- Сладкая, до отъезда Сфенкела я должна с ним поговорить.
- О чем, ваша светлость?
- Господи, как ты не понимаешь?! Да о его поездке на Русь!
- Но если я скажу ему о том, он меня разбранит. Он строго-настрого наказал мне однажды и на всю жизнь никому ничего не говорить о его службе.
- Гликерия, тут всё не так просто. Он сам дал тебе понять, чтобы ты передала мне эту новость. Да-да, и не возражай! - горячилась Анна. - А иначе он с тобой не стал бы делиться…
- Ну хорошо, убедила. Приглашаю тебя сегодня вечером почтить память русского боярина. Там и поговоришь со Сфенкелом, меня не упоминая: дескать, у тебя своё дело. - Тут Гликерия загорелась: - Да ты сама предложи ему поехать на Русь в твоих интересах.
Анна ничего не ответила на это предложение. Экипаж въехал на двор Влахерна и остановился близ розового особняка. Анна направилась в свои покои, забыв о Гликерии. Она опять вся ушла в размышления, которые вспыхнули в её голове в связи с последними словами Гликерии. Анна осознала, что если ей это удастся, то она разрубит гордиев узел своего затянувшегося девичества. Если Сфенкел добудет благоприятные для неё вести, она может бросить вызов своим братьям. У неё есть на то основания. Она заставит братьев отправить её на Русь. Она убедит их в том, что сумеет добиться крещения Владимира до бракосочетания. Да, сумеет. Она возьмет на Русь священников и даже попросит митрополита Михаила поехать с нею. Он-то уж сможет повлиять на великого князя, чтобы тот принял от него крещение. Анна ходила из угла в угол Голубой гостиной и всё думала, думала. Сейчас в её разгоряченной голове был сумбур, и она поняла тщетность своих метаний, пока не встретится и не поговорит со Сфенкелом. Всё-таки два вывода Анна сделала окончательно: добиваясь отъезда на Русь, она впредь будет жить только преданием о великой княгине Ольге, покинувшей отечество ради свершения подвига в Византии. Она же, Анна, попытается свершить свой подвиг на Руси, и потому, уезжая, сожжет за собой все мосты. Теперь оставалось лишь действовать по обстоятельствам, и Анна терпеливо ждала вечера, чтобы отправиться на встречу со спафарием.
Эта встреча состоялась. Она не стала тайной для Гликерии. Анна с присущей ей прямотой сказала, как только вошла:
- Славный Сфенкел, послужи будущей великой княгине Руси Анне.
Сфенкел, который сидел в кресле, с улыбкой и удивлением посмотрел на царевну.
- Да-да, ты не ослышался: будущей великой княгине. Сладкая мне поведала, что ты отправляешься на Русь. Ведь ты не случайно открыл свою служебную тайну, а с тем, чтобы я о ней знала. Верно?
Сфенкел лишь согласно покивал головой, но спросил:
- Славная царевна, в чем будет состоять моя служба тебе?
- Она проста. Вернувшись, ты расскажешь мне о жизни князя Владимира, о том, что увидел и услышал в Киеве. Только и всего.
- Ваша светлость, я с радостью исполню этот служебный долг, тем более что я там буду в роли купца и мой товар позволит мне побывать в княжеском дворце.
- А что за товар ты повезешь?
- О, он будет доступен не каждому россиянину. Я повезу мраморные камеи, которые изготовили для меня скульпторы Багрянородного.
- Долго ли ты будешь на Руси?
- Раньше марта не вернусь. И давай условимся, ваша светлость, чтобы наш разговор не ушел из этих стен.
- Я всё поняла. Спасибо, Сфенкел.
- Но я ещё не заслужил его, - улыбнулся спафарий.
- Как раз наоборот. Ты заслужил его доверием ко мне.
Спафарий Сфенкел потому и прослужил так долго при императорах, что умел взвешивать каждый свой шаг. К тому же судьба благоволила к нему и заботилась о том, чтобы он был везучим. Пробудив в царевне Анне интерес к своей поездке на Русь, он всё тонко продумал. Сфенкел знал, что русские увозили из Константинополя одни лишь обещания отдать наревну Анну в жены великому князю Владимиру. Но у властелина могучей Руси могло лопнуть терпение. Русский посол Посвист поделился со Сфенкелом сокровенным. Князь Владимир уже освободился от всех своих жен, и с этой стороны у Анны не возникнет возражений к бракосочетанию. По рассказу Посвиста выходило, что князь Владимир одной ногой уже вступил в христианство. Долго ли ступить другой ногой, если царевна предстанет пред его очами, тогда Византия и Русь породнятся. Это было бы желательно прежде всего Византии, потому как она ослабла от борьбы с Вардой Фокой. И не приведи Господь, если болгары нарушат мир - вот и придет конец великой державе. Что же остается делать? Всего лишь дать свободу Анне, и как ему, слуге империи, не порадеть за это?! Да, императору пока не обязательно знать о союзе с Анной, какой они, понимая друг друга, уже заключили. С такими мыслями осенней порой 987 года и отбыл на Русь спафарий Сфенкел. На сей раз он получил от императора Василия несложное задание: только смотреть, будет ли Русь готовиться к войне против кого-либо. У Сфенкела была императорская печать торгового гостя и товар для богатых россиян и для церквей.
Возвращались русские послы домой не морем, а сушей. С одной стороны, это безопаснее, чем в осеннем море, со штормами и бурями, с другой - нужно было молить Бога, чтобы не наслал разбойников или печенегов, которые гуляли по просторам Валахии и Трансильвании. Потом путникам было за что молить Бога, но без стычки с татями не обошлось. Когда в Валахии остановились в одном из больших селений на дневку и пошли на торг прикупить что-либо из пищи, то за приезжими началась слежка. По виду торговые валахи спрашивали, нет ли у них какого-либо товара и откуда-куда они следуют. К ним даже подошел пристав, и Посвист пояснил ему, кто они, откуда и куда едут.
- О, Византия богатая страна, и конечно же вы везете из неё товары на Русь. Надо бы осмотреть вашу поклажу и взять пошлину.
Сфенкел отделался от пристава тем, что позолотил его руку милиаризием.
- Вот наша пошлина тебе, господин хороший, - сказал Сфенкел, вручив монету.
Благодарный пристав селения Облог не отходил от них, пока они не отправились в путь, охраняя путников от татей. Однако беду он не отвел.
Посвист остановил свой отряд на ночлег верстах в десяти от селения Облог, на опушке леса. А в самую полночь к ним подкралась ватажка татей-валахов. Они ударили стража по голове, связали его и кинулись к переметным сумам, добрались и до коня Сфенкела. Спафарий пребывал в дреме. Услышав возле коней возню, он разбудил Посвиста. «Близ коней - воры!» - тихо сказал он и, вытащив меч, ринулся на валахов. Посвист поспешил следом и тоже обнажил оружие. Видимо, валахи не были матерыми разбойниками, тут же бросились бежать от вооруженных путников и скрылись в лесу. Сфенкел сумел-таки достать одного из убегающих валахов и ранил его в спину. Тот упал. В это время на стоянке все проснулись. Три воина пустились преследовать валахов, но вскоре вернулись и привели раненого.
- Что с ним делать? - спросил один из воинов Посвиста.
- Не нужен он нам. Перевяжите и отпустите, - ответил воевода.
Страж, которого ударили по голове, пришел в себя. Путы на нем развязали, и теперь он оправдывался перед Посвистом:
- Они подкрались, как тени, я только и видел, когда батог вскинули.
- Уснул, поди, - заметил воевода.
На том всё и закончилось. Посвист распорядился продолжать путь. Он досадовал на грека и, когда ехали рядом по дороге, выговорил ему:
- Ты, торговый человек, золотом не разбрасывайся, не то и пуще беды накликаешь. Видел, поди, кто, как ты пристава одарил.
- Не хотелось, чтобы товар досматривали, вот нелегкая меня и дернула. Словно бес попутал, - признался Сфенкел.
- Кстати, скажи-ка, откуда тебе русская речь ведома? Лопочешь будто новгородец.
- Верно. Отец моей жены из Новгорода, а я с ним часто встречаюсь. Он в монастыре Святой Мамы монашествует. И с женой мы дома говорим по-русски. Нравится мне ваш говор.
- А ты царевну Анну знаешь? - Посвист задал этот вопрос не случайно и предупредил: - Я ведь не лыком шит и сразу понял, что Анна тебе близка. Видел в монастыре, как она с тобой лопотала, когда Ивара отпевали.
- Прозорлив ты, боярин. Скажу откровенно: Анна близка нам с моей супругой Гликерией. Она с трех лет воспитывает царевну.
- Теперь другое скажи. Зачем ты на Русь едешь? Я же вижу, что ты не торговый человек.
Сфенкел и Посвист были чем-то похожи друг на друга. Оба ладные, сухощавые, крепкие, лишь бороды да глаза разные: у одного - борода и глаза черные, у другого - русые и голубые. И душевным складом походили: оба открытые, правдивые. Сфенкел понимал это и не покривил душой, сказал правду:
- Я еду на Русь во благо царевне и великому князю.
- Как это разуметь?
- Всё просто. Моя забота та же, что и у тебя в Византии была. Тебе не повезло, возвращаешься ни с чем. Я попытаюсь добиться того, чего великий князь желает. Анна будет на Руси великой княгиней. Вот и всё.
