— Очень просто, в ту сторону не выжжен подножный корм.
И хотя царя такое объяснение не удовлетворило, ему пришлось поверить, поскольку другого не было.
Иррегулярные части казаков и калмыков беспрерывно реяли вокруг шведов, нанося неожиданные и дерзкие удары и успевая уходить, скрываться от ответных ударов.
Все эти наскоки выводили Карла из равновесия, он злился на русских, что воюют не по правилам: не хотят скрестить оружия в честном бою. Он жаждал генерального боя, а русские не давали его, оттого у короля сложилось и накрепко закрепилось ошибочное мнение, что русские трусы и воевать не умеют. Даже потеря двух полков на Черной Наппе не поколебала этого мнения. Это казалось ему случайностью.
На подходе к деревне Раевке Карл увидел впереди о правую руку русскую конницу. Решив, что это опять казаки, он приказал:
— Атаковать и уничтожить.
Полк драгун на рысях двинулся на русских. Король, наблюдавший за атакой, с удивлением отметил, что русские не побежали, как обычно, а вдруг, обнажив палаши, двинулись навстречу шведским драгунам.
— Тем лучше, — удовлетворенно хрустнул суставами Карл. — Сейчас мои драгуны вырубят эту ораву.
Два конных полка сшиблись, и начался бой. Вначале трудно было понять, кто берет верх, потому что все смешалось, закрутилось, засверкало лезвиями сабель и палашей. Однако вскоре стало ясно, что драгуны пытаются вырваться из боя, озадаченные столь яростным ответным натиском.
— Мерзавцы, что они делают! — злился Карл. — Как они смеют отступать?!
Увы, драгуны «посмели», обжегшись в короткой схватке, галопом помчаться к своей армии.
Гнев короля обрушился на драгунского полковника. Тот, зажимая рукой разрубленную щеку, оправдывался:
— Но это оказалась регулярная конница, ваше величество.
— Так в чем дело? Разве вы не командир регулярной армии? Смотрите, черт вас возьми, как это делается.
Король проскакал в голову Остроготского полка и, выхватив шпагу, крикнул:
— Солдаты, докажите вашему королю, что вы достойны его. За мной!
Два эскадрона лучшего полка армии помчались вслед за своим королем доказывать свою преданность венценосному командиру, свою непобедимость.
Однако и на этот раз русский отряд не обратился в бегство, а, наоборот, помчался навстречу шведам, растягивая крылья и охватывая ими кавалерию врага.
Карл был впереди и опытным глазом рубаки заранее наметил жертву, усатого широкоплечего кавалериста, мчавшегося прямо на него.
Со звоном скрестились на полном скаку палаш русского и шпага короля. Вряд ли догадывался русский, на кого он обрушил свой удар, посмел поднять руку. Телохранители короля, скопом набросившиеся на него, тут же изрубили отважного конника.
Сеча началась. Жестокая и кровавая. Визг и скрежет железа, стоны, вскрики, ржание коней, хрипы сотен глоток — все сплелось в единый неумолчный гул. Все забылось бойцами — мать, родина, жизнь, все устремилось у каждого в одно желание, в одну страсть — убить, убить, убить. Арифметика боя была проста: не убьешь ты, убьют тебя.
Второй эскадрон Остроготского полка рассчитывал вступить в бой не сразу, а несколько позже, оттого даже не обнажал оружия. В считанные минуты полк был окружен, и в сражение принуждены были вступить оба эскадрона почти одновременно.
Битва в окружении, увы, не прибавляет сил окруженным, а, напротив, способствует замешательству в рядах, нередко переходящему в панику. Именно на это рассчитывал генерал Боур, приказав своим кавалеристам окружить шведские эскадроны и уничтожить.
Но паники не было. Шведы, видимо вдохновленные присутствием любимого короля в их рядах, дрались с отчаянной храбростью и мужеством.
Русские не знали, что сам король находится на поле брани, да и как было его узнать в пропыленном простом кафтане, в сапогах с налипшей засохшей грязью. От других этого бойца отличало лишь то, что многие, жертвуя собой, прикрывали его. К чести Карла надо сказать, что он сам не прятался, а кидался очертя голову в любую свалку, великолепно управляясь с тяжелой длинной шпагой.
Под ним убили коня, который, падая, едва не придавил своего седока. Оказавшись на земле, Карл вертелся юлой, отражая, казалось бы, смертельные выпады русских кавалеристов.
Он был бы давно убит, не заслоняй его преданные драбанты. Русские изрубили первый и второй эскадроны. Если б они знали, что среди уцелевшей горстки отбивается сам король Швеции, возможно, в этом бою и закончился бы поход новоявленного Александра Македонского.
Но и русским бой давался нелегко, они тоже потеряли много бойцов. Однако, чувствуя перевес над неприятелем, они дрались с таким воодушевлением, что, когда со стороны шведов показалось большое подкрепление, ведомое адъютантом Хордом и генералом Розеншерном, им навстречу помчался русский полк, уже опьяневший от рубки и крови и потому особенно страшный для врага.
Генерал-адъютант Хорд, скакавший впереди на выручку своего любимого короля, был с ходу разрублен сильным ударом палаша и умер мгновенно. Генерала Розеншерна тоже свалили одним из первых, проткнув ему живот.
Петр I, уловив наметившийся перевес, пустил на фланги казаков с копьями. Те со свистом и визгом налетели на шведов.
Реншильд, видя, что армия вот-вот лишится короля, бросил на выручку еще драгун, наказав командиру:
— Выручите его величество и немедля назад.
Лишь этой группе удалось оттеснить русских, захватить короля и умирающего Розеншерна и отойти, но и то лишь потому, что царь дал русским сигнал к отходу. Если бы он знал, что на поле король, возможно, поступил бы иначе.
Каприз Карла, его неожиданный и не оправданный обстоятельствами наскок на русских, обернулся шведской армии потерей двух лучших кавалерийских эскадронов и двух генералов.
Петр I, как всегда кратко и емко, охарактеризовал этот бой: «Зело счастливая для нас партия учинилась».
Глава восьмая
БИТВА ПРИ ЛЕСНОЙ
Войдя в Стариши, Карл вынужден был опять остановиться. Лошади были вымотаны тяжелой дорогой, точнее, бездорожьем, а главное, бескормицей. Да и людям требовался хлеб, хлеб, хлеб.
Отряды, снаряжаемые Гилленкроком на поиски хлеба, рыскали по окрестностям, ловили разбегающихся крестьян, пытали, устраивали им «пляску по небу», вешали одного за другим.
Но не всякий пойманный выдавал шведам место хлебной ямы. Кто оттого, что не ведал таковой, а кто из ненависти к завоевателям, понимая, что все равно убьют, молчал до конца.
Но для завоевателей явилось полной неожиданностью, когда загнанные в чащобы, лишенные крова крестьяне стали сами нападать на шведов. Стоило какому-нибудь солдату отдалиться по какой нужде от дороги, как его вскоре находили мертвым. Мало того, и отряды, искавшие хлеб, нередко подвергались нападениям.
— Что за народ! — возмущался король. — В Европе я вешал двух-трех человек, и сразу все остальные стихали. А здесь? Чем больше виселиц, тем больше непокорства.
— Азиаты, ваше величество. Зверям подобны, — отвечал генерал-квартирмейстер Гилленкрок.
— Ну, Аксель, — обратился к нему Карл, садясь на коня, — что бы вы могли посоветовать, куда нам дальше двинуть войско?
— Но у вашего величества, надеюсь, есть какие-то намерения, — отвечал Гилленкрок. — Если б я их знал, тогда б, возможно…
— У меня нет никаких намерений, Гилленкрок, — неожиданно усмехнулся король. — Я хотел знать ваши. Подумайте.
Он тронул коня и ускакал проверять аванпосты. Гилленкрок отправился к графу Пиперу.
— Что делать, граф? У короля до сих пор невозможно узнать, куда же наконец мы пойдем.
— Ах, генерал, завтра будет военный совет, и нам с вами необходимо постараться убедить короля сделать разумный выбор.
— Мне кажется, граф, самое разумное будет идти к Могилеву, по моим сведениям, сей повет менее разорен. А главное, это будет шаг навстречу Левенгаупту.
Первый министр и генерал-квартирмейстер решили на военном совете держаться сообща.
На военном совете, который начался на следующий день после завтрака, Карл XII первым долгом спросил:
— Кто мне ответит, где сейчас Левенгаупт?
Генералы удивленно переглянулись. Каждый понимал, что любые сведения о движении Левенгаупта в первую очередь поступают к королю.
— Я полагаю, ваше величество, — дабы замять неловкость, начал первый министр Пипер, — он еще далеко от театра наших действий, и поэтому было бы самым разумным выступить ему навстречу.
— Это будет равносильно отступлению, — заметил фельдмаршал Реншильд.
— Не отступлению, фельдмаршал, а шагом к усилению армии, — возразил Гилленкрок. — Именно после соединения с Левенгауптом мы смогли бы двинуться на Москву через Смоленск, имея при себе его обоз.
— А я считаю, — взглянул Реншильд на короля, ожидая от него поддержки, — я считаю, что нам необходимо повернуть на юг.
