Джеймс остановился на минутку, чтобы взглянуть на многие сотни лодок, что никуда не плыли, навечно причаленные к берегу. Вот она, частичка великой судьбы Китая, выпавшей на долю людей, чье жизненное пространство ограничивалось кусками дерева около двадцати футов длиной и четырех шириной. Разве что иногда они сходили на берег разжиться овощами или поразвлечься зрелищем казни. Рыбу на их стол давала река, она же обеспечивала их водой, как, впрочем, и весь остальной город, а также рисовые поля по берегам.
Приближаясь к купленному для него отчимом у местного мандарина дому, возвышавшемуся на холме с видом на реку, которая протекала в сорока футах у подножия — благодаря такому удобному расположению дом оставался в безопасности в случае паводка, когда река выходила из берегов, — Джеймс почувствовал, что любит Янцзыцзян, да и не только реку — сам Китай, всю эту великую страну… за исключением разве что катящихся голов и рычащих собак. В этой стране, он чувствовал, дремала огромная мощь, даже несмотря на то, что многие населяющие ее люди выглядели бедными и угнетенными. Но все они еще не разучились смеяться, пусть даже подчас это был и злой смех. Да к тому же бедность и деградация не касались Дома Баррингтонов.
— Я намерен жениться на Лань Гуй, — объявил за обедом Джеймс.
Его сестра и двоюродный дядя с ужасом уставились на него.
Молодые люди представляли собой весьма странное сообщество, поскольку двадцатидвухлетний Джеймс был фактически их старшим наставником. Так решил Мартин Баррингтон три года назад, поручив своему молодому пасынку незамедлительно заняться управлением одним из филиалов семейного торгового дома. Он не стал возражать, когда в прошлом году Джоанна пожелала присоединиться к брату, чтобы помочь ему, как она выразилась, содержать дом. Джеймс и Джоанна всегда были близки. Разумеется, Мартин считал Джеймса своим наследником, а молодой человек с ранних лет проявлял себя трезвомыслящим и глубоко порядочным человеком. Мартин не сомневался, что он хорошо позаботится о своей сестре.
Да и за двадцатилетней Джоанной, унаследовавшей от матери шикарные огненно-рыжие волосы и волевое лицо, а от Баррингтонов — сильное тело, требовался глаз да глаз. Мартин не хотел мириться с мыслью, что ее увезет один из британских торговцев, которые изредка посещали Нанкин и проявляли горячий интерес к цветущей молодой девушке. Ни один из них не пришелся ему по душе. К великому удовольствию Мартина, Уху был для них недосягаем.
Не лишним показалось ему послать в Уху и молодого Джона, чтобы он обучался торговле. Кроме того, что Джон по происхождению оказался наполовину китайцем, парадокс заключался в том, что он доводился Джеймсу и Джоанне дядей и при этом был младше племянника и племянницы. По этим двум причинам ему не светило править Домом Баррингтонов, если, конечно, Мартину не вздумается изменить нормальный ход вещей. По всему было видно, что это ни мало не беспокоит Джона, но его мать такое положение явно не оставляло равнодушной. Поэтому Мартин и решил разлучить его с Цзэньцзин. Она плакала, умоляла позволить ей сопровождать сына, но Мартин оставался непреклонным.
— Пусть молодые люди ищут свою дорогу, — сказал он ей. — В них — будущее нашего Дома.
Итак, Джоанна и Джон смотрели на Джеймса разинув рты.
— На дочери Хуэйчжэна? — удивленно спросила Джоанна.
— Ну, ты же знаешь, я обожаю ее уже несколько лет.
— Но она китаянка, — заметил Джон.
— Маньчжурка, — поправил Джеймс.
— Папа никогда не согласится, — заявила Джоанна.
— Отец и Хуэйчжэн дружат всю жизнь, — возразил Джеймс.
— Не согласится-то как раз Хуэйчжэн, — заметил Джон.
Лань Гуй предстала перед матерью. По правде сказать, она боялась свою мать куда больше, чем отца. Шэань принадлежала клану нюхуру — Желтого знамени, — и в Китае не было более старшего знамени, знамени самого Нурхачи. Разумеется, она изменила свое отношение к родительской семье, когда вышла замуж. Однако мужем Шэань стал человек ниже ее по положению, и она никогда об этом не забывала.
— Господин Ван, — строго начала Шэань, — видел тебя в толпе во время казни. — Она бросила уничтожающий взгляд на Чжан Цзиня, переминавшегося в дверях. Юноша так нервничал, что даже вспотел. — Ты прекрасно знаешь, что твой отец не разрешает тебе посещать подобные мероприятия, — продолжала Шэань. — Это непристойно. И теперь ты будешь стоять на коленях на голом полу.
Ничего не скажешь, обидное наказание, но сегодня особенный день. Лань Гуй вскинула свой маленький волевой подбородок и заявила:
— Я хочу выйти замуж.
На мгновение наступила тишина. Затем Дэ Шоу, ее старшая сестра, отрывисто заявила:
— Это невозможно. Ты не должна обручиться раньше меня. Кто этот человек?
— Джеймс Баррингтон.
— Варвар? — Дэ Шоу была поражена.
Шэань всегда вникала в самую суть вопроса.
— Он разговаривал с твоим отцом? Разумеется, нет. К тому же Баррингтон — варвар. Поэтому ты не помолвлена, и тебе предстоит отстоять свое на коленях.
Лань Гуй пребывала в нерешительности, но уже поняла, что поторопилась и высказалась не вовремя. Безусловно, ее обручение невозможно до тех пор, пока отец не даст своего согласия. А до той поры она обязана слушаться мать.
Девушка сняла плащ, тщательно его сложила и встала на него коленями на деревянном полу.
— Держи спину ровно, — приказала Шэань и положила перед ней часы. — Час ты будешь стоять на коленях. А тебя… — Шэань повернулась к Чжан Цзиню. — Фу Ло, — позвала она, — выведи его во двор и выпори в кровь.
Чжан Цзиня от испуга бросило в дрожь. Лань Гуй прикусила губу: это ведь она настояла на том, чтобы пойти поглазеть на казнь, однако она ни за что не станет просить мать, даже ради своего слуги.
Дворецкий торопливо увел юношу, и вскоре с улицы послышался свист палки. «Да, похоже, сегодня день наказаний», — подумала Лань Гуй. Что и говорить, ей еще повезло. Однако колени уже начали побаливать, а ведь она простояла всего несколько минут. Как знать, подумалось ей, уж не предпочтительнее ли была бы порка?
Шэань вышла из комнаты, вместо нее остались Дэ Шоу и Гай Ду. Сестры уселись на полу по бокам от Лань Гуй. Гай Ду, двумя годами младше, смотрела на нее с благоговейным обожанием, она сама никогда бы не осмелилась пойти смотреть на казнь. А уж заявить матери о своей помолвке, да еще с варваром…
Дэ Шоу, напротив, относилась к поступкам сестры откровенно осуждающе. Она была на два года старше Лань Гуй и никогда не попадала в неприятные ситуации.
— Будь уверена, отец здорово на тебя рассердится, — сказала Дэ Шоу. — Он очень расстроен: на юге поднялся мятеж. Разве ты не слышала?
Лань Гуй безразлично кивнула. Колени уже явственно болели. Она не понимала, с чего бы это мятеж так огорчил Хуэйчжэна. Круглый год изо дня в день то там, то сям вспыхивали восстания против правления маньчжуров.
Дэ Шоу прямо-таки разбирало от желания поделиться своими соображениями.
— Это, видимо, крупный мятеж, — предположила она. — Он называется Тайпин Тяньго, что означает Небесное королевство великого спокойствия. — Последнее она добавила уж вовсе не к месту: Лань Гуй прекрасно знала, что означает Тайпин Тяньго. — Повстанцы захватили всю провинцию Гуандун и вступили в Гуанси, — продолжала Дэ Шоу. — Теперь они двинутся к Аньхой. Мало того, в их намерения входит овладеть Нанкином.
Лань Гуй наконец проявила интерес к словам сестры и повернулась к ней. Как же это? Ведь чтобы войска с юга и востока провинции Аньхой достигли Нанкина, они сначала должны взять Уху.
Дэ Шоу улыбнулась, обрадовавшись, что привлекла внимание сестры.
— Наместник полон решимости остановить их и объявил набор рекрутов из провинции Аньхой в знаменное войско. Отец тоже собирается туда. Как раз сегодня, когда тебя не было дома, ему пришел вызов.
— Отец собирается? — Лань Гуй была поражена.
— В соответствии с воинскими полномочиями ему приказали явиться, хочет он того или нет.
Лань Гуй так и поняла. Ее отец всегда предпочитал удобства собственного дома опасностям военной кампании.
Дэ Шоу взглянула на часы: Лань Гуй отбывала наказание всего полчаса.
— Тебе не следует злить отца, когда он и без того расстроен, — еще раз предупредила она.
Лань Гуй горестно вздохнула. Стоять на коленях само по себе мучительно, но выслушивать еще и нравоучения — вовсе непереносимо. Бедный отец, ему предстояло покинуть их из-за каких-то мятежников. От неожиданности она резко вскинула голову — перед ней стоял отец.
Хуэйчжэй был ненамного выше своих дочерей, но гораздо плотнее. Его тонкие усы уныло свисали по сторонам рта, придавая лицу выражение постоянного недовольства. И это впечатление вовсе не было обманчивым: Лань Гуй знала, что ее отец — пессимист по натуре.
