Вслед за дакийскими всадниками вперед ринулась пехота – в этот раз опять почти вся доспешная, что было непривычно: здесь мешались трофейные римские лорики с доспехами языгов из роговых пластин и чешуйчатые гетские панцири. Долго шел бой на равных. Пилумы и стрелы летели тучей, скрещивались мечи, с грохотом сталкивались щиты. Дакам не удалось выдержать строй до конца – и он вскоре начал разваливаться. Но ярость толкала их вперед, как скрученные жилы выталкивают заряд из баллисты. Казалось, варвары пришли в бешенство и готовы были уничтожить всех, кто стоял у них на пути, они бились кинжалами, сокрушали мечами панцири и, раненые, окровавленные, поднимались с земли, чтобы кинуться в бой с еще большим остервенением.
Даки были сильнее телом и выше ростом, римляне – больше тренированы; варвары – дики и буйны, римляне – спокойны. Внезапно понесся вперед с боевым воодушевлением отряд знатнейших из даков, среди которых был и сам Децебал. По правую руку от него скакали его брат Диег и сын Скориллон, по левую – преданный Везина и юные племянники. Развевались, гудели на ветру дакийские волкоголовые драконы. Вслед за Децебалом устремились простые коматы. Отряд клином врезался в римский боевой строй и, прорывая его, дошел до третьей шеренги. Но здесь стоял Первый легион Минервы. Адриан готов был лучше умереть, нежели позволить Децебалу до конца прорвать римские ряды и выйти Траяну в тыл. Легионеры сомкнули строй. Прикрываясь щитами, они стояли перед даками неприступной стеной, но, как только открывалась возможность, наносили удары. Удачный бросок пилума поразил великолепного сарматского коня под Децебалом, и царь только чудом успел соскочить на землю. Из мертвых тел варваров, павших под ударами римлян, поднималось уже перед легионерами Первого легиона подобие вала, так что теперь наступавшим дакам приходилось на него карабкаться. Повсюду раздавались стоны умирающих.
* * *
Ничего подобного никогда Приск еще не видел, а битв повидал он достаточно. Малые числом, даки творили в этом сражении чудеса. Центурион стоял подле Адриана в третьем ряду, уверенный, что в этот раз ему не придется даже размяться. И вот – на тебе, опять он угодили в самую гущу кровавой каши. Приск всего в нескольких шагах от себя увидел царского брата Диега и лишний раз убедился, что нет равного этому человеку в умении орудовать фальксом. Адриан в ярости ринулся наперерез дакийскому всаднику.
«Все, умерла моя карьера… – в отчаянии подумал Приск. – Не быть Адриану императором… Мертвые не правят…»
Дальнейшее произошло мгновенно. Приск рванулся вперед, раздвинул стоявших перед ним легионеров единственной уцелевшей шеренги, нырнул на землю, проехал на железной лорике, как на плоту, по мокрой и скользкой от крови земле и всадил свой меч в брюхо вертящегося над ним жеребца. Тот встал на дыбы. На счастье, Приск крепко держал рукоять, и меч вышел назад, оставшись в руке.
Центурион на четвереньках бросился назад. Чьи-то сильные руки подхватили его и протолкнули назад за первую шеренгу. Как оказалось – Малыш подсобил. Поднявшись, Приск оглянулся.
Конь Диега бесился, бил копытами, а царев брат падал, раскинув руки, и Приск видел, как выскользнул из пальцев дакийского всадника обагренный римской кровью смертельно опасный фалькс. Скориллон ринулся на помощь дяде, но тут же исчез в кровавой сече вместе с конем.
В этот момент все и решилось. Даки отступили и, не сговариваясь, развернулись и пустились в бегство. Это был конец армии Децебала.
Римская конница, преследуя даков, унеслась вперед, прорезав в рядах отступавших широкие кровавые борозды. Те, до кого не дотянулись мечи всадников, продолжали бежать. Беглецы, многие раненые, спотыкались об упавших, скользили на мокрой от крови земле, падали, падали, поднимались. Легионеры настигали их по одному, по двое и убивали. Казалось, римлян охватило исступление, им никогда не утолить жажды крови, не пресытить десницу убийством. Резня эта была сродни безумию. Молчун сообразил, что на земле среди недвижно лежащих тел еще много осталось живых, и теперь норовил каждого дака проткнуть мечом – дабы, притворившись павшим, варвар не смог подняться и ударить легионерам в спину. Однако, даже преследуя беглецов, пехота не решалась сломать строй, и потому римляне настигали только раненых и смертельно уставших. От частых ударов клинки затупились, под ногами валялись тела убитых, шлемы, щиты. Ни о каком сражении уже не было речи. Тех даков, кто остался в долине, примитивно добивали. Неожиданно варвары второго ряда, что шли в бой без доспехов, получили шанс на спасение: они удирали куда быстрее товарищей, да и легионеры в тяжелых лориках не могли их догнать. Счастливцы исчезали под покровом леса и устремлялись к своей столице.
Децебал с немногими спутниками сумел вырваться из гущи сражения. Лишь четверо телохранителей уцелели из всего отряда, вместе с Децебалом ускакали его юные племянники и Везина. У самых ворот крепости их нагнал Бицилис.
Ворота захлопнулись за ними, чтобы римлянам не удалось на плечах бегущих ворваться в крепость. Впрочем, римляне их не преследовали – Траян не рискнул направить в лес ни ауксилариев, ни легионеров, опасаясь засады.
* * *
– Эх, если бы меня кто на руках донес, я бы целый золотой аурей отдал, – пробормотал Кука.
Кроме обычной амуниции легионер волок за собой трофейный фалькс, сику да еще дакийский плащ – отброшенный в сторону во время бегства плащ почти не перепачкался в земле и крови, и Кука прихватил его, памятуя, как настрадался в этих местах зимой от холода. Разумеется, сейчас стояло лето, но по ночам в горах совсем не жарко, и шерстяной плащ пригодится.
– Я тебя не потащу, – отозвался Приск. – Вон, может быть, Молчун согласится.
Молчун, забрызганный кровью с головы до ног, шагал последним.
– Попроси капсариев, – буркнул тот.
Капсарии уже рассыпались по долине, отыскивая среди тел раненых римлян. Там и здесь зажигали факелы: хотя склоны горы еще золотили лучи солнца, в долине темнело.
– А что, это мысль! Лягу и притворюсь, ребята меня на руках донесут. – Кука, недолго думая, улегся рядом с павшим легионером.
– Сначала они обчистят твой кошелек, заберут трофейный плащ, а может быть, и пояс, – предрек Малыш. – Гладиуса точно лишишься.
Такая перспектива Куку явно не устроила.
– Ладно, я сам дойду.
Он стал подниматься и вдруг сказал:
– Погодите! Парень еще дышит! Его малость потоптали. А ранен он, судя по всему, не тяжело.
Приск и Кука выволокли раненого из-под придавившего его сверху мертвого товарища, сняли шлем, влепили несколько пощечин. У Тиресия оказалась при себе фляга, и он дал спасенному глотнуть воды.
– Где я? – спросил тот, с трудом разлепляя слипшиеся от крови губы.
– Радуйся, парень, ты все еще в Дакии. – Кука повернулся к Приску. – Как ты думаешь, мне дадут дубовый венок за спасение римского гражданина?
– Обойдешься, – отозвался Приск. – Ты спас его после боя, а не в бою. Какой легион? – обратился центурион к раненому.
– Первый Минервы, – отозвался тот.
– Давай, потащили парня в лагерь, – Приск подхватил раненого с одной стороны.
– О, бессмертные боги! – взвыл Кука. – Я же хотел, чтобы несли меня. А теперь придется не просто идти, а еще тащить этого типа. А он здоровый. Куда здоровее меня.
– Ну так добей его, чтобы никуда не нести, – предложил Молчун.
– Ты что, спятил? Добить своего?! – возмутился Кука.
– Тогда чего ноешь? Пошли!
Они дотащили парня до палатки легионного медика и уложили у входа – дожидаться скальпеля хирурга.
– Погодите! – окликнул раненый своих спасителей. – Назовите свои имена. Чтобы я знал, кого благодарить.
– Я – Тит Кука, – отозвался спаситель. – А это наш центурион Гай Осторий Приск. Тебя-то как звать?
– Сентий, – назвался раненый.
– Поправляйся, Сентий. Без тебя Сармизегетузу никак не возьмем, – отозвался Кука.
Лето 859 года от основания Рима
Горы Орештие, окрестности Сармизегетузы Регии
Приск тихо ругался себе под нос. Еще три дня назад он мог бы лично явиться к Траяну и с гордостью объявить, что благодаря своей памятливости и уму отыскал дорогу к Сармизегетузе. А теперь тропу вдоль реки не заметит разве что слепой – потому как истоптана она сотнями ног и валяются на ней или же прямо на берегу горной речки умершие от ран даки. Ступай по кровавому следу прямиком к воротам. Теперь просто глупо говорить кому-то: я нашел дорогу…
Однако провести серьезные отряды или повозки с осадными машинами по дакийской узкой тропе было практически невозможно. Двигаться вдоль несущейся с горы безумной речки можно лишь гуськом – по два, максимум три человека. Что хорошо для разведчиков да горцев, для римской армии не подходило вовсе.
