Вьюки, бочки, разное шаболье валяется на земле, Макар и Хлыст сидят на земле, а никто им даже воды не предложит. Пить хотелось страшно. Мимо них, шагах в пяти, проезжали татары – даже головы не поворачивали. Нету русских в Сургуте!
– Выходит так, что купец бухарский нас обманул, – наконец произнес Макар. – И подло обманул. И разговора нашего татары не понимают. И мы ихнего разговора тоже не поймем. Как быть?
– Жалость меня разбирает, что ватага моя сгибла под англицкими пушками. Сейчас бы мы тут устроили … поход Мамая на Сургут. Хвосты-то имям прижали бы… Не знаю я, как быть, Макар Дмитрич. Сам думай. Но я опасаюсь, что ночью эти узкоглазые придут по наши души.
Выходило точно так, как говорил Хлыст. Ежели Макар, и вправду, сильно переплатил бухарцу каменьями, если целое богатство ему отдал, то купец Ильбан сюда, на Югру, больше не вернется. И ему есть резон отдать команду пустить русских под ножи. Нечего им тереть шею татарам. И так шея натертая!
– Я схожу к белой юрте, – Макар поднялся с тюков. – Схожу, унижусь. А ты здесь постереги.
Хлыст кивнул, вынул из-под тюков оба заряженных ружья, взвел курки. Макар погрозил ему пальцем, спустился с юра и пошел к белой купеческой юрте. Навстречу скакали два татарина, помахивали камчами. Один, как бы случайно, задел камчой плечо Макара. Больно задел.
Макар только заметил, что у того татарина нет правого уха.
Ладно.
Подойдя к белой юрте, Макар внезапно заорал:
– Купец! Ильбан! Выходи… зараза… говорить будем!
Из-за юрты внезапно вышагнули шесть пеших татар с обнаженными саблями. Сабли покачивались в руках. Резко покачивались.
Передний татарин, ростом почти как Макар, по хорошей одеже, видать, – сотский, мрачно прошипел:
– Кель! Кель!
Ну что надо уйти, это понятно. А как же купец?
– Ильбан! – снова закричал Макар. – Выходи, говорить будем! Не выйдешь – молись тогда своему Богу.
В юрте зашуршало, но полог входа никто не откинул. Татарский сотник еще раз крикнул Макару уходить и взметнул саблю.
Сзади Макара треснул выстрел. Сотнику снесло башку, и кровь опрыснула белую кошму юрты.
Макар вслух помянул мать Хлыста и перекрестился. Перекрестился и вытащил поясной кинжал из ножен. Конец пришел, теперь все едино. Сзади что-то орал Хлыст, но кровь уже кинулась в голову Макара и обварила сердце.
– Ну, – крикнул Макар ближайшему к нему татарину, – иди сюда, сын собаки, я тебя быстро зарежу!
Треснуло сразу несколько выстрелов. Еще три татарина завалились кулями. В белой юрте визгливо заорал бухарский купец. Потом позади Макара кто-то громко сказал:
– Шо ты, болярин, с имя цацкаешься? Режь давай! Мы подмогнем.
Макар резко обернулся. На сургутский взгорок поднимались и конные, и пешие казаки. Впереди шагал молодец в боярской шапке, за ним лошади тащили на салазных лафетах пушки. Рядом с боярским сыном, снявши свою богатую шапку, шагал Хлыст и что-то пояснял.
Говорившим про резню оказался пожилой уже казак, сильно чубатый, рубаха до пояса распущена. В руке дымилась старая фузея персидской работы. Ручная пушка, а не ружье. Недаром в юрте визжал купец. Узнал звук карающего выстрела.
Макар хлопнул чубатого казака по плечу, сунул кинжал в ножны и пошел навстречу боярскому сыну Войтовскому.
– Ну, где ты плутал, Войтовский? – спросил Макар. – Мы тебя уже десять ден ждем!
Из приобского урмана все шагали да шагали казаки, подгоняя уйму вьючных лошадей, заморенных долгим походом.
* * *
Сидели на белой кошме, тут же ободранной казаками с купеческой юрты.
Войтовский устало потянулся и сказал:
– Конечно, подмогну тебе. Мне наряд на поход давал сам царь Иван Васильевич – и отдельно велел разузнать здесь про тебя, Макар Дмитрич. Мол, ты давно на Югру ушел, у царя беспокойство есть о твоем здравии.
– Казаков дашь? Пять десятков? – быстро спросил Макар.
– Казаков никак не дам. Велено мне ставить на сотню верст в округе три острога, и ставить быстро. Царю зело пушнина нужна, на войну тратить.
– А что, все еще воюют?
Войтовский расхохотался:
– Воруют, а не воюют. Так, сидят по деревням да по пригоркам – что наши, что поляки. Таскают друг друга в полон, потом требуют выкуп. Жить-то надо!
– Тогда я татар в подмогу возьму.
– Возьми, мне они без надобы.
* * *
С татарами сговорились быстро. Тут торга не бывает, когда пушки легли на станки и проглотили ядра. И казаки сквозь бороды щерятся.
Макар велел, чтобы купец Ильбан встал на колени. А Хлысту сказал, как выстроить татарских конников.
В толмачи к Хлысту пошел тот чубатый казак, что подстегивал Макара к немедленной резне.
– По родству – разберись! – орал Хлыст.
Толмач сразу, вслед Хлысту, орал по-татарски.
Дело подлое – разбивать оружных людей по родству. Триста татар, понукая коней, составили десять куч. Макар подошел к Хлысту, вынул у него из-за пояса пистоль, взвел курок. Подошел к первой куче. Сразу выбрал того, кто одет побогаче, а на сабле евойной золотая насечка на рукояти. Десятский, видимо.
– Кто тебе этот сукин сын? – Макар ткнул пистолем в конника, стоявшего рядом.
Десятский буркнул.
Чубатый толмач перевел:
– Племянник.
– Давай, племянник, отъезжай в сторону. Вон туда, под пушки.
Молодой, гибкий в седле татарин, выдохнул воздух и отъехал, куда сказано.
В соседней куче татары сразу зашипели, заеркали. Потом самый пожилой татарин крикнул по-русски:
– Баскарма! Дай нам самим выбрать тебе аманатов!
Макар посмотрел в сторону кричащего и в куче всадников позади него заметил того татарина со шрамом, кто задел его камчой. Старинов подошел на пять шагов и пальнул ему в грудь из пистоля. Татарина с кровью вынесло из седла.
Макар повернул лицо ко кричащему про татарский выбор заложников:
– Сами умеем! Ты кто будешь?
– Десятский ташаринской елбани. Именем Тохтай.
– Ехай в сторону, Тохтай! Беру тебя командиром полусотни. Хлыст! Валяй дальше!
* * *
Макар спешил. Надобно было уйти с татарским отрядом подальше от Сургута, чтобы не случилось какой резни. Татары, конечно, стали много тише, много ленивее, чем двадцать лет назад, но мало ли что…
Хлыст велел отобранной полусотне татар вязать вьюки на заводных лошадей, сам сел в деревянное седло, матюгнулся и понукнул коня шагать вниз, к Оби.
Оставшихся татарских конников разделили пополам. Стариков отправили сопровождать домой бухарского купца Ильбана, а три десятка молодняка обезоружили и оставили в аманатах, под пригляд казаков. Аманатов ослобонят, когда купец Ильбан пришлет из Бухары особого гонца да когда татары, уходящие с Макаром, возвернутся. А ежели то или другое не случится, аманатам кеттык. Тысячелетний закон, его никто не отменял, ибо он жизнь сохраняет в делах лихих и смертных.
В последний момент Макар подошел к насупленному Ильбану, протянул руку:
– Договор нарушил? Камни отдай!
Купец Ильбан, радый, что отдать надо только камни, а не пушнину и жизнь, протянул Макару мешочек с драгоценными камнями. Макар на его глазах пересчитал возвернутое богатство. Оно было в целости.
Сын боярский, Войтовский, стоявший поодаль от Макара, тусклый цвет камней уловил. Быстро подошел:
– Проводить тебя не смогу, Макар Дмитрич. Давай, говори последнее слово, да разъедемся.
– А пошли, хоть десять шагов, да проводишь.
Пошли к спуску с сургутского юра.
Макар на ходу вынул из кожаного кисета два камня, лал да изумруд. Положил их на ладонь Войтовского.
– Кому интерес про этот подарок в голову взбредет, тому говори, что я тебе оплатил великую услугу. Какую – пусть у царя Ивана Васильевича требуют ответа.
Войтовский благодарно хмыкнул.
– Еще бы я тебя просил дать мне в попутчики того, чубатого казака. Он татарский язык разумеет. Без него я намучаюсь.
– Тарас! Эй, Тарас! – крикнул Войтовский. – Собирайся в сей же миг. Поедешь проводить Макара Дмитрича!
– Далеко проводить?
– До Урала! – крикнул Макар.
– Сей же момент еду! – ответно крикнул Тарас и прыгнул в седло.
* * *
Пятнадцать дней шли на конях от Сургута до Увата, что на той уже стороне Иртыша. При переправе через Обь потерялись пять татарских конников, да когда плыли через Иртыш, сгинуло еще трое татар. Двое бежали.
Осталось сорок воинов наемного свойства. Это все же сила.
Стоя уже на левом берегу Иртыша, на твердой земле, по которой смело можно идти до Москвы без всяких переправ, Макар с ужасом вспоминал, как махонькие татарские кони плыли через широченные реки. Они, собственно, и не плыли, а как бы только рулили ногами, чтобы течение само толкало их к берегу. Татары держались за хвосты своих коней, а русским было немоготно держаться за конские хвосты. Они держались за седельную упряжь. И то так, для храбрости.
Чубатый Тарас рассчитывал место переправ, и рассчитывал так, чтобы на той стороне рек были песчаные отмели. В те отмели кони и тыкались. Добрые они у татар!
