прежде города друг друга меньше знали, хотя и воевали, и торговали. Теперь квенов наши деды не узнали бы. Так многому они у пришельцев научились. Дома строят, плугом пашут, в доспехах на конях мечами сражаются, кожу, да ткани выделывают, – даже своим богам храмы воздвигают. Людей нашего языка пришло из Дона так же очень много и расселились они по нашим городам да и свои начали строить. И Алый Бор воздвигли, и на Волхве их много село. И все люди ратные и на всякое дело искусные. Варяги делались хозяевами моря и разбойным делам на море был почти положен конец. Верую я, друже, что все это сотворили великие боги, да не ради топления удавленников, а ради славы всего нашего побережья. А наши потомки, верую я крепко, и не такие дела узрят.
В кремле Стопенькамня послышались удары в золотой лист. В ответ им забили листы и в храме Матказеми, и в Заградском городище. Зазвенели и колокольчики серебристые у священного источника дев-прорицательниц. Все закончилось сорока девятью громкими и отчетливыми ударами из храма Матказеми. Народ стал тесниться около жертвенного камня, против палатки богини. Стечение народа начало еще увеличиваться. По всем дорогам потянулись колесницы, запестрели толпы пеших и кучки всадников. Жители всех окрестностей, бывшие на празднике богини не каждый день, теперь все поднялись, зная, что им сообщат нечто важное. Скоро и на море появилось множество судов, идущих с севера и с юга, к Стопенькаменским пристаням.
Из нарядных шатров вышли великий воевода стопенькаменский Одьекар[57] со своими подручными воеводами и старостами; староста ширский Стрез и староста заградский Каммяк. Рядом с ними заняли места перед жертвенным камнем две немые девы, сияющие красотой и роскошью белых одежд с яркой отделкой, в драгоценных уборах из золота с камнями самоцветными. Собрались в полном составе и девы-прорицательницы от священного источника, в роскошных одеждах, увенчанные золотыми венками, с цветами из дорогих каменьев. Вышел вперед великий воевода Одьекар.
– Панибратики, люди ругинские и иногородные. Поведаю я вам грустное слово. Прибыл к нам благородный посол из земли готов и квенов, из мощного города Сигтуны. Там скорбит дух народный. Здесь предстоящий его мощь, друг наш Адельрих, привез мне печальную доску, писанную великими царями, соседями нашими Ингве-Фреем и Скольдом, и иными князьями северного побережья. Отец их, доблестный Водан, царь Сигтуны, скончался. Царь Ингве-Фрей обещает продолжать с нами те же дружеские отношения, и мы все не сомневаемся, что он будет нам верным другом, так же как Скольд, царь иотов, и все прочие северные князья. Но верь нам, благородный Адельрих, что скорбь наша велика и глубока. Повелитель твой был истинный друг наш, он внес в пустынные края севера жизнь, которую там не знали, он много помог нам очистить моря от разбойников. Он воистину был первым великим варягом на море Винетском. Панибратики! Коленопреклоненно помолим богов о великом награждении в лоне их, за все доблестные дела его, великого царя Водана.
Весь народ стал на колени, подняло руки к небу и запел молитву за умершего царя, друга и помощника во всяком благом предприятии. Верховный жрец Спекар заговорил:
– Редко молятся славянские народы о людях, молящихся не нашим богам. Но Водан чтил великого Сварога и всех свароговичей мощных. Царь Водан был наш друг нелестный, необманный. Не со времени ли прихода царя Водана, покорения им квенов и основания Сигтуны особенно расцвела вся торговля Винетского моря? Торговали наши города и прежде, воевали с морскими разбойниками и до него, были и встарь морские дружинники и удалые варяги. Но царь Водан все устроил и все укрепил. Он много сделал для нас, заботясь лишь о своих. Он научил многих из наших доверчиво относиться к варягам. Он первый заговорил о необходимости съезда, в первый раз состоявшегося в Винете. После этого съезда, знаете все, сколько создалось союзов и насколько уменьшилось усобиц и распрей между городами, а так же почти прекратились морские разбои. Сколько переселилось в наши города сарматов из донских городов! Все это были люди искусные в ремеслах и не боящиеся труда. Дети же их вполне наши люди. Много благ принесло нам пришествие тех народов в страну квенов. Но и сами квены стали другими. Для нас они теперь сделались мирными соседями, а прежде мы должны были вечно быть на страже и остерегаться их набегов. Правильно назвал великий воевода, брат и друг мой Одьекар, умершего Водана царя первым из великих варягов. Совершим же по нем великую тризну и просим отпировать память, хотя и иноземного, но доброго, честного варяга всех наезжих наших гостей. Посланника же от царей Ингве-Фрея и Скольда и от князей – братьев их, с товарищами его, а так же всех славных варягов дружинников, которых много вижу в этом собрании, просим сесть за почетный стол.
Верховного жреца Спекаря заменили три девы-красавицы, от священного источника, прорицательницы судьбы людей, Пенькна, Власта и Кохана. Пенькна заговорила первая:
– Льется вода алмазная, стеклу подобная, из священного родника богов. Журчит вода святая, и я слышу голос богов великих свароговичей. Им ведомо прошедшее, настоящее и будущее. Где дети чтут отцов словами из древней речи, где мысль, где сердце горячо бьется, смерти не страшась, за свободу родного края, где все дышит братской любовью, там и есть Славянский мир. Вовеки живите города славянской речи в мире и свободе, прославляйтесь перед светом, угождайте небесам.
Кохана продолжала:
– Боги великие повелели деве Козане восстать и поведать братьям и сестрам слова истинные. И видит дева Кохана в странах полуночных океан, покрытый льдами, и великое море Винетское. На полдень видит она пять морей теплых[58] и по берегам их зреют плоды слаще меду и восходят жатвы без посева. На восходе расстилается опять океан, которому не видно ни конца, ни берегов. А на закате текут серебристые воды Лабы-реки, да горы Задунайские спускаются к самому Синему морю. Но слушайте все! Везде раздается одна речь – речь славянская, и при сладостных звуках ее трепещет сердце девы-славянки. Дикие кочевники подчиняются воле сынов Славы и поучаются у них, принимая их язык и нравы. Верные братской любви города возвеличиваются и под сильной властью сливаются в единое великое. Рим великий, старый владыка народов, падает во прах под ругинской десницей со щирским мечем[59]. Мир спасен от нашествия дикарей сынами Славы.
