— Да будет ли какой толк? Может, своих ребяток я понапрасну измучаю и в княжеской усадьбе пожива будет грошевая? — сказал Пугачев, обращаясь к коленопреклоненным пред ним егорьевским мужикам Пантелею и Демьяну.
— Как толку не быть, ваше царское величество? Толк должен быть беспременно, потому самому наш князь на всю губернию славится богатством, и погреть руки около его усадьбы можно, батюшка-царь! — проговорил Пантелей с земным поклоном самозванцу.
— Амбары-то да кладовые от княжеского добра ломятся! — добавил мужик Демьян.
— Да сам князь ваш где живет? ведь не в усадьбе? — спросил Пугачев.
— Не-е… не в усадьбе! где ему жить в усадьбе? в Питере, слышь, а может и в Москве наш князь пребывает, — пояснил старик Пантелей.
— Хорошо бы изловить самого князя.
— Хорошо бы, знамо, батюшка-царь! Да где его изловишь: хитер! к нам в усадьбу и не заглядывает.
— А если бы я изловил вашего князя, то беспременно отдал бы его вам на потеху: что бы хотели вы, то с ним и делали.
— Мы бы его прямехонько на сук, батюшка-царь! — с злорадной улыбкой проговорил Демьян.
— А то в мешок, да в воду, — добавил Пантелей.
— Что ж? Здесь в усадьбе не отыщешь вашего князя — постараемся в Москве его найти, от наших рук не уйдет; я всех князей и графов сиятельных в свои руки заберу и вам на потеху отдам! — хвастливо крикнул Пугачев.
— Уж и потешились бы над ними — во как бы потешились!.. Они над нами потешались, а мы над ними — любо будет!
— И потешайтесь, детушки, потешайтесь на здоровье, всех ваших ворогов живыми вам выдам, — крикнул Пугачев, обращаясь к окружающим его казакам и мятежникам.
— Буди здрав на долги годы, государь! — громким раскатистым эхом раздалось в их стане.
Старик Пантелей и мужик Демьян взялись быть вожаками шайки, которую вел в казанскую вотчину князя Полянского отъявленный вор и разбойник Чика.
Путь им был не малый; по дороге Чика останавливался в селах и деревнях, возмущая народ, рассказывая различные сказки про «объявившегося амператора» Петра Федоровича и объявляя его именем мужикам волю и разные льготы.
Мужики, недовольные своими помещиками и их приказчиками, рады были этому посулу и приставали к шайке, которая все увеличивалась и увеличивалась.
Навстречу им кой-где высылались слабые отряды, происходили стычки, которые всегда кончались в пользу мятежников.
Казанский губернатор занят был приготовлениями к обороне города, да к тому же он и не знал про шайку Чики, которая беспрепятственно и подошла к усадьбе князя Полянского.
Старик Егор Ястреб и дворовые, находившиеся в княжеской усадьбе, не подозревали, что грозная туча готова была на них обрушиться, хотя в усадьбе и знали, что невдалеке бродит всякий сброд, составлявший отдельные шайки, этот сброд нападает на усадьбы и уводит с собою из сел и деревень мужиков.
Но Егор Ястреб и находившиеся у него в подчинении дворовые не особенно боялись этого: во-первых, они думали, разбойники не дерзнут напасть на усадьбу князя, так как она расположена невдалеке от города, в котором находится войско; а еще потому, что сама усадьба почти неприступна, по причине своих высоких каменных стен и железных ворот.
Но все-таки Егор Ястреб принял некоторые меры предосторожности: он перевел человек двадцать здоровых мужиков и парней из села Егорьевского в усадьбу, вооружив их ружьями, пиками, топорами и вилами. Приказчик уверен был в благонадежности этих мужиков. Ворота и днем и ночью постоянно находились на запоре.
На сторожевой башне, находившейся у стены, сторожевые днем и ночью зорко смотрели на дорогу, не появились бы какие-либо незваные, непрошеные гости.
Однажды, перед рассветом, на сторожевой башне дремал молодой парень Игнатка. Он, чтобы прогнать свою дремоту, мурлыкал какую-то песню и таращил глаза на дорогу, которая ведет из села в барскую усадьбу.
Вот ясно слышатся ему отдаленные крики, голоса, конский топот, и, наконец, ружейные выстрелы, но их было немного. Вскоре наступила опять тишина.
— Что это такоеча? Кто-то палит. Уж не лиходеи ли?.. Да не-е!.. Может, заезжие охотники охотятся в лесу да в болоте. Лиходеи к нам не пойдут, потому взять с нас нечего: ведь лбом каменную стену не прошибешь! — так вслух рассуждал Игнатка, прислушиваясь к отдаленным выстрелам и крикам. Но то и другое, как уже сказали, вскоре замолкло. Наступила опять тишина, прерываемая только пением птиц, которые приветствовали наступающее ясное, летнее утро.
— Ишь как заливается птаха Божья! Старые люди говорят, что эти Божьи птахи Христа славят. Мы теперича, значит, поутру Богу молиться, а птица нет… этим она, вишь, Христа славит. Эх, а сон меня так и морит… уж очень перед утром разморило. Кажись, так бы и растянулся, да приказчик зол — плетью отхлестает: недаром Ястребом прозывается; так, старый дьявол и налетит на тебя, ровно ястреб на птицу. Эх, ты, жизнь! Люди добрые теперь вставать хотят, а я всю ночь не спал; сменюсь — в избу, да и спать! Какого лешего здесь торчать-то! Постой-ка, вон какой-то мужичонка бредет, прямехонько к башне… Чего ему надо?.. Ишь спешит!.. Что это у него в руках-то?.. Никак пика?.. Так и есть! Ишь, размахивает ей! Что ему надо? Батюшки!.. Отцы мои родные!.. Да никак это беглый Демьянка!.. Так и есть… по бороде и носу его узнал. Ишь ты вырядился: кафтанище и шапку казацкую надел! Ну, чудо! Зачем только?
Так рассуждал Игнатка, увидевши подошедшего к башне егорьевского мужика Демьяна. Он был послан Чикою разведать, что делается в усадьбе, а если удастся, то и поговорить о сдаче этой усадьбы передовому войску «амператора Петра Федоровича.»
Демьян тоже сразу узнал Игнатку.
— Игнатка! Ты ли? — тихо позвал его Демьян.
— Знамо я, а то кто же?
— Зачем ты на башню-то забрался?
— Для дозора.
— Для какого дозора?
— Чтобы, значит, тайком к усадьбе разбойники не подошли. А ты как это, Демьянка, попал сюда? Ведь ты в бегах находился?
— Я с воинством пришел! — таинственно отвечал Демьян.
— С каким таким воинством?
— А с царским.
— Да нешто ты в солдаты поступил?
— Я ахвицер!.. А то в солдаты!
— Демьянка!.. Да ты рехнулся!.. Ахвицерского-то на тебе что-то ничего не видать!
— Потому что я не «при параде», вот и не видать. Меня сам ампиратор жалует.
— Какой такой ампиратор?
— А Петра Федорыч-то!
— Ну, брат Демьянка, такого я не знаю: у нас царит матушка-государыня Екатерина Алексеевна.
— А Петра Федорыч — ейный муж…
— Ври больше!.. Того, чай, давно схоронили.
— Нет, Игнашка, похоронили другого, а наш-то батюшка-царь здравствует. Вот с его воинством-то и пришел я, его самый главнейший енарал здесь.
— Неужели?.. Да ты врешь, Демьянка!
— Чего врать-то?.. Осина!.. Енаралово войско в селе.
— Зачем же вы пришли-то?
— Затем, чтобы волю, значит, вам объявить; теперича, значит, наш батюшка-царь всем нам мужикам волю объявляет.
— Неужели волю?
— А то что же? Знамо, волю; теперича енарал, что прислал сюда царь-государь, усадьбу княжескую возьмет, всех мужиков на волю выпустит и все княжеское добро разделит меж ими поровну; знамо и себе малую толику оставит.
— Неужли? — удивился и обрадовался Игнашка.
— Врать не стану. А ты, Игнашка, помоги нам.
— Что ж, я не прочь, только как?
— Пусти нас на двор.
— Ишь выдумал!.. Ах, ты, шут гороховый! Когда ворота-то на замке, а ключ у приказчика, как же я вас впущу?
— А сколько вас в усадьбе-то? — спросил у Игнатки Демьян.
— Человек сорок, а то и поболе.
— Ишь ты! Значит, сила. А ты вот что, Игнатка, дворовых-то поуговори, чтобы против царя-то они не шли, а отворили б ворота и честь-честью царского енарала встретили, и всем вам будет от енарала большая награда. А если по доброй воле царского енарала с войском не встретите, то енарал озлобится и всех вас прикажет предать злой смерти; ведь в нашем войске пушка есть, братец ты мой. Прикажет енарал из нее по вас палить — тут вам всем и смерть! — погрозил Демьян.
— Неужели пушка есть? — с испугом переспросил у него Игнатка.
— Большущая, запалят в нее — инда земля задрожит.
— Ох! Вот когда она беда-то пришла, батюшки, отцы мои, что ж нам делать-то? — заохал Игнатка.
— Говорю вам, отворяйте ворота и с честью встречайте царского енарала.
— И отперли бы, да ключи у Ястреба.
— Возьмите.
— Как их возьмешь, когда он, ирод, их с собою носит.
— Эх вы, дурачье, дурачье!.. Вас много, а он-то один: скрутите его, проклятого, и вся недолга; не вы, а он теперь в вашей власти-то находится, а заартачится — пришибите, — невозмутимо посоветовал мужик Демьян Игнатке.
— И то, и то, — обрадовался тот.
— Ты тут с кем растобариваешь, а? — кладя руку на плечо Игнатки, быстро и злобно спросил у него Егор Ястреб.
