Шэань не сдвинулась с места. Дочери последовали ее примеру.
— Скажи, что произошло, — потребовала она.
Фу Ло расставлял на столе блюда, а Хуэйчжэн, стоя рядом с ним, держал тарелку у рта и жадно сгребал палочками рис в рот. Похоже, он не ел несколько дней. Молодой офицер ел более прилично, но и он выглядел голодным.
— Армия разгромлена, — сообщил наконец бывший управляющий.
— Наша армия? Разгромлена тайпинами? Как это произошло?
— Их слишком много. Они как орды муравьев и абсолютно не страшатся смерти, буквально бросаются на наши мечи. Эти кровожадные чудовища убивают всех маньчжуров, которые попадаются на их пути, а заодно и китайцев, если те не успевают поднять перед ними руки. Они насилуют, а потом убивают женщин. Я не могу позволить, чтобы такое случилось с тобой или девочками.
Шэань встревожено взглянула на дочерей, затем опять на мужа:
— Где мои сыновья?
Хуэйчжэн раздраженно отмахнулся:
— Они убиты.
— Мои сыновья убиты? — Голос Шэань сорвался на крик. — Ты позволил им погибнуть? Где армия?
— Где-то там. — Он махнул рукой в сторону запада.
— Ты покинул армию? — ужаснулась Шэань.
— Сказал же тебе: я сложил с себя полномочия. А теперь поторопись. Я намерен покинуть Уху не позднее утра.
Плечи Шэань поникли, когда она, заливаясь слезами, выходила из комнаты, сделав знак дочерям следовать за ней. Все молчали. Никто не осмелился заговорить. Лань Гуй метнулась назад к симпатичному капитану, стоящему у стола:
— Как ваше имя? — спросила она.
— Жунлу. — В его главах, когда он взглянул на нее, был голод.
— Почему вы здесь? Неужели армия и в самом деле разгромлена?
— Армия проиграла генеральное сражение, леди. А я здесь потому, что мне приказано сопровождать вашего отца. — Презрение так и сквозило в его словах, но Лань Гуй вряд ли это заметила, так как сразу повернулась и поторопилась вслед за матерью и сестрами. Маньчжурская армия разгромлена, подумалось ей, и мои братья перебиты. Они оба были гораздо старше ее, и она их почти не знала. Но они убиты, а отец трусливо бежал. Разве маньчжурская армия способна бежать от противника?
Она не могла себе представить, скажем, этого Жунлу, показывающим спину врагу. Девушка поверила его словам: он здесь, потому что отец ему приказал. И вот теперь тайпины надвигались, точно река, вышедшая из берегов и сметающая все на своем пути. Они готовы убивать всех, и каждого, не считаясь, мужчина это или женщина. От ужаса ей стало почти дурно.
Но это был страх не столько за свою жизнь, сколько за маньчжуров, за судьбу династии. Если элитная армия знаменных сметена с такой легкостью, тогда кто же остановит мятежников?
С помощью ошеломленных слуг она усердно трудилась, как и приказала ей мать, упаковывая одежду в огромные ящики, которые дожидались этого момента с того самого времени, когда они приехали в Уху. Стало светать. Уже многие из слуг успели сбегать к друзьям и родным, распространяя слухи о катастрофе. Уху просыпался, объятый ужасной новостью. Люди с криками сновали туда-сюда. Армия разгромлена! Тайпины идут!
Уставшие женщины пришли к столу перекусить, а Хуэйчжэн нетерпеливо мерил комнату шагами, когда прибыл губернатор Чжочжун, важный мужчина с огромным животом. Обычно он не заходил к низшим по чину.
— Что это за слухи, Хуэйчжэн? — строго потребовал он объяснений, передавая слуге свой жезл вместе с кожаным бумажником. Снаружи до Лань Гуй донеслось позвякивание сбруи конного эскорта.
Шэань поднялась и поклонилась, не выпуская из рук тарелки. Девушки последовали ее примеру.
— И что вы делаете здесь, когда должны быть с армией? — продолжил Чжочжун.
Хуэйчжэн сердито взглянул на него:
— Я сложил с себя все полномочия в армии.
— Сложили полномочия? — воскликнул Чжочжун, считавшийся не меньшим скандалистом, чем Шэань. — Кто позволил вам сделать это?
— Я направил прошение об отставке наместнику, — ответил Хуэйчжэн со всем достоинством, на какое был способен.
Чжочжун, оглядевшись, заметил снующих слуг и растущую гору ящиков.
— Вы покидаете Уху?
— Да, — подтвердил Хуэйчжэн. — Поскольку я подал в отставку, то еду в Пекин за новой должностью. — В раздумье он добавил: — Мои братья живут в Пекине.
— Вы бросили нашу армию, — упрекнул его Чжочжун.
— Я сложил с себя полномочия и теперь собираюсь в Пекин, — повторил Хуэйчжэн, демонстрируя безграничное терпение.
— Ваша святая обязанность прежде увидеться со мной, — заявил Чжочжун, — и проинформировать о случившемся. — Некоторое время он размышлял. — Так что же случилось?
— Армия потерпела поражение, тайпины наступают.
— Каким образом наша армия потерпела поражение?
Лань Гуй вздохнула и вернулась к еде. Она все еще была голодна, а кто знает, когда в пути их опять будут кормить. Кроме того, ей не хотелось услышать, как губернатор назовет ее отца трусом.
Жунлу тоже считал его трусом.
А разве он не был им? Ведь он сбежал — этого не оспоришь.
Вот и теперь снова убегает, аж в Пекин. Лань Гуй всегда хотелось в Пекин. Но только не в качестве дочери труса.
Закончив расспрашивать Хуэйчжэна, Чжочжун попросил его остаться и помочь подготовить Уху к обороне.
— Я уезжаю в Пекин, — настаивал Хуэйчжэн.
— Ха! — буркнул Чжочжун. Он резко повернулся и вышел из комнаты, не попрощавшись.
— Грубиян, — прокомментировала Шэань.
Вскоре они услышали, как Чжочжун кричит на слуг, требуя подать жезл.
— Займитесь своим делом, — предложил Хуэйчжэн. — Нам надо торопиться.
Женщины послушно вернулись к прерванным сборам.
Лань Гуй последний раз осмотрела свою комнату, складывая в большую холщовую сумку всевозможные безделушки, стараясь не забыть ничего ценного, когда появился один из слуг.
— Что такое, Дин? — спросила она.
— Госпожа, губернатор забыл свой бумажник. Что мне с ним делать? Ваши родители настолько взволнованны, что я не хочу их беспокоить.
Это был большой кожаный мешок, весьма тяжелый на вид. Бумажник управляющего!
— Дай его мне, — решила Лань Гуй.
Когда Дин передавал мешок девушке, в нем звякнули деньги.
— Вам не кажется, что его следует отослать во дворец губернатора? — спросил Дин.
— Я позабочусь, чтобы он туда попал, — твердо сказала Лань Гуй. — Спасибо тебе. Ты правильно поступил, обратившись ко мне.
Слуга поклонился и вышел.
Лань Гуй присела на свою кровать. Мешок был запечатан, однако девушка размышляла всего несколько мгновений: ведь она покидает Уху навсегда и больше никогда не увидит Чжочжуна. Лань Гуй заперла дверь, открыла мешок и заглянула внутрь. Он был полон серебряных монет. Столько денег она не видела за всю свою жизнь. Высыпав монеты на кровать, быстро их пересчитала. Три сотни, маленькое состояние. Торопливо Лань Гуй ссыпала деньги в свой дорожный мешок.
Бумажник управляющего последовал туда же — она избавится от него в пути.
Располагая тремястами серебряными монетами, что бы ни случилось, она, по крайней мере, не будет голодать.
— Это правда? — спросила Джоанна.
— Правда в том, что Хуэйчжэн бежал из Уху со всей семьей, — горько подтвердил Джеймс. — Значит, Лань Гуй потеряна навсегда.
— Я имела в виду другое. Неужели Знаменная армия действительно потерпела поражение?
— Бог ее знает. Я должен отправить сообщение дяде Мартину, чтобы он был в курсе. — Джеймс нахмурился. — Тебе бы тоже лучше уехать.
— Но почему?
— Если тайпины и в самом деле приближаются…
— Они еще в сотнях миль отсюда, не так ли? К тому же нам они не причинят беспокойства: мы ведь христиане.
— Мама хочет, чтобы ты переехала в Нанкин.
— А ты останешься здесь один? Нет, я не поеду. Думаю, следует хотя бы дождаться возвращения Джона.
— Если он вообще когда-нибудь вернется, — мрачно заключил Джеймс.
О Джоне Баррингтоне ничего не было слышно с тех самых пор, как несколько месяцев назад он отправился вверх по реке. Почти каждый день Цзэньцзин закатывала истерики при одной мысли, что ее сын накликал на себя погибель. Джеймсу никогда не удавалось заставить сестру сделать что-либо так, как он считал нужным. Ну, ничего, решил он, получив такое известие, дядя Мартин наверняка возьмет все в свои руки, в том числе и Джоанну. Не желая продолжать с сестрой бесцельный спор, он поспешил к пристани, чтобы снарядить сампан.
Уже на следующий день в Уху появились первые отступающие знаменные, сеющие повсюду панику: тайпины находятся всего в нескольких милях от города, и в сельских местностях их все больше и больше.
— Ну вот, роковой час настал, — решил Джеймс. — У нас нет времени ждать указаний от дяди Мартина. Я сажаю тебя на сампан до Нанкина, причем без промедления.
