— Где она? — повторил Томас, на этот раз сквозь стиснутые зубы. — Скажи мне.
— Не дождешься. Ум ее после этой вашей встречи уже и без того неспокоен. К счастью, мне удалось ее вразумить, и она согласилась, что видеть тебя снова — сущая глупость. Непоправимая. Как я уже говорил, Томас, Мария для тебя мертва. И не пытайся ее разыскивать.
— Я найду ее, — утробно прорычал Баррет, прижимая руки к бокам, чтобы невзначай не вцепиться Стокли в глотку. — Клянусь, что снова ее увижу.
Стокли, презрительно прищурившись, заговорил с такой ядовитой злобой, какой Томас за ним даже не припоминал:
— Да проклянет тебя Господь и обречет тебя на муки кромешные в аду. Молюсь об этом всею своею душой. Этого, и только этого ты заслуживаешь.
— Откуда у тебя ко мне такая ненависть? — с вызовом спросил Томас. — Что я тебе сделал, что ты желаешь мне такой участи?
— Ненависть? — интимным голосом пропел Оливер Стокли. — О да, я тебя ненавижу. Потому что она любила тебя. Все время, и только тебя одного. — Стокли скрипнул зубами. — А должна была меня. Марию заслужил я, а не ты… И тебе не заполучить ее никогда. Слышишь? А теперь прочь с дороги.
Томас, выдержав его полный холодной злобы взгляд, посторонился. Стокли рванул мимо и стремительным шагом пошел вниз по лестнице. Баррет стоял, ошеломленный таким излиянием злобы. Вот шаги его недруга смолкли. Чтобы как-то отвлечься, Томас со стены стал смотреть на дальний артиллерийский обоз, змеившийся у оконечности бухты в сторону полуострова Шиберрас. Теперь ясно. Враг быстро отказался от замысла штурмовать Биргу или Сенглеа. Он, как и рассчитывал Великий магистр, решил всем своим весом налечь на Сент-Эльмо. А значит, у защитников главных крепостей появится некоторое время, чтобы усилить укрепления на самых важных, прорывных позициях. Шанс выстоять осаду будет усиливаться с каждым новым днем, в течение которых будет держаться маленький форт Святого Эльма. Томас посмотрел на него через бухту. Уходящее солнце омывало его горячим, понемногу гаснущим светом; темные тени пролегали клиньями от острых углов звездообразных стен. Морской бриз под вечер подустал, и флаги на башнях утомленно свисали. Какая мирная картина… И как она вскоре изменится для восьмисот человек гарнизона и тех, кто нашел там прибежище…
Настроение в обители было в тот вечер подавленным. На стол Дженкинс выставил бесхитростную овсянку, пояснив, что свежего мяса на рынках Биргу больше нет и не предвидится. В целях экономии провианта Великий магистр распорядился, чтобы вся живность отныне забивалась и засаливалась для хранения на грузовых складах возле верфи. Фураж теперь полагался только небольшому числу лошадей. С появлением в городе большого числа беженцев приходилось искать дополнительное место постоя для солдат, а потому в обитель английских рыцарей определили дюжину итальянских наемников, которые теперь столовались в зале вместе с Томасом, Ричардом и сэром Мартином. С прибытием итальянцев хлопот у старика Дженкинса существенно прибавилось, и к новым постояльцам он относился с плохо скрытой неприязнью.
Ужин протекал нешумно, даже как-то задумчиво, разговоры за длинным столом ограничивались в основном просьбами передать тарелку, солонку или кувшин с разбавленным вином. Наемники кучковались на конце стола, что ближе к двери, оставив троим англичанам более удобные места поближе к камину.
— А где, интересно, сэр Оливер? — поинтересовался Ричард. — Он же, кажется, говорил, что с прибытием турок поселится в обители.
Сэр Мартин пожал плечами.
— У него мошна достаточно туга, чтобы позволить себе снимать отдельное жилье. А нос задран так, что тяготиться обществом своих братьев-рыцарей он считает ниже своего достоинства.
— А вы, часом, не знаете, где он мог поселиться? — спросил между делом Томас, помешивая ложкой кашу.
— Да откуда мне знать, — буркнул сэр Мартин.
Трапеза продолжалась в молчании.
— Ишь как оно вышло, с ла Ривьером-то, — тягостно вздохнул сэр Мартин. — Воин был хороший. Никогда не межевался с раздумьями, бить турка или нет. Эх, такого человека потеряли…
Томас в ответ кивнул.
— Однако и безрассудства ему тоже хватало, — сделал оговорку Ричард. — Придерживайся он четко поставленной задачи взять пленных, не угодил бы сам в руки врага.
Сэр Мартин, опустив ложку, недружелюбно уставился на эсквайра.
— Еще раз ставлю тебе на вид, молодой человек: ты забываешь свое место. Подобные суждения, да еще в устах оруженосца, порочат ла Ривьера. Вот дослужишься до собственных шпор — тогда, и только тогда будешь иметь право выносить о рыцарях Ордена какое-то суждение. А умер он, надо сказать, с честью.
— Я не оспариваю этого, сэр. Просто подчеркиваю, что этой своей участи он вполне мог бы избежать.
— По крайней мере, своей смертью он оказал всем нам неоценимую услугу, — заметил Томас.
— Интересно, каким образом? — застроптивился Ричард. — Как справедливо указал сэр Мартин, нам нужны хорошие солдаты, а теперь мы потеряли одного рыцаря и двух оруженосцев, которых то ли убили, то ли взяли в плен. Что едва ли не хуже.
Томас, оттолкнув тарелку, вполоборота повернулся к Ричарду.
— Именно ла Ривьеру хватило ума и мужества убедить сарацин атаковать самое прочное звено нашей обороны. В других местах рвы у нас гораздо мельче, и их там пока даже не прикрывают пушки. Направь османы свой приступ не в лоб, а с боков от ворот, не исключено, что им удалось бы взобраться на стены. А захвати они там плацдарм и толкнись оттуда в Биргу, дело было бы считай что проиграно. Получилось же так — и в этом, несомненно, заслуга ла Ривьера, — что их жестоко отбили в месте, которое они, с его подачи, почитали за самое уязвимое. Обжегшись там на молоке, они теперь дуют на воду, решая атаковать, по их понятию, более доступную цель. А именно форт Сент-Эльмо, к которому они теперь выдвигаются.
Молодой человек опустил глаза.
— Я не подозревал подлинной величины его поступка, — проговорил он, глядя себе на ладони.
— Эх, молодежь, молодежь, — снисходительно попенял сэр Мартин. — Все как есть верхогляды. Ну да ничего, со временем научишься зрить в корень. Если мы, понятно, до этой поры доживем.
— Приношу вам свои извинения, сэр, — виновато поглядел на Томаса Ричард.
— Передо мной извиняться нет смысла, — сказал Баррет. — Просто ты, сам о том не подозревая, опорочил имя человека, отдавшего за всех нас жизнь. А ведь может статься, что храбрость и сила духа ла Ривьера изменила весь ход осады. Подумай о том, Ричард, прежде чем в следующий раз делать о ком-либо поспешные выводы. — Томас поднялся из-за стола. — Ну ладно, пойду укладываться. Спокойной вам ночи, джентльмены. И нашим гостям, — громко произнес он, делая полупоклон в другую сторону стола.
Занятые тихим разговором итальянцы обернулись на голос и, смекнув, о чем идет речь, учтиво склонили головы, после чего возобновили прерванную беседу.
Томас ретировался в свою комнату-келью, прикрыл за собой дверь и, устало сев на кровать, скинул башмаки, стянул бриджи и улегся, глядя в потолок. В узкое окно над головой струился лучик лунного света, призрачной дугой ложась на противоположную стену. Томас сунул руки под голову и зевнул. Спать не доводилось два дня. Давали знать о себе напряжение прошлой ночи и треволнения нынешнего дня; так он, пожалуй, давно не уставал. А если точнее, то уже много лет. Прикрыв глаза, Томас ровно задышал, но сон отчего-то не шел. Вот мимо двери прогрохотали шаги, и голос сэра Мартина досадливо что-то брякнул об «итальяшках», после чего так же досадливо захлопнулась дверь в его комнату.
Утомленный ум возвратился к недавней стычке (опять стычке!) со Стокли наверху бастиона. Какова действительная его роль во всем этом? Он что, и вправду все эти двадцать лет вынашивал в себе обиду отвергнутого воздыхателя? Хотя, если вдуматься, ревность и впрямь способна подпитываться обрывками воспоминаний, так же как любовь. Получается, Стокли скрытничает о местонахождении Марии из ревности? Или, по его словам, таково все-таки желание самой Марии? Ее, безусловно, надо будет найти. Причем скоро.
В дверь легонько постучали. Первой мыслью было прикинуться спящим и не открывать. Хотя отвлечься от навязчивых мыслей о Марии тоже не мешало.
Вполголоса чертыхнувшись, Томас уселся на кровати:
— Войдите!
Чуть скрипнули петли, и в приоткрытом дверном проеме со свечой показался Ричард. Из зала в комнату донеслось журчание разговора, более веселого и непринужденного с уходом из-за стола иноземцев-англичан.
Сзади как раз прошел на кухню Дженкинс, за добавкой: еще одним кувшином вина.
— Сэр Томас, мне нужно с вами поговорить, — возвестил с порога Ричард.
— Ну так заходи.
