— Может быть, — сказал я и повернулся, чтобы посмотреть на мальчика, бегущего вдоль только что возведенной стены.
Тот спрыгнул со стволов, которые вскоре должны были стать бойцовой площадкой, заскользил по грязи, вскарабкался вверх по берегу, встал предо мной, так запыхавшись, что не мог вымолвить ни слова. Я подождал, пока он переведет дыхание.
— «Халигаст», господин, — сказал мальчик. — «Халигаст»!
Ульф в замешательстве посмотрел на меня. Как и все торговцы, он немного говорил по-английски, но слово «халигаст» поставило его в тупик.
— «Святой Дух»[3], — перевел я ему.
— Идет, господин! — возбужденно выдохнул мальчик и показал вверх по реке. — Уже идет!
— Святой Дух идет? — встревоженно спросил Ульф.
Он, наверное, понятия не имел, что такое Святой Дух, но знал достаточно, чтобы бояться всяческих духов, а мои недавние расспросы про живого мертвеца его напугали.
— Так называется корабль Альфреда, — объяснил я. Потом повернулся к мальчику. — Король на борту?
— На судне развевается его флаг, господин.
— Значит, на борту.
Ульф одернул рубашку.
— Альфред? Что ему нужно?
Хочет убедиться, что я ему верен, — сухо проговорил я.
Ульф ухмыльнулся.
Итак, ты сам можешь оказаться тем, кто будет дергаться на веревке, а, господин?
— Мне нужны лезвия для топоров, — сказал я. — Отнеси самые лучшие в дом, а после обсудим цену.
Появление Альфреда меня не удивило. В те годы он проводил много времени, путешествуя от одного растущего бурга к другому, чтобы проверить, как ведутся работы. За последние два года он побывал в Коккхэме дюжину раз, но я решил, что сейчас он прибыл не для того, чтобы осмотреть стены, а для того, чтобы выяснить, зачем ко мне являлся Этельвольд. Шпионы короля сделали свою работу, и у него появились ко мне вопросы.
Корабль его шел быстро, подгоняемый течением зимнего Темеза. В холодные месяцы путешествовать по воде было быстрее, и Альфреду нравился «Халигаст», потому что на борту можно было работать и в то же время двигаться вдоль северной границы Уэссекса. На «Халигасте» имелось двадцать гребцов и хватало места для половины телохранителей Альфреда и неизменно сопровождавшей короля свиты священников. Королевский флаг с зеленым драконом развевался на верхушке мачты, а два других свисали с поперечной реи, которая удерживала бы парус, если бы тот находился в море. На одном из флагов изображался святой, на другом, зеленом, были вышиты белые кресты.
У кормы находилась небольшая надстройка, в которой еле умещался рулевой; зато там Альфред мог держать свой стол.
На втором корабле, «Хеофонхлафе», размещались остальные телохранители и священники. Его название означало «Хлеб небесный». Альфред никогда не умел подбирать хорошие названия для кораблей.
«Хеофонхлаф» причалил первым, и десяток людей в кольчугах, с копьями и щитами, взобрались на берег и выстроились на деревянной пристани. За первым кораблем причалил «Халигаст»; его рулевой так сильно ударил судно носом о сваю, что Альфред, стоявший посередине палубы, покачнулся. Другие короли выпотрошили бы рулевого за то, что он заставил их потерять достоинство, но тот как будто ничего не заметил. Он горячо разговаривал с бледным монахом с худым лицом и начисто выбритым подбородком. То был Ассер из Уэльса. Я слышал, что брат Ассер — новый любимец короля. Я знал: этот монах меня ненавидит, и правильно, потому что я платил ему тем же.
И все равно я улыбнулся ему, а тот отшатнулся, словно я облевал ему рясу, и еще ближе придвинулся к королю, который мог бы сойти за его близнеца, потому что Альфред Уэссекский куда больше походил на монаха, чем на короля. Он носил длинный черный плащ, и его растущая лысина походила на тонзуру монаха. Его руки, словно руки чиновника, были вечно испачканы чернилами, а костистое лицо было худым, серьезным и бледным. Альфред часто сбривал свою чахлую бородку, но не сейчас — и в ней виднелась густая проседь.
Команда пришвартовала «Халигаст», Альфред взял Ассера под локоть и вместе с ним сошел на берег. На груди валлийца висел огромный крест, и Альфред прикоснулся к этому кресту, прежде чем повернуться ко мне.
— Господин мой Утред! — с жаром проговорил он.
Король был непривычно вежлив — не потому, что был рад меня видеть, а потому что думал, будто я замышляю заговор. У меня было мало иных причин, чтобы ужинать с его племянником, Этельвольдом.
— Господин мой король, — отозвался я и поклонился.
На брата Ассера я даже не взглянул.
Когда-то валлиец обвинил меня в пиратстве, убийстве и Дюжине других преступлений. Большинство его обвинений попали в точку, и тем не менее я все еще был жив. Ассер бросил на меня пренебрежительный взгляд и затрусил по грязи, явно намереваясь удостовериться, что ни одна монахиня в Коккхэмском монастыре не беременна, не пьяна и не счастлива.
Альфред в сопровождении шести воинов и Эгвина, который теперь командовал его личными войсками, пошел вдоль недавно возведенных укреплений. Он взглянул на корабль Ульфа, но ничего не сказал.
Я знал, что должен рассказать ему о захвате Лундена, но решил, что новости подождут до тех пор, пока король не задаст свои вопросы. А пока Альфред довольствовался тем, что осматривал мою работу — и не находил ничего, что мог бы раскритиковать, и ничего, чего не ожидал бы увидеть. Строительство бурга Коккхэма продвигалось куда лучше, чем строительство многих других бургов. В следующем бурге выше по течению Темеза, Веленгафорде, едва начали копать землю, не говоря уж о возведении палисада, а стены Окснафорды рухнули в ров после недели неистовых дождей перед самыми святками. Но бург Коккхэма был почти готов.
— Мне говорили, — сказал Альфред, — что фирд неохотно выходит на работу. Ты не находишь, что так и есть?
Фирд был армией, которую собирали с графства. Он не только возводил бурги, но и формировал их гарнизоны.
— Фирд работает очень неохотно, господин, — ответил я.
— Однако ты почти закончил работы?
Я улыбнулся.
— Я повесил десять человек, и это пробудило рвение в остальных.
Альфред остановился там, откуда мог смотреть вниз по течению реки. Благодаря лебедям отсюда открывался красивый вид.
Я наблюдал за королем. Морщины на его лице стали глубже, кожа — бледнее. Тот выглядел больным, но ведь Альфред Уэссекский вообще был больным человеком. Его мучили боли в животе, в кишечнике, и я увидел, как исказилось его лицо, когда его снова скрутило.
— Я слышал, — проговорил он холодно, — что ты повесил их без суда?
— Да, господин, так и есть.
— В Уэссексе существуют законы, — сурово промолвил он.
— А если не построить бург, — ответил я, — то не будет никакого Уэссекса.
— Тебе нравится бросать мне вызов, — мягко сказал король.
— Нет, господин, я ведь дал тебе клятву верности. И я выполняю свою работу.
— Тогда не вешай больше людей без суда, — резко велел Альфред. Потом повернулся и посмотрел через реку, на мерсийский берег. — Король должен вершить правосудие, господин Утред. Таков его долг. А если у земли нет короля, каким образом там может существовать закон?
Альфред все еще говорил мягким тоном, но он испытывал меня, и на мгновение я встревожился. Мне подумалось — он явился сюда, чтобы выяснить, что именно сказал мне Этельвольд. Но упоминание о Мерсии, не имеющей короля, заставило меня предположить: Альфред уже знает, что именно обсуждалось той ночью, когда дул холодный ветер и шел проливной дождь.
— Есть люди, — продолжал король, все еще глядя на мерсийский берег, — желающие захватить престол Мерсии…
Он помедлил, и я совсем было убедился — он знает все о том, что рассказал мне Этельвольд. Но следующие слова короля выдали его неведение.
Может, среди них и мой племянник, Этельвольд?
Я разразился хохотом — слишком громким, такое облегчение я испытал.
— Этельвольд! — проговорил я. — Он не хочет быть королем Мерсии. Он хочет получить твой трон, господин.
— Он так тебе сказал? — резко спросил Альфред.
— Конечно, сказал. Он всем об этом говорит!
— Так вот зачем он явился сюда, к тебе?
Альфред был больше не в силах сдерживать любопытство.
— Он явился сюда, чтобы купить коня, господин, — солгал я. — Ему приглянулся мой жеребец, Смока, но я отказался его продавать.
Смока был необычной масти — серо-черной, потому и получил такую кличку — Дым. И он выиграл все скачки, в каких участвовал. Что еще лучше — он не боялся ни людей, ни щитов, ни оружия, ни шума. Смока мог бы приглянуться любому воину в Британии.
— И Этельвольд говорил о том, что хочет стать королем? — подозрительно спросил Альфред.
— Конечно.
— И ты не рассказал мне об этом сразу? — с укоризной промолвил Альфред.
