Гостя положили спать рядом с постелью Ботиллы. Расстояние между ними было чуть больше вытянутой руки. И прежде бывало, что мужчины по ночам спали около ее постели, но так близко от нее никто еще не ложился с тех пор, как девочка стала девицей и просватанной невестой.
В этот вечер она долго не могла уснуть. Слышала малейший шорох в соломе. Она слушала, как дышит во сне незнакомец, сама не понимая, зачем она прислушивается к его дыханию. Ей любопытно было, кто же он такой и почему он не снял с головы капюшон, когда ложился спать. Его синие, как ягоды терновника, глаза следили за каждым ее движением, когда она раздевалась.
Она уснула и пробудилась от холода. Одеяло из овечьих шкур наполовину сползло с нее. Она лежала голая по пояс. Около ее кровати стоял незнакомец. Лицо его было совсем близко, она узнала его глаза, которые шарили по ее телу.
Ботилла закричала, ее крик прорезал тишину горницы. Все домочадцы проснулись. Отец встал, зажег лучину, подошел к ее кровати и спросил, что стряслось, почему она кричит, точно недорезанный поросенок. Лишь спустя какое-то время дар речи вернулся к ней.
Незнакомец сразу же лег опять на свою постель. Когда подошел отец, Ботилла натянула на себя овечью шкуру, чтобы не видно было, как сильно ее трясет. Наконец Ботилла ответила, что ей привиделось что-то страшное и что закричала она во сне. Перед глазами ее стоял туман, она не понимала толком, что произошло. Она растерялась и не рассказала о том, что ночной гость подбирался к ней.
Все снова затихло. Ботилла лежала без сна до самого рассвета. Незнакомец больше не приближался к ней. Но Ботилла все лежала и думала о том, что случилось. До того как она пробудилась, ей привиделся сон, от которого ей было приятно и страшно. Сои был неясный, она не могла припомнить его. Осталось лишь ощущение теплой мужской руки, касавшейся ее греховным прикосновением.
Ночной гость не прикоснулся к Ботилле. Он не дотрагивался даже до овечьей шкуры, которую она сама сбросила во сне. Он и кончиком пальца не дотронулся до ее тела. Незнакомец не сделал ей ничего худого. Может, он хотел взять ее силой; а может, рассчитывал, что она не станет звать отца и ляжет с ним по доброй воле. Она не знала, что и думать.
Но утром, перед тем как незнакомец уехал, Ботилла сделала страшное открытие. Она притаилась за домом и заглянула в конюшню, где он седлал коня. Думая, что его никто не видит, ночной гость опустил с головы капюшон.
Оба уха у незнакомца были отрезаны. Он был безухий.
Теперь Ботилла поняла, кто гостил у них. Отец узнал об этом от людей сразу же, как только незнакомец ускакал, и старосте стало не по себе. Если бы он знал, что человек, просивший у него на ночь пристанища, — Ханс из Ленховды, он не отворил бы перед ним двери своего дома. Если бы домочадцы могли догадаться, что с ними под одной крышей лежит заплечных дел мастер, они всю ночь не сомкнули бы глаз. Ханс из Ленховды не открывал своего имени, когда просился к кому-нибудь на ночлег. Днем и ночью, спал ли он, бодрствовал ли, он всегда косил на голове черный капюшон, чтобы люди не узнали, что он клейменый палач.
Ботилла никому не сказала о том, что с ней приключилось. Синие глаза гостя — это не глаза доброго, честного человека. И Ботилла чувствовала себя опоганенной оттого, что лежала нагая под его взглядом. У палача дурной глаз, и сила его — от лукавого.
Приблизившись к ней в ту ночь, Ханс из Ленховды вселил в нее тревогу. Она оставалась нетронутой, но спрашивала себя, не случилось ли с ней чего греховного до того, как она проснулась. Ее не оставляла мысль, что палач учинил над ней какое-то зло.
Когда Рагнар Сведье по чести и уговору лежал с ней рядом на постели, страхи ее пропадали, тогда она понимала, что все это ей привиделось и что сонное видение не может ей причинить никакого вреда. Ее суженый был ей люб, так же как и она ему. Когда она лежала в постели у него на руке, все страхи и напасти пропадали. Он любовно прижимал ее к себе и ласкал так, как это дозволено меж обрученными, и она чувствовала вожделение, но не страх. И вот теперь, когда Ботилла уже стала забывать о своем испуге в ночь на Ивана Купалу, в подойнике у нее появилась кровь, и опасения, что ночной гость наслал на нее порчу, вспыхнули в ней с новой силой. Она уходила одна в лес и горячо молила господа всемогущего, который один всем правит, сделать так, чтобы в молоке черной коровы больше не появлялась кровь.
Сидит она на верхней галерейке и не смеет взглянуть на крышу соседнего дома, потому что ей жаль распятого там человека. Лишь завтра утром на этом месте снова будет висеть растянутая овечья шкура. Ботилла прислушивается: с кем же это беседует Анника? Теперь она слышит голос: это мужской голос. Голос знаком и сердцу ее, и слуху. Он принадлежит рослому человеку с белокурыми волосами и светлой кожей, человеку с синими, как небо, глазами. Глаза эти видела она совсем-совсем близко. Соседка стоит под вязом и ведет беседу с женихом Ботиллы.
Анника повстречалась Рагнару Сведье, когда он проходил мимо Персгорда. Он сразу узнал вдову по желтому чепцу.
— К невесте идешь?
— Иду по своим делам.
— А может, дело-то не к спеху? Есть у тебя время выслушать два слова?
У молодой вдовы из Персгорда низкий грудной голос, необычный и влекущий. Мужчины охотно внимают ему. Глаза Анники карие, но в вечернем сумраке они кажутся черными, точно ягоды смородины. Крепкие, здоровые зубы сверкают меж полных пунцовых губ. Анника — женщина красивая, пышная телом, гибкая станом, но смех ее всегда звучит зловеще.
Когда Анника проходит по деревне, парни невольно смотрят ей вслед. Сведье тоже заглядывался на нее. В глубине души он признавал, что она пробуждает в нем плотское желание, но ему сразу же делалось стыдно. А когда он вспоминал все, что ему было известно о ней, то и вожделение его пропадало. Еще до того, как мужа Анники нашли мертвым поутру, хотя с вечера он был весел и здоров, она слыла прелюбодейкой и распутницей. Не один деревенский парень наведывался по ночам в Персгорд. Рагнару Анника часто попадалась на пути, но он не хотел иметь с ней никаких дел.
Анника подошла поближе:
— Думаешь, тебя ждут не дождутся? Ну, а если кто-то тайком в лес бегает, как только ты уйдешь?
— Это ты про мою невесту?
Опять она засмеялась своим недобрым смехом, которого он не выносил:
— Никого я не называла. Только и хочу, что остеречь тебя.
— Остеречь меня? От чего? В чем ты винишь Ботиллу?
— Никого я не называла по имени.
— Ты только что назвала ее. Сама спросила, к ней ли я иду.
Молодая вдова засмеялась, играя глазами.
— Ты хочешь оговорить мою невесту!
— Никого я не оговариваю!
Анника Персдоттер была верна себе. Она ничего не говорила напрямик. Она укрывалась за коварными недомолвками и не давала поймать себя на слове.
— Берегись, Анника!
— Я ведь только добра тебе хочу, Рагнар Сведье.
— Так и нечего тогда говорить обиняками.
— Я только упреждаю тебя. Не стоит она тебя!
Кончик языка у Анники сновал взад и вперед между зубами, как маленькое красное жало. Она жалила, точно гадюка под ударами палки. Она разбудила в Рагнаре плотское желание, и потом он будет стыдиться этого чувства.
— Я хочу, чтобы ты знал, — сказала она.
— А ты-то что знаешь?
— Я следила за ней. Она ходила в лес одна.
— Стало быть, дело у нее там было. Тебе-то что до того?
— Нечего ей делать в лесу.
— Так, верно, от тебя убежала.
— Знаешь ли, кого женщины могут повстречать в лесу?
Сведье шагнул к ней:
— Стало быть, ты все-таки винишь ее!
Анника отступила назад и понизила голос до шепота, искоса поглядывая на усадьбу старосты:
— Так знай же — я видела у нее в подойнике кровь!
— Врешь!
— Своими глазами видела.
— Ничего ты не видела!
— Могу тебе в том поклясться! Вырви мне глаза, коли вру!
— Ах ты змея подколодная!
Сведье высоко поднял сжатый кулак. Ему хотелось ударить ее, плюнуть в красивое лицо, пнуть ее ногой, чтобы отлетела подальше. Иного она и не стоила за такие речи.
Анника плавно повернулась и легкими шагами поспешила к своему дому.
— Твою невесту обесчестили, Рагнар! Пускай ее отец платит пеню за изъян![14]
Теперь она сказала ему все, что хотела. На пороге Анника остановилась и крикнула:
— Требуй от старосты двух волов в обмен на ее девство! Двух рабочих волов! Это твое право!
Сведье опустил кулак, подавляя свой гнев. В эту минуту ему хотелось вырвать жало из пасти Анники. Хорошо, что она убежала в дом. Не станет он брать на душу грех из-за этой бабы. Но он еще заставит ее ответить за эти слова, когда-нибудь она поплатится за них.
Сведье продолжал свой путь к усадьбе Йона Стонге. На верхней галерейке ом сразу заметил Ботиллу. Он узнал ее длинную белую рубаху. Невеста ждала его.
