Троепольская встрепенулась, оживилась. Тоже попыталась улыбнуться.
— Что же это я?.. Входите, пожалуйста, Федор Григорьевич… Вот я только…
Схватила со стула халатик и долго возилась с ним, не находя рукавов.
— Разрешите помочь…
Федор сделал два шага и помог ей надеть халатик…
— Благодарю вас… Прошу садиться. Странно как вышло… Я уверена была, что вы зайдете. Часто думала об этом. А сейчас как раз и не ожидала…
— Может быть, я не во-время?
— Ой, что вы, что вы!.. У нас всегда во-время и всегда не во-время. Грипочка, где ты там? Иди сюда, познакомься. Это тот Федор Григорьевич, с которым мы играли на театре в Ярославле. Учитель мой первый.
— Я сразу догадалась, — сказала девочка, приседая Федору.
Федор засмеялся и протянул ей обе руки:
— Уж если знакомиться, так по-русски.
Девочка также подала ему обе руки. Федор задержал их. Улыбаясь, посмотрел в ясно-синие, серьезные глаза Грипочки.
— Я совсем иначе вас представляла, — сказала, покачивая головой, девочка.
— Лучше или хуже? — рассмеялся Волков.
— Проще. Не таким важным.
— Это я-то важный? Неверно, Грипочка. Я совсем простой. Она на вас очень похожа, Татьяна Михайловна.
— Говорят, — сказала Троепольская. — Только гораздо умнее и красивее меня. Грипочка, ты можешь даже поцеловать дядю. Он был мне совсем как родной…
Девочка покорно протянула Федору свои губки. Он поцеловал ее. После этого Троепольская привлекла девочку к себе и также поцеловала ее несколько раз.
— Какая она прелесть, ваша сестричка! Эта маленькая Агриппина Михайловна Мусина-Пушкина…
— Она сироточка моя, — вздохнула Троепольская. — А какое у нее чудное сердечко! Правдивое и неподкупное.
Федор был растроган этой сценой. Чтобы скрыть готовые выступить слезы, сказал:
— Подойдите же ко мне поближе, милая Грипочка. Я хочу поболтать с вами попросту.
Девочка подошла.
— О, болтать она мастерица! — сказала Троепольская. — И вы можете говорить ей «ты». Она еще дитя. Ты разрешаешь, Грипочка?
— Разрешаю. Мне, почитай, все говорят «ты». Знакомые, конечно.
— Прекрасно. Мы тоже уже знакомы. Я приобрел сегодня такое лестное знакомство, о коем час тому назад и не мечтал. Я тебя буду очень любить, милая Грипочка.
— Я вас тоже. Я только важных не люблю.
— Хорошо, что я, при ближайшем рассмотрении, оказался не важным, — засмеялся Волков.
— Важных иначе, — которые большие, толстые, и сопят. А вас можно любить, как и дядю Сашу.
— Кто это — дядя Саша? — спросил Волков.
— Это мой муж, Александр Николаевич Троепольский. Они с Грипочкой большие друзья, — пояснила Татьяна Михайловна, неожиданно заинтересовавшись рисунком своего халатика. — Он сейчас должен зайти сюда. Вы и с ним познакомитесь.
— Очень приятно.
Наступило молчание. Федор неожиданно позабыл все слова. Татьяна Михайловна также молчала, изучая свой халатик. Грипочка удивленно посмотрела на того и на другого. Осторожно приласкалась к Волкову.
— Вы тоже хороший? А у вас есть жена? Нет? А почему?
— Право, не знаю почему, Грипочка.
— Как странно! Кто же должен знать? Я? Какой вы смешной! А кто вам манжеты гладит? Неправда, у вас есть жена, — говорила девочка, разглядывая пышные манжеты Волкова. — У нас все женатые и все замужние, кроме меня. Это потому, что я еще маленькая.
— Подрастешь — и выйдешь замуж за хорошего человека.
— Хороших людей ныне очень мало.
— Пока подрастешь, они появятся, — улыбнулась Татьяна Михайловна.
— Герр Гильфердинг говорит, будто хороших людей на свете больше не будет, все вывелись. Сам он не особенно хороший. Все сердится. Вот вы — хороший. Дядя Саша тоже очень, очень хороший.
— Иначе и быть не может, — сказал Волков. — Татьяна Михайловна не могла выйти замуж за плохого человека…
Троепольская укоризненно взглянула на Волкова и затем отвернулась с подавленным вздохом…
Федор Григорьевич держал Грипочку за руки.
— Комедианты хороший народ, — изрекла девочка. — Только если бы они не так часто ссорились! Вы тоже любите ссориться?
— С хорошими людьми — нет, — улыбнулся Федор.
— А я ни с хорошими, ни с плохими. Когда начинают ссориться, я убегаю. Хороший человек не будет ссориться, а с плохим — не стоит ссориться. К чему? Дядя Саша никогда не ссорится.
— А тетя Таня? — пошутил Волков.
Девочка взглянула украдкой на сестру.
— М-м… разумеется, тоже нет… когда ее не обижают, У нас забияк много. Особливо комедиантки есть — у-у!.. Я их терпеть не могу, этих торговок.
— Грипочка, не надо болтать лишнего, — сказала Троепольская, не оборачиваясь.
— Я — не лишнего. Я так чуть-чуть…
— А театр тебе нравится, Грипочка? — спросил Волков, чтобы переменить разговор.
— Конечно. Это лучшее, что у нас есть в Москве. Вот этот? Ваш театр?
— Конечно. Ведь я другого не видела. А есть другие? Извините, как мне следует вас называть? Дядю Сашу я зову дядей Сашей.
— Федора Григорьевича следует называть Федором Григорьевичем, — быстро сказала Троепольская, не поворачиваясь к ним.
— Разумеется. Какая я глупая! Федор Григорьевич, а вы мне покажете другой театр? — льнула Грипочка к Волкову.
— Покажу, милое дитя. Конечно, с разрешения сестрицы и дяди Саши.
— А почему им не разрешить? Разве это неприлично?
Волкову не видно было лица Татьяны Михайловны. Но, полуобернувшись, он увидел это лицо в зеркале. Ее глаза были полны слез. Они застилали ей зрение. Повидимому, она делала большие усилия, чтобы справиться с ними.
— Это большой театр? Красивый? Там играют по-немецки или по-русски? Я не люблю немецкого языка. Не люблю и плохо знаю его. А вы хорошо его знаете? Как сестрица?
Федору необходимо было что-то отвечать девочке. Однако волнение Татьяны Михайловны передалось и ему. Он боялся звуком голоса выдать свое душевное состояние. Невольно подумал про себя: «Боже, какой я плохой актер!».
— Федор Григорьевич, вы мне не отвечаете! Я вам надоела? — спрашивала девочка.
— Милая Грипочка, ты не можешь надоесть, — принудил себя выговорить Волков. — Я готов тебя слушать целыми днями. Потом я тебе сразу отвечу на все. А пока я просто любуюсь тобой. Мне приятно смотреть на тебя и молчать.
— А почему у вас такое печальное лицо? Раньше у вас было другое…
Татьяна Михайловна стирала полотенцем грим. Повернувшись к девочке, сказала:
— Пора тебе привыкнуть, глупенькая, что у актеров лицо меняется постоянно.
— Знаю — на театре. А ведь сейчас же мы не играем!
— Могут быть и другие причины. Не из-за одной игры. Вот и у меня сейчас… Попала в глаз соринка, и глаз слезится. Значит, и выражение другое.
— У вас тоже соринка? — спросила Грипочка, теребя за пуговицу Волкова.
— Нет, Грипочка, не соринка. Мне немного жмут сапоги, и это неприятно.
— Сапоги следует выбирать по ноге. Тогда и страдать не будете, — наставительно произнесла Грипочка.
Федор засмеялся. Рассмеялась и Татьяна Михайловна, привлекая к себе девочку:
— Какой мудрый совет! Ах ты, мой маленький философ!
Поцеловала девочку в голову.
В уборную вошел высокий белокурый мужчина в скромном темном кафтане.
— Танечка, готова?
— Немножко заболталась. У нас необычайный гость. Познакомьтесь. Мой муж… Федор Григорьевич Волков, придворный комедиант, мой земляк и учитель… Впрочем, ты мосье Волкова уже знаешь по моим рассказам.
Мужчины обменялись рукопожатиями.
— Дядя Саша! Федор Григорьевич покажет мне другой театр. Ихний, — ухватилась за Троепольского Грипочка.
— Ну, разумеется, тебе первой, — шутливо сказал Троепольский. — Полагаю, Федор Григорьевич затем и зашел, чтобы пригласить тебя. Ведь так, Федор Григорьевич?
— Именно так, Александр Николаевич.
— Не может быть, — сказала Грипочка. — Федор Григорьевич час тому назад не знал, есть ли я на свете.
— Невероятно! Тебя вся Москва знает, а следовательно и Федор Григорьевич. Да и как не знать такую примечательность? Сие непозволительно. Ну, Танечка, ты переодевайся без помехи. Мы выйдем.
Мужчины вышли на полутемную сцену. Медленно прохаживались, толкуя о театральных и иных делах.
Когда Татьяна Михайловна была готова, все вместе вышли на улицу. Троепольские жили в двух шагах от театра. Они непременно хотели затащить Волкова к себе ужинать. Он отговаривался поздним временем и усталостью. Дал слово отобедать у них на следующий день. Троепольские показали домик, в котором они квартировали, и объяснили, как следует стучать.
Стали прощаться. Грипочка приготовила было губы для поцелуя. Вопросительно взглянула на сестру. Та незаметно покачала головой. Девочка сделала Волкову церемонный реверанс.
