Кузьма нахмурился и поправил волос под головотяжцем:
— Прав, Светлый. Сидят гораки. Уже несколько дней. Но то, пока не страшно. Ведуна, проведу к себе, как стемнеет. Ты уже пойми. Раньше никак не смогу — вдруг эти выскочат — как они к волхвам относятся — молва доносит. Лучше не рисковать. Лады?
— Лады. Так Светлому и передать?
— Так и передай. Сам за вами приду. Так тебе, может, поесть что-нибудь собрать? У меня жареный заяц есть.
— Благодарю. Мы взяли с собой. А вот молочка бы плошку не помешало.
— Молочка? Тебе или Светлому?
Гор улыбнулся:
— Рысенка мы по дороге подобрали. Ему молоко.
— Хм-м, — шорник почесал затылок. — Подожди малость, я до соседа сбегаю. У него коза есть. Ее молоко само лучшее для любого малыша, хоть медвежонка.
Не дожидаясь ответа Гора, Кузьма живо выскочил из дома.
Парень оглянулся в горнице. В красном углу рядом с маленьким идолом Велеса, стояла какая-то рисованная картинка. Он подошел поближе. На картинке ненастоящая женщина прижимала к себе новорожденного с туманным кругом над головой. Она походили на богородицу Ладу, только волос более темный и черты лица не живые какие-то. Он уже слышал, что такие рисунки называются иконы. По новой вере их надо обязательно ставить в красном углу вместо идолов. А вот Кузьма поставил их рядом. Интересно, что это значит? Гор задумался и, присев на лавку, подпер подбородок ладонями. Не успел он придти к какому-то выводу, как дверь снова хлопнула, и в дом спешно вошел сначала Кузьма, а следом его жена. За ними вбежали двое детишек: мальчик лет шести и девочка постарше на пару лет.
— Доброго здоровья! — с порога поздоровались они и смущенные посторонним человеком в доме, юркнули за занавеску.
— Что же не сказал сразу, что у вас рысенек не кормленный, — с порога затараторила она и выставила на стол крынку молока. — Вот козье, самое то, что надо. Забирай и неси скорей, а то еще подохнет голодный.
Шорник весело подмигнул ему:
— Ну что я говорил. Золотая Злата у меня. Если бы еще не вредничала.
Женщина смерила его тяжелым взглядом, и повернулась к Гору:
— Может, все-таки возьмешь, что-нибудь перекусить. У нас заяц жаренный есть.
— Благодарю, у нас есть с собой.
— Ну, как хочешь, — Кузьма приобнял его и отвел от бабы. — Если что надо, ты говори мне. Я все помогу.
Пропустив хмыканье жены между ушей, Гор развернулся к Кузьме лицом и тот вынужден был отпустить его:
— Собака твоя серьезная. Что за масть? Я таких раньше не видел.
— С гор южных привезли, с Кавказа. Купец знакомый щенка за большие деньги купил. А я у него за дорогую уздечку выменял. Злой, но безтолковый. На всех, кого видит, бросается. Хотя, по нашим временам, с таким дурным даже спокойней. Лайка, она что — человека и не тронет никогда, если он просто в дом, по делам там идет. Она же не знает, что он на самом деле думает. А этот никого не пропустит. Волк его боится, сам видел.
— Ну, ладно, дядя Кузьма, я пошел. Белогост ждет.
— Давай, раз ждет. Потерпите, уж до вечера. Немного осталось.
— Потерпим, — Гор вышел вслед за шорником. Тот выскочил вперед и загнал собаку в будку. При появлении парня он прижал ярящегося пса в будке коленом, не давая ему высунуться. Потворник быстренько проскочил мимо.
До Белогоста Гор добрался без хлопот.
— Ну, что? — ведун подскочил с пенька, едва парень вышел из-за деревьев.
Не смотря на резкое движение ведуна, рысенок, удобно устроившийся на ладонях ведуна, не проснулся. Бойка лежал рядом. При появлении парня, он не поднялся, лишь покосился на него. Трудень, объедавший за спиной Белогоста молодую березовую поросль, тоже не прервал занятие.
— Кузьма придет к нам, как стемнеет. У него там недалеко гораки стоят. Так он нас сам осторожно проведет.
Белогост разгладил свободной рукой лицо:
— То верно. Лучше не рисковать. Нам-то что — уйдем и поминай, как звали. А ему тут оставаться, — ведун огляделся. — Надо отойти подальше. А то тут местные рыщут по пустякам. Не ровен миг, увидят. Объясняй потом.
Гор без слов подхватил повод Трудня. Тот попытался зацепить губами складку кафтана на плече парня. Гор повернул к коню нахмуренное лицо:
— Я тебе побалую.
Жеребец сделал вид, что собирался просто помахать мордой. Гор ему не поверил и погнал вперед, сопровождая команды угрозами отстегать сломанным прутом.
Устроились в пол миле от слободы, в густом ельнике. Решили, что найти их тут почти невозможно. Кроме узкого прохода, по которому они и пришли, со всех сторон высокие деревья почти смыкались ветвями, оставляя посередине пятачок сажени две на три относительно свободного пространства. Густую траву немного утоптали и сочли место привала вполне удобным. Белогост сразу выпустил котенка на землю, завернулся в плащ и устроился подремать, спросив напоследок с закрытыми глазами:
— Сам рысенка покормишь?
— Покормлю, — он обмотал повод коня вокруг лесины.
Рысенок качался на слабых ногах и пытался шагнуть. Но как только он заносил лапу, его валило на бок. Он тут же вставал и снова собирался с силами для новой попытки. Пока парень не подхватил беспомощного зверька, тот успел свалиться раза три-четыре.
Гор уселся на поваленное бревно и поднес под мордочку котенку крынку молока. Тот тыкался носом, ощущая близко запах еды, но лакать еще не мог. Подумав, Гор вытащил из кармана тряпицу — платок, и пристроил его в молоке. Подождав, пока он пропитается, он всунул острый краешек тряпицы в рот рысенку. Тот инстинктивно пососал его. Вкус молока в мгновенье будто свел его с ума. Котенок заелозил на коленях парня, пытаясь понять, откуда он появился. Парень еще раз пропитал тряпицу. Со второго раза рысенок сообразил, что острый сосок, напоминающий материн и есть источник молока. Он крепко присосался к нему. В следующий раз, когда Гор решил еще раз пропитать его молоком, он еле вытащил тряпицу из крепких зубов рысенка. Наконец котенок наелся, и глазки его начали слипаться. Гор уложил его на мох под корягу и сам завалился рядом. Все-таки шли долго — он чувствовал усталость.
С наступлением сумерек вышли к старому месту. Вел Белогост и он же первым поздоровался с кем-то еще невидимым парню. Голос Кузьмы ответил негромко:
— Здоровеньки бывали. Рад тебя видеть, Светлый.
— Здорово и тебе. Как у вас, спокойно? — ведун вышел на открытое место, и парень увидел шорника, поднимающегося с пенька.
— Да вроде, пока все нормально. С Божьей помощью, живем помаленьку.
— Чего у вас гораки-то делают?
— Вавилу караулят.
— Кузнеца?
— Его. Несколько дней назад пришли за ним от Никифора — попа из города. Да не застали — добрые люди предупредили. Вот и сидят. В дом их не пускают, так они в егошнем сеннике устроились.
— А кто у него в кузне стучал? — вспомнил Гор.
— А это его жена, Светозара, помаленьку работает. Вавила ее научил кой чему.
— Ну, понятно. Я тут тебе пару тюков сыромяти приготовил.
— То хорошо. У нас товар на срок вперед заказывают. Вовремя ты. Чего так долго не приходил?
— Да так, были дела, — он обернулся на парня. — С потворником моим познакомился?
— Ага. Познакомился, — он усмехнулся. — Кобель ему мой понравился. Вот, думаю, подарить, что ли?
Гор беспокойно глянул на ухмыляющегося Кузьму потом перевел взгляд на ведуна:
— Не надо мне твоей собаки. У нас вот, рысенок есть.
— А ну, покажь.
Парень протянул спящего котенка на ладонях.
— И, правда, рысенок. Где подобрали?
— В лесу, вестимо. — Гор спрятал котенка за пазуху. — Ну, что, в дом-то пойдем? Или так и будем на улице болтать?
Кузьма мигом скинул ухмылку с лица и смутился:
— Идемте, конечно, что это я, правда.
— Ага, уел он тебя. — Белогост хмыкнул. — Толковый у меня потворник, а?
— Угу. Ладно пошли, пока тихо. Я вас огородами проведу.
Выстроились цепочкой. Замыкал караван Трудень, ведомый Гором. Теплый вечер разливался по притихшей слободе. Стрекотали кузнечики в высокой траве за огородами. Дошли быстро. Так оказалось еще и ближе. А перед задним пряслом огорода Кузьмы настороженно остановились: брехал кобель во дворе. Он гавкал глухо, без перерывов и без особого остервенения. Наверное, кто-то стоял рядом с оградой. Белогост переглянулся с Кузьмой.
— Подождите, здесь. Я посмотрю, — шорник поправил круглую крапивную шапку.
Гор придержал морду коня, готовящегося заржать — почуял в соседней ограде кобылу:
— Но, но, родной, не выдавай.
Обученный конь сдержался, лишь, волнуясь, затряс гривой и раздул ноздри. Бойка уселся и склонил морду набок, насторожив уши. Белогост принялся отвязывать с крупа жеребца тюки. Вместе опустили их на землю — коню тоже надо отдохнуть.
Вскоре на тропе показался Кузьма. Он почти бежал, иногда оглядываясь назад. В руках он держал толстый сверток.
