Взгляд Марты околдовывал меня, а красота завораживала настолько, что я, почти лишившись чувств, торопливо сказал:
— Подбери волосы, дочь моя, да сохранит тебя Господь!
Нарочито неспешно Марта собрала свои обнимавшие целую вселенную локоны. Придерживая их одной рукой, второй она набросила на голову присобранный шелковый платок. Не отрываясь, она продолжала смотреть на меня, а я, отведя от нее взор, уставился на книжные полки. Взяв ближайшую книгу, принялся перелистывать страницы, не в силах что бы то ни было прочесть и не разбирая ни строчки. Воцарившееся между нами молчание нарушила она, произнеся:
— Это дамаскинское платье. Его носила еще моя мать, а мне оно досталось после ее смерти.
— Так, значит, ты арабка?
— Мне говорили, что давным-давно наша семья жила в Пальмире{112}, но бежала оттуда и больше никогда не возвращалась после разрушения города Аврелианом, да покарает его Господь!
— Не пристало твоему языку извергать проклятия, дочь моя, тем более что Пальмиру разрушили давно.
— Да, отец мой, давно. Но народ наш после этого рассеялся. Наша семья поначалу поселилась в Алеппо, затем мы переехали в Дамаск и очень обеднели. Там и произвела меня на свет мать, выйдя замуж за одного дамаскинца.
— Тогда ты должна знать арабский и арамейский.
— Я пою на этих языках.
До нас донесся шум приближающихся мальчиков, и мы вышли на улицу, чтобы следовать в церковь на репетицию.
На следующий день Марта пришла с тетей, которая тут же наклонилась, чтобы поцеловать мне руку в знак благодарности за лечение… Господь — целитель!
Старуха просидела с нами до прихода ребят. Мы с Мартой почти не разговаривали, а ее прекрасное лицо скрывал шелковый платок.
День следующий оказался знаменательным. Покинув церковь после молитвы третьего часа, мы услышали сильный шум и перекликающиеся голоса из-за монастырских ворот. Поспешив туда вместе с настоятелем, священником и всеми братьями, мы увидели у подножия холма большой караван, в котором было не меньше пятидесяти верблюдов, мулов и ослов. Четверо дородных купцов взбирались на холм. Причем один из них — самый тучный — еле передвигал ноги, уцепившись за плечи товарищей, а самый маленький подталкивал его сзади. Вместе с ними шествовали и двое стражников, на лицах которых блуждали глупые улыбки. Остальные караванщики столпились у подножия холма, взирая на эту сцену с большим интересом. Марта и ее тетушка вышли из хижины и тоже с удивлением наблюдали за поднявшейся вдруг суетой.
Поддерживаемому своими спутниками человеку на вид было около пятидесяти, он был одет как курд, а его одежда оказалась запачкана кровью. Когда он приблизился к нам, я заметил, что из уголка рта у него течет струйка крови. Настоятель сделал пару шагов навстречу прибывшим, которые сообщили ему, что приведенный ими глава каравана срочно нуждается в помощи монастырских лекарей… Как будто в монастыре, кроме меня, были еще другие врачи! Они сказали, что их начальник непременно умрет, если мы ему не поможем. Настоятель показал, куда пройти, они ввели больного на двор и усадили на скамью у стены хлева. Я поинтересовался, что случилось с этим человеком:
— Он, бедолага, пил из колодца дьявола, — хором ответили они.
Настоятель велел монахам разойтись по своим делам, стражники уселись у монастырских ворот, а я стал выяснять у купцов обстоятельства случившегося. Они поведали мне, что их караван направлялся в Антиохию из страны курдов, лежащей за восточной пустыней, между землями персов и византийцев, и что глава каравана три ночи назад выпил воды из колодца, который странствующие торговцы называют «колодцем дьявола». Он хотел доказать всем, что никакого дьявола в этом колодце нет! Причем проделал все это ночью. А на следующий день стал исходить кровью. Два дня у него шла кровь, он ничего не мог есть, так что от голода совсем обессилел, и жители одной деревушки посоветовали отвезти его в монастырь, иначе бы он непременно умер, так и не добравшись до Антиохии. Поэтому они и привезли несчастного сюда, надеясь, что его удастся спасти.
— Если вы его вылечите, — добавил при этом коротышка, — он станет христианином. Сам он и его семья — очень важные язычники, которые готовятся перейти в вашу веру.
Господь наделил меня знанием того, что нужно, чтобы вылечить этого человека, и как облегчить его страдания… Я сообщил всем, что лечение будет трудным и больному остается только надеяться, что мое врачевание поможет ему, и терпеть все то, что я собираюсь с ним делать. Глава каравана выглядел совершенно сломленным, упавшим духом и с потухшим взором, как будто и в самом деле в него вселился дьявол, которого они выдумали. Он только и мог, что беспрестанно повторять хриплым голосом:
— Делай то, что считаешь нужным. Пусть Господь поможет тебе… Пусть Господь поможет тебе…
Настоятель с беспокойством наблюдал за происходящим. У ворот в тревожном ожидании замерли Марта и ее тетушка, а сидящие позади них стражники смотрели на Марту и о чем-то перешептывались.
Я принес из хлева веревку и приказал купцам привязать их товарища за руки и за ноги к скамье, затем позвал Марту и попросил набрать ведро грязной воды, в которое намешать побольше соли, и приготовить еще кувшин холодной чистой воды, в которой вымочить перечную мяту. Марта побежала исполнять поручения, а я отправился на монастырскую кухню, где в избытке набрал корок черствого хлеба и остатков пищи.
К удивлению всех присутствующих, я наклонился к уху больного и прошептал, что он обязательно должен прожевать все, что положу ему в рот, а затем постараться это непременно проглотить, иначе он никогда не поправится. Тот в ответ лишь кивнул, после чего я начал запихивать ему в рот еду, предварительно смочив ее водой. Несчастный с большим трудом стал глотать. Едва он прекратил заглатывать это крошево, я заорал на него, и он открыл рот. Я запихнул в него новую порцию, заставив проглотить и ее, что он и сделал с видимым усилием и одышкой. Когда его утроба наполнилась, я вновь прикрикнул на него, сказав, что ему придется терпеть то, что я буду с ним делать. Зачерпнув с пола хлева грязь и козий навоз, я принялся кормить его этим месивом, не обращая внимания на то, что он, сопротивляясь, вертел головой из стороны в сторону и пытался освободиться от пут. Все стоящие вокруг были сильно напуганы, а Марту просто трясло. Взяв ведро у нее из рук, я упер правое колено в бедро мужчины и начал одной рукой впихивать ему в рот приготовленную мною дрянь, а второй — вливать в него соленую воду. Больной пытался отчаянно сопротивляться, но я не переставая кричал на него: «Это твое единственное лекарство. Терпи!» Почувствовав, что его сопротивление ослабло, я резко выпрямился, насильно раздвинул ему губы и влил в рот еще воды. Могло показаться, что мужчина уже скончался и не подает признаков жизни. Попросив купцов развязать больного, я подошел к растерянной Марте. Настоятель сидел на большом камне, прижавшись лицом к посоху, и с грустью наблюдал за происходящим.
Когда с больного сняли веревку, он вдруг ожил и, как бык, понесся в мою сторону, вытянув руки, будто намеревался вцепиться мне в горло. Я не пошевелился. На мгновение он остановился, переводя дух; пот струями катился у него со лба. В эту минуту он был похож на исполина, сошедшего со страниц книг древних сказаний. И тут произошло именно то, чего я ждал и ради чего старался. Мужчина развернулся и побежал к стене хлева, где упал на колени, — его стало беспрестанно рвать. Подойдя к нему сзади, я взял его за плечи и начал трясти, вызывая еще большую рвоту. На лицах присутствующих читалась смесь замешательства и потрясения.
Когда мужчина перестал изрыгать, я омыл ему лицо остатками соленой воды, а затем дал выпить чистой воды с перечной мятой из кувшина. Он довольно быстро пришел в себя, приободрился, поднялся на ноги и рассмеялся. Подойдя ко мне, взял меня за руку и стал целовать ее, приговаривая:
— Дьявол вышел у меня из нутра…
Его спутники загалдели, а вслед за ними и другие караванщики, продолжавшие толпиться в монастырских воротах.
— Ты позволишь, отец мой? — спросил я у настоятеля, и он поднялся с камня.
Вместе с главным караванщиком я отвел его, а также троих помощников к тому месту, где рвало больного. Марта тоже присоединилась к нам. Показав на тошнотную массу, я объяснил присутствующим истинную причину его болезни:
— Видите этих тонких червей? Это пиявки, живущие в стоячей воде. Когда этот мужчина выпил ночью из мертвого колодца, то он проглотил их вместе с водой, даже не заметив. Одни пиявки, которые попали в толстую кишку, переварились. А те, которые остались в тонкой кишке, стали высасывать его кровь, кровь просочилась в желудок, прободила его, отсюда — рвота кровью. Теперь вы поняли, — добавил я, — какой дьявол обитал в колодце?
