— Дафна хотела было войти в горящий дом, — начал он. — Но ее остановил Клеомед. Он, очевидно, только что упражнялся в беге — он был мокрый от пота и полуобнажен. Тут откуда-то появился Буто. Лицо и руки у него были в саже. Буто не пускал Клеомеда в горящий дом, и тот сбил его с ног.
— Скажи им, что кричал Буто, — перебила его Дафна.
— Он крикнул: «Слишком опасно. Я был там. Старался помешать огню перекинуться на дом… Я твой…» — Тут Ксанфий взглянул на Дафну, а потом докончил: «Я запрещаю тебе идти туда».
— И расскажи им, — потребовала Дафна дрожащим голосом, — что говорил Буто, когда он поднялся на ноги, после того как Клеомед вынес из огня Ктесия.
— Я слышал, как он кричал: «Клеомед! Клеомед! Я иду к тебе на помощь! Подожди меня, сынок!»
— Спасибо, Ксанфий, — сказала Дафна.
Тимон побледнел. Он приподнялся со своего сиденья и сказал Тимофею:
— Буто обучал моего сына приемам кулачного боя. Он назвал его «сынком» потому, что был его наставником.
— Разумеется, — ответил Тимофей. — Он назвал его так в сильном волнении, опасаясь за его жизнь, это ясно.
Тимофей сделал знак Ксанфию уйти и попросил Дафну продолжать.
— Вот что мне еще известно, — сказала она, поглядев на Ктесия, который слушал, не пропуская ни слова. От удивления и старания понять его глаза стали совсем круглыми. — Это Ктесий, сын Ктесиарха. Его спас из огня сын Тимона. — Она улыбнулась Тимону, словно желая поблагодарить его и утешить, и добавила: — Твой сын был героем, Тимон. Никто из видевших этот подвиг никогда его не забудет.
Тимон хотел ответить ей, но язык ему не повиновался.
— Вчера днем, — продолжала Дафна, — пока Гиппократ занимался в хранилище, Ктесий дважды навестил его там. Привратник видел, как он открыл Ктесию большую дверь и стоял, глядя ему вслед. Сегодня утром Ктесий, проснувшись, рассказал мне, что он остался в хранилище после того, как Гиппократ ушел, торопясь на корабль. Мальчик видел, как Буто облил пол маслом, а потом вылез через отверстие в стене. Он видел, как Буто выбросил из этого отверстия горящий светильник и как масло вспыхнуло. Может быть, он сам расскажет вам все это, если вы его попросите.
Архонты начали взволнованно переговариваться, но вскоре Тимофей велел всем замолчать и подозвал к себе Ктесия.
Тот шагнул было вперед, но тотчас остановился и, оглянувшись, умоляюще посмотрел на Дафну. Она подошла к нему, и мальчик, крепко уцепившись за ее руку обеими руками, медленно обвел взглядом повернувшиеся к нему лица. Узнав Эврифона, он радостно улыбнулся ему и сказал: «Хайре!» Потом, заметив, что все смотрят на него ласково, он немного ободрился.
— Расскажи мне, Ктесий, — начал Тимофей, — про свои свидания с Гиппократом.
Мальчик ничего не ответил.
Дафна наклонилась к нему.
— Ты вчера видел Гиппократа?
— Два раза, — кивнул Ктесий.
— Так расскажи им об этом.
— Ну, в первый раз я пощупал его мускулы. Ведь его прапрадедом был Геракл. Вы про это знали? Потом он попросил меня отнести тебе, Дафна, кусок папируса. Только он сначала на нем что-то написал.
Дафна покраснела, а архонты улыбнулись.
— Когда я тебе его отдал, ты тоже что-то написала и дала мне маленький свиток, чтобы я отнес ему, но…
— Это неважно, — перебила Дафна. — Расскажи им, что случилось в книгохранилище.
— Хорошо, Дафна. Только я сейчас вспомнил, что забыл отдать ему кусочек папируса, как ты просила.
Ктесий открыл висевшую на поясе сумку и, заглянув в нее, вытащил маленький расплющенный свиток.
— Я совсем забыл о нем, — повторил он.
Дафна быстро схватила папирус, но Тимофей подошел к ней и протянул руку. Дафна густо покраснела и нехотя отдала ему свиток, с трудом подавив желание убежать и спрятаться.
Держа свиток в руке, Тимофей сказал:
— Как ты хочешь: чтобы его прочел я или твой отец?
— Его незачем читать, — вмешался молодой архонт. — Выслушаем мальчика — этого достаточно.
Дафна гордо вскинула голову.
— Прочти его, Тимофей!
Он сломал печать, прочел и с улыбкой отдал папирус Дафне, а затем, повернувшись к остальным архонтам, сказал:
— Этот свиток содержит только одно слово. Одно из двух самых многозначительных слов, какие только может написать женщина. В возрасте шести лет мальчики обычно говорят правду и ничего не умеют скрывать, — добавил он, обращаясь к Дафне.
Эти слова вызвали общий смех. Когда он утих, Ктесий важно сказал:
— А мне уже почти семь.
Мальчик опять повернулся к Дафне и объяснил:
— Я забыл потому, что вспомнил, что должен помочь матушке. И я не вернулся к Гиппократу сразу, а пошел домой к матушке, и она попросила меня попросить Гиппократа прийти к ней и поглядеть, почему у нее не ходят ноги. А я сказал, что он их вылечит, только я хочу, чтобы он сперва рассказал мне про Геракла, а она сказала: «Хорошо, но только одну историю, не больше».
Ктесий посмотрел на Тимофея и, улыбнувшись, сообщил:
— Я люблю, когда мне рассказывают.
— Продолжай, — ободрил его Тимофей. — Сейчас ведь рассказываешь ты. У меня есть мальчик, вроде тебя. Он тоже любит слушать сказки.
— Ну, я опять пошел к Гиппократу через нашу маленькую дверь. Он спросил, велела ли Дафна ему что-нибудь сказать. А я сказал — нет, это матушка велела. Тогда он рассказал мне три истории про Геракла. Рассказать их тоже?
— Как-нибудь в другой раз, — ответил Тимофей.
— Дело в том, — вмешалась Дафна, — что у матери Ктесия отнялись ноги и последнее время она совсем не могла ходить. Отец, наверное, объяснит это лучше меня…
Но Эврифон покачал головой, и Дафна продолжала:
— Она говорила мне, что хотела бы, если это окажется возможным, поговорить с Гиппократом. Очевидно, Ктесий в отсутствие отца повел Гиппократа к матери, а потом вместе с ним вернулся, в книгохранилище. Ну, Ктесий, теперь расскажи им, что случилось, пока ты был там.
— Я оставил мою черепаху, — объяснил мальчик, — в книгохранилище, в большом ящике. Я сказал Гиппократу, что дам ему ее покормить, а он сказал, что торопится. Он ведь живет на Косе.
— А что было дальше? — спросила Дафна. — Продолжай.
— Я сел на пол рядом с ящиком и стал кормить черепаху. И услышал шум. Там был Буто. Ну, знаете, Буто — у него такое большое лицо. Анна говорит, что он похож на жабу. Он вылил на пол что-то черное и блестящее. А потом поставил амфору вверх дном и дал ей вытечь. Она очень смешно пыхтела, и вытекло очень много.
Эврифон внезапно встал.
— Можно, я задам мальчику несколько вопросов? — спросил он.
Тимофей кивнул.
— Буто с тобой не говорил?
Ктесий помотал головой.
— Нет.
— А где ты был?
— Я сидел на полу в… ну, позади ящиков.
— В нише?
— Ну да, в нише.
— А почему ты не спросил Буто, что он делает?
— Я хотел спросить.
— Так почему же не спросил?
— А я его раньше пробовал спрашивать. И он очень рассердился. Он не любит сосунков. Он сам так сказал.
Эврифон опустился на скамью.
— Если он сидел в нише, Буто действительно мог его не заметить. — Он задумчиво кивнул. — Я думаю, Тимофей, что мальчик говорит правду.
— Продолжай, Ктесий, — сказал Тимофей.
— Ну, тогда Буто вылез через дыру в стене — у него еще ноги дрыгались. Наверное, так лазить очень трудно.
— А что случилось потом?
— Буто посмотрел в дыру, а потом высунулся и бросил на пол светильник. И все загорелось. Стало очень много дыма. А я побежал наверх к матушке и все ей рассказал.
Тут его перебил молодой архонт:
— Ктесий, а Буто кто-нибудь помогал?
— Кто-то с ним разговаривал, только я ее не видел.
— Достаточно, — вмешался Тимофей. — Я думаю, мы обойдемся без голосования. Виновен Буто, это очевидно.
Он умолк, и каждый архонт сказал: «Согласен». Тимофей взглянул на Эврифона, и асклепиад, кивнув, медленно произнес:
— Да, я согласен.
— Окончательное решение следует предоставить Совету Коса, который будет допрашивать Буто. А наше расследование окончено. — Он повернулся к Тимону. — Благодарю тебя, Тимон, за то, что ты почтил нас своим присутствием. Если хочешь, я приеду на Кос, чтобы присутствовать при том, как ты доложишь Совету об этом деле.
Тимофей заметил, что молодой архонт хочет что-то сказать, и подошел к нему.
— Почему ты не дал мне расспросить мальчика о сообщниках Буто? — спросил тот. — Кто-то ему, несомненно, помогал.
Тимофей досадливо пожал плечами и ответил вполголоса:
— Я не хуже тебя понял, что кроется за всем этим. Но сейчас для таких вопросов не время. Не следует ставить Тимона в слишком уж тяжелое положение. Если у тебя в корзине гадюка, не поднимай крышку, пока не решишь, что с ней делать. Мне очень жаль Тимона.
Молодой архонт кивнул:
— А мне жаль Гиппократа.
