Старик вдруг тоненько, весело рассмеялся:
- Ох, мудр Илья… Ишь, складно об нём поют! И запел надтреснутым, слабеньким голоском:
Ходит Илья
Мимо жилья,
Несет суму житяную,
Где взмахнёт,
Там жито растёт:
В поле - ядро,
В доме - добро…
- Пошёл теперь петь, будто лапоть плесть! - с беззлобной усмешкой сказал кузнецу горбатый мужик.
И, не прислушиваясь к бормотанью да пенью глухого, ихо добавил:
- Нам бы вот в срок хоть успеть засеять. А то вон заставит княжеский зодчий наваливать вал на верху холма. А к валу и стены города ставить…
- И это дело большое! - с укором горбатому строго сказал Страшко.
Горбатый вздохнул:
- Оно, конечно, большое. Да вроде как не для нас…
Собравшиеся у сарая люди переглянулись. Думая об одном, посмотрели за угол сарая - вниз, и выше избы - на холм, и рядом с избой - на брёвна.
- Нам с полем еле успеть! Чай, город - долгое дело! - недовольно сказал горбатый.
И все опять обратились мыслью от кадей с зерном к тому, что всех волновало, пугало и удивляло: к городу на московском холме…
Эти их мысли прервал рассерженный Ростислав. Устав глядеть на мужичьи спины, час за часом торчавшие за избой, слушать глухой разговор да чужое, дикое пенье, он сильно швырнул булыжником в дверь сарая и крикнул, грозя Страшко:
- Эй, дьявол… чего там встал? Гони этих нищих к бесу! Глаза мозолят…
Страшко сердито заторопился.
- Подите-ка все отсель! - сказал он столпившимся у зерна мужикам. - Теперь покоя не жди: начнёт свою удаль княжич с пьяного лая да с драки…
Но Ростислав не успел начать свою драку: по взгорью прямо к избе угрюмо сошла толпа.
Она спускалась не буйно, как видно, боясь засады. Но волхв языческий Клыч, ведущий толпу, был дик, одержим и страшен. Он первый сбежал к избе, увидел пьяного Ростислава и кратко спросил:
- Ты кто?
Ростислав не ответил Клычу. Вначале он просто сердито вспыхнул: как смеет дикий мужик говорить ему, княжичу, столь нелепое слово?
А дикий мужик как-то странно повёл рукой и снова спросил:
- Ты кто?
Глава XXVII. ПРИШЕСТВИЕ «ТЁМНЫХ»
Придя в посёлок, волхвы называли
лучших из женщин, говоря,
что эта в себе якобы прячет хлеб,
та мёд, а эта рыбу.
И голодные приводили к ним своих сестёр,
матерей и жён; волхвы же резали их,
вынимая то хлеб, то рыбу,
а имущество женщин присваивали себе…
Лаврентьевская летопись
Дикий неистовый вид волхва не напугал Ростислава: он прежде всего рассердился и удивился, увидев большую толпу незнакомых, чужих людей. Решив позабавиться, он сказал:
- Я гость заморский. А сам ты, безумный, кто? - спросил он Клыча с вызывающей, злой усмешкой. - Ишь, больно красив, гляжу…
Ростислав хотел засмеяться. Но взгляд вдруг зацепился за низкого, быковидного парня, глядящего на избу и на склады острыми, воровскими глазами.
- Чего на склады глядишь? - сердито спросил он парня.
- Да так… неведомо что! - смущённо ответил парень.
Однако, взглянув на Клыча, он сразу же вызывающе подтянул порты и грубо добавил:
- Что надо, то и гляжу…
Ростислав свирепо кинул в парня ритоном.
Парень схватил ритон на лету, жадно принюхался и лизнул роговину большим языком. Кто-то с маху вырвал ритон у парня, и рог пошёл по рукам, удивляя и возбуждая людей.
Княжич невольно привстал под белой берёзкой. Трезвея, он медленно оглядел чужие, странные лица. Теперь особенно поразили его фигуры волхвов, задержавшихся возле стола в раздумье, как видно ещё не уверенных в том, что в избе и в посёлке не скрыта засада. Потом он с надеждой взглянул на кучку бежан во главе со Страшко, и на баб, пугливо шепчущихся поодаль, и на трёхсвоих отроков, нерешительно мнущихся у ступенек крыльца. Оглядев всё это и всё ещё не поняв пришедших, строго спросил:
- Чего вам надо, бродяги?
Тощий лесной мужик, стоявший рядом с Клычом, смиренно и укоризненно протянул:
- За что нас коришь, господин преславный? Мы бродим от голода, ибо когда через день, когда через два или три ничего не вкушаем. А ты, как мы видим, и ликом кругл и, похоже, сыт. Ишь, зелье хмельное пьёшь…
Толпа, оставив ритон, покачнулась - взглянуть: какое там зелье? Нельзя ли то зелье взять?
Ростислав с уже трезвым страхом попятился от берёзки. Однако он тут же взял себя в руки и с присущей ему звериной, природной хитростью громко сказал:
- Вы тоже добудете пищу и зелье, если пойдёте туда вон, к боярину Кучке. Он - князю изменник: грозил подняться на князя. Но князь дознался и повелел: «Боярскую вотчину - взять! Не оставить от вотчины той ни рога, ни куряти. А землю боярскую - разорить…» Даю вам ту вотчину на разор!
Возле избы стало тихо.
Княжича удивило такое молчанье. Но он, уже ясно чуя беду, всё ещё думал, что это - молчат от счастья: не верят, что князь приказал им взять вотчину Кучки! Не верят или не знают, как это сделать, боятся и в трепете ждут приказа.
С проснувшимся буйством, беспечно радуясь, что нашёл, наконец, возможность воздать боярину полной мерой за стыд свой, за Пересвету, княжич смело и весело предложил:
- Идите же все в усадьбу! Эн она, в том конце. Найдёте там жито… и мёд… и соли полные пуза… и всякую нажить! Берите то всё себе. Я вам говорю: берите!
Науськивая людей на усадьбу Кучки, он громко закончил:
- Худо ли вам, голодные, посмотреть, что спрятано там в погребах боярских? Эко… чего боитесь? Смелей идите! Ты, волхв, уведи их туда отсель!
Клыч одержимо дёрнулся. Поняв, что в посёлке здесь нет засады, он подскочил к Ростиславу и поднял грязную руку. Тонкое, клиновидное острие ножа сверкнуло на солнце. За Клычом и Жом прыгнул вперёд и поднял правую руку. За ним быковидный парень шагнул к обрубку, служившему вместо стола. Тощий, нищий мужик, отбросив своё смиренство, тоже шагнул вперёд. Взгляд его карих глаз метнулся к избе и к складам - в жадном поиске корма.
Клыч крикнул в скуластое, одутловатое от пьянства лицо Ростислава:
- Ты сам есть бес и князю приспешник!
Не опуская ножа, он огромным ногтём левой руки зацепил кафтан Ростислава. Тот оттолкнул от себя Клыча и со злобным испугом велел:
- Отойди, поганый!
Но Клыч опять потянулся костлявым пальцем к сукну кафтана, будто пробуя: хороша ли ткань для дранья ногтями? Обведённые красными, потерявшими ресницы веками глаза его разгорелись, как угли; на старческих, синих губах показалась пена. Пытаясь зацепить кафтан длинным ногтём, дёргаясь и гремя амулетами, висящими на груди, тряся косматой большой головой в меховом колпаке, он снова со злобой крикнул, яря себя и стоящих сзади людей:
- Ты зло здесь содеял: холм наш изрыл! Ты лес посёк топорами… град бесовский замыслил!
Ростислав попятился, бормоча:
- Иди ты прочь, окаянный!
- А-а… истину чует! - злорадно заметил тощий мужик и поднял руку с большой дубиной.
Клыч крикнул:
- Бес тебя с князем привёл! Бес лютый!
Он повернулся к толпе и негромко, будто пугаясь, сказал о бесе:
- Его же, беса того, я зрю ясно. Ярилой бо умудрён еси. Видением бес тот чёрен… И хвост велик у него… Уста же его дебелы и страшны. Устами такими же, как у беса, и сей человек глаголет своё непотребство про погреба боярина Кучки…
Волхв указал на княжича острым пальцем.
- Но время сего человека пришло: сгинет он, бес, а с ним и сей посёлок бесовский!
Клыч поднял большие, чёрные руки и громко, истошно взвыл:
- Мы с голоду пухнем, а княжьи люди жиреют! Не у боярина Кучки, а в княжьих избах скрыты добро и яства! Их жёны в утробе те яства прячут! Они же, те жёны княжьих людей, и новый град сей детьми своими засеют! А дети те сгубят нас…
- Посечь этих жён, пока детей не родили! - вскричал быковидный парень. - Чтобы ни дети тут не рождались, ни града нового не было. Только мы!
- Будь проклят сей новый град! - свирепо закончил Клыч. - Прокляты будут от века и люди его, и чада его, и стук топоров их нечистый!
- Пожечь его надо, пока не встал! - призывно добавил Жом.
- Пали всё окрест огнём! - неистово вскрикнул парень.
- А склады те надо разбить первее всего!
- Ну, что же? И разобьём…
- Жён же здешних порежем!
- Порежем их плоть, как порезали всех в Дедке!
- Конец всякой плоти, дабы и корня тут не осталось!
- Сжигай эти избы!
