женщину.
— Я понятия не имел об этом, — повторил Хамза. — И к тебе кто-то сватался?
Она пожала плечами.
— Двое. Я не знала их. Второй был управляющий кафе на главной улице. Видел, как я шла мимо. Он годами видел, как я хожу мимо, с тех пор как мне было десять. У подобных мужчин всегда так: у них есть деньги, и они хотят молоденькую женщину, чтобы забавляться с нею несколько месяцев. Они видят, как ты идешь по улице, спрашивают, кто эта женщина, и идут свататься, потому что могут себе это позволить. Так сказал Баба Халифа.
— Но ты отказалась.
— И я отказалась, и Баба Халифа отказался. А она заявила: это-де потому что он приберегает меня для себя. Она тогда впервые об этом заговорила. Она много дней обвиняла его в этом. И когда он в тот день привел тебя, когда привел тебя в дом, я решила, он хочет, чтобы я увидела тебя. Не знаю, действительно ли он этого хотел: может, ты просто ему понравился. Но я увидела тебя и с каждым разом, как видела тебя, сохла по тебе все сильнее. Я и не думала, что так бывает. Вот почему я не хочу ждать, вот почему эта комната не нора.
— Она говорила с тобой о нас? Халифа сказал, он не знает, говорила ли она с тобой.
— Два дня назад она сказала: не позорь наш дом, но она и раньше так говорила, — улыбнулась Афия. — Слишком поздно.
Узнав от Хамзы, что они планируют жить в бывшей парикмахерской, Халифа и слышать об этом не пожелал. Хамза не мог повторить ему слова Афии о том, как Би Аша ее изводила, но все же, помявшись беспомощно, выдавил ее имя. Халифа пожал плечами и решительно покачал головой.
— Ты придешь и будешь жить в доме с ней, с нами, — заявил он. — А не здесь, как бродяга. В доме вам будет удобнее. Той комнатушки довольно для такого джалуты, как ты, кто привык скитаться, как разбойник. Дочери нашего дома она не годится.
— Мы снимем себе жилье, — ответил Хамза. — Может, лучше подождать, когда я смогу позволить себе что-то лучше.
— Зачем ждать? — спросил Халифа. — Живите пока у нас, а как найдешь что-то лучше, переедете.
— Ладно, посмотрим, — согласился Хамза: ему не хотелось переселяться в дом и постоянно терпеть дурной нрав Би Аши.
Две недели спустя они поженились. Свадьба была такая скромная, что купец Нассор Биашара и работники мастерской узнали обо всем уже после. Халифа пригласил на трапезу имама и друзей по баразе, Би Аша позвала соседок. Взяли повара, чтобы пришел и сделал бирьяни [84], и тот приготовил угощение на заднем дворе. Женщины расположились в спальне Би Аши и Халифы (кровать перевернули и отодвинули к стене). Мужчины — в гостиной: туда имам позвал Хамзу попросить руки Афии. Поскольку церемония подразумевала заключение договора при свидетелях, на этом этапе обычно перечисляли, какой выкуп, махари, жених намерен отдать, невеста же (или ее представители) решали, достаточно этого или нет. Такие вопросы обсуждали заблаговременно и подтверждали при свидетелях. Хамзе нечего было предложить в качестве махари. Он сообщил об этом Халифе, и тот ответил, что Афие решать, согласна ли она выйти за него без выкупа. А поскольку Афия лишь отмахнулась от этого разговора — у нас обоих ничего нет, — эту часть церемонии втихомолку пропустили: Хамза просто спросил, возьмет ли Афия его в мужья, и Халифа от ее имени согласился. Эту весть передали Афие и гостьям Би Аши, те радостно заголосили. Потом подали угощение: вот и все торжество.
Халифа не оставил им выбора: Хамзе пришлось перебраться в дом. Халифа так настаивал, что Афия пожала плечами и сказала Хамзе: давай попробуем. Если не получится, вернемся в твою комнату. Хамза перенес к Афие свои скудные пожитки: циновку, одежду, заплечный мешок c «Musen-Almanach für das Jahr 1798», который оставил ему обер-лейтенант, и книгой Генриха Гейне «Zur Geschichte der Religion und Philosophie in Deutschland» [85], прощальным подарком фрау.
Комната Афии была просторнее, чем у Хамзы, вдобавок удобнее и рядом с умывальней. На обоих окнах и на двери висели занавески, и Афия задергивала их лишь на ночь: пусть дует ветер. Изголовье кровати было придвинуто почти к самой стене, так что приходилось протискиваться. На потолке висела прямоугольная деревянная рама для москитной сетки. У противоположной стены стоял шаткий старенький шкаф с тонкими стенками; увидев его впервые, Хамза сказал Афие, что сделает им новый шкаф в мастерской. Это будет ее махари. В шкафу стояла запертая шкатулочка в зеленых и красных косых полосках. Афия открыла ее и показала Хамзе свои сокровища: тетрадки, которыми она пользовалась, когда брат учил ее читать, гроссбух в обложке под мрамор, который отдал ей Баба, золотой браслет, который Ильяс подарил ей на Ид в тот единственный год, когда они жили вместе, — теперь этот браслет ей мал, — почтовая карточка с изображением городка под горой, где Ильяс сперва работал на немецкой плантации, а потом учился в школе, клочок бумаги со стихотворением Шиллера, которое перевел для нее Хамза.
Дверь комнаты Афии выходила во двор, где готовили пищу, где они ели и мылись, где женщины семьи проводили по нескольку часов в день. Это была их часть дома, куда чужим мужчинам путь заказан. Хамза теперь был не чужой, но и членом семьи себя не ощущал. После того что Афия рассказала ему об озлобленной натуре Би Аши, он переживал, правильно ли они поступили и как она воспримет его присутствие во дворе. Он здоровался с нею, проходя мимо, и она не глядя отвечала, но разговоров с ним не заводила. Он чуял ее неприязнь и содрогался от неловкости и досады на самого себя. Ему не хотелось быть здесь. Проснувшись утром, он направлялся в умывальню, пил во дворе чай с Халифой, который присоединялся к нему и настоял на таком порядке, после чего они вместе уходили на работу. Днем Хамза возвращался, во дворе никого не было, он шел прямиком в их комнату, где его дожидалась Афия. Вечером Би Аша с Афией готовили во дворе ужин, порой к ним заглядывали соседки, и Хамза уходил из комнаты, чтобы они пообщались, не опасаясь, что их услышат. Этого, по его понятиям, требовали приличия. В таких метаниях прошло несколько дней, наконец Афия попросила его больше не убегать.
— Усиджитаабише, — сказала она. — Не волнуйся. Он сам предложил тебе жить здесь, не обращай на нее внимания, она привыкнет.
— Ей не нравится, что я здесь, — ответил он. — Балаа, помнишь?
