– Известняк. Твой центурион Приск говорил – кладка из известняка, обычные дакийские штучки: раствора нет, камни стянуты деревяшками. Известняк не очень-то терпит жар, станет хрупок, а то и вовсе рассыплется в песок. А уж дерево поперечин все выгорит. Так что после пожара надо просто кинуть пару камней из баллисты, бах… – Филон хлопнул в ладоши. – Стена и рассыплется.
– Филон, ты что, не видел стены Блидару и Костешти? Между рядами каменной кладки наверняка набиты песок и земля – а земля не горит, насколько я знаю. Разве что спечется.
– А вот и нет… С юга стена недавно перестроена – так говорил твой центурион Приск – и там только известняк. Без набивки между…
– А что за смесь внутри?
– Это тайна! – Филон хитро прищурился. – Никто, кроме меня, не знает. Я один. И не скажу – как ни проси. Тут вертелся один, пытался зарисовать – наверняка лазутчик Аполлодора. Так я не позволил. Уж ему-то не достанется моя машина – ни за что!
Договорить они не успели: взревела труба – на соседних террасах поднялась тревога. Когорты Четвертого Флавиева Счастливого легиона в боевом построении стали спускаться в долину.
– Потом договорим! – Адриан вскочил в седло. – Береги красотку! – бросил уже на скаку.
Он гнал коня, опережая легионеров. Адриан должен быть первым всегда и всюду, что бы ни приключилось на этой войне!
* * *
Оказалось, что защитники крепости попытались устроить вылазку, выскользнув из восточных ворот, прошли сакральную зону, спустились по лесистому склону, а потом смогли выйти к западной дороге. Здесь они напали на рабочих, занятых на стройке. Даки почти беспрепятственно убивали фабров: против фалькса кирка – плохая защита. Но на защиту фабров бросились ауксиларии и легионеры, отряд даков не успел отступить и был поголовно истреблен.
Адриан, первым делом прискакавший в расположение своего легиона, здесь уже получил известие, что вылазка даков не удалась. Так что трубили тревогу напрасно – помощь Первого легиона в этот раз не понадобилась. Легат оглядывал склон горы, но с таким же успехом он мог бы пытаться разглядеть сквозь густую овечью шкуру скрытые где-то внутри сердце или печень. Лес, густой лес, и больше ничего. Изучая добытые Приском чертежи, Адриан полагал, что крепость огромна и видна издалека. Сейчас же он видел только горы и лес, а крепость была каменным прыщом на этой горе – не более того.
Траян не придумал пока ничего лучшего, чем приказать этот лес валить, – бревна пойдут на мосты через бурные речки, на ограду лагерей и – главное, на создание контрвалационной линии[91]. Недавнее нападение лишний раз подтверждало, что она необходима. А значит, штурм столицы может затянуться до зимы.
Даже подступиться к Сармизегетузе было непросто – на жилых террасах даки разрушили дома и амбары, повсюду установили метательные машины. Пристрелянные механизмы били по римлянам, как только те оказывались в поле зрения стрелков. В основном это были баллисты, кидавшие камни, а камней у даков имелось в избытке. Любой склон они могли превратить в ядра для своих машин. Да уж, присланные Домицианом инженеры послужили Децебалу на славу! На следующий день, пытаясь подступиться к Сармизегетузе, римляне потеряли десять человек убитыми и еще столько же пострадало от ударов камней. Среди них и Адриан, опять сунувшийся в самую гущу событий. Ему в какой-то мере повезло, если случившее можно было счесть за везение: камень из баллисты ударил стоявшего рядом легионера в грудь и отшвырнул на Адриана – легат просто свалился с уступа и, пролетев футов десять, упал на камни. На счастье – опять на счастье – римляне, расчищая дорогу, сбрасывали вниз землю и листья, ветки, и весь этот мусор послужил своего рода подушкой, на которую свалился командир легиона Минервы.
Оглушенного Адриана тут же перевезли в лагерь, и личный медик Траяна Критон, присланный императором осмотреть племянника, запретил легату подниматься до следующего утра, опасаясь, что жидкости в теле молодого командира перемешались после падения, и может пойти горлом черная желчь. Адриан пытался заговорить медику зубы – расспрашивал о книге, которую тот пишет о походе императора, подражая своему патрону. Кажется, половина императорской свиты писала книги. Но Критон, хотя и покраснел от удовольствия, рассказывая о своей работе, в остальном остался непреклонен, вставать не позволил и поручил Зенону присматривать за господином.
Адриан скрежетал зубами, бесился от бездействия, когда Зенон, потупив взор и улыбаясь чему-то своему тайному – этот прохвост день ото дня забирал все больше власти, – провел к Адриану центуриона Приска. В новенькой начищенной лорике (всякий раз, надевая ее, Приск вспоминал, сколько еще ему придется просидеть без жалованья, чтобы оплатить доспехи) центурион выглядел почти щегольски. По приглашению легата Приск занял место на походном стуле Адриана. Зенон принес чаши с разбавленным вином, творог и хлеб, но из палатки не ушел, а поместился у входа, чтобы иметь возможность видеть, что творится в лагере легиона и одновременно – в палатке легата. Ясно было, что от присутствия Зенона избавиться никак не удастся.
Ничего не говоря, Приск положил перед Адрианом дакийскую золотую монету, ту самую, что подарила ему Флорис. Адриан взял в руки золотой, внимательно рассмотрел.
– Где ты ее нашел?
– В Сармизегетузе, когда гостил у Децебала. Кстати, будет царь приглашать в гости – найди повод отказаться.
– Позови Афрания Декстра! – приказал легат вольноотпущеннику.
Наглец в ответ покачал головой:
– Не хотелось бы оставлять тебя одного, господин!
– Я не один – со мной центурион.
Зенон, всем своим видом показывая, что поручение ему не нравится, все же отправился искать Декстра.
– Посмотри, он в самом деле ушел или торчит за палаткой и подслушивает, – приказал Адриан.
Приск выглянул из палатки. Увидел спину удалявшегося Зенона.
– Топает как миленький.
– А теперь говори, с чем пожаловал. Только быстро. Будь уверен: Декстр появится как из-под земли.
Марка Афрания Декстра Приск видел несколько раз в лагере. Тот был как прежде центурионом, но подразделением не командовал, а занимался тем, чем занимался и прежде, – сбором слухов, сплетен и тайных известий.
Центурион (пропустив историю про тринадцать убитых даков, решив даже не проверять – поверит ему Адриан или обсмеет) сразу перешел к рассказу о зарытых сокровищах. О том, как Бицилис приказал отвести воду одной из рек в этих горах, выдолбить огромную пещеру и на ее дно опустить золото и серебро.
– Золото Децебала! Невероятно! – пробормотал Адриан. – Думаешь, Бицилис покажет нам, где спрятан клад?
– Бицилис, может, и не покажет, но я найду, где зарыто золото. Думаю, мысль о награде меня воодушевит.
– А не хочешь ли ты просто ускользнуть из лагеря, чтобы не принимать участие в штурме?
У Приска слегка дрогнул уголок рта, что должно было означать улыбку.
– Если чего мне и удастся избегнуть – то это рубки деревьев и насыпки платформ для баллист. Но мне как центуриону это и так не грозит.
– Возможно.
– Полагаю, настоящий штурм начнется дней через десять, не раньше. Так что эти десять дней на поиск золота можно выделить честно. Ты бережешь меня – не потому, что я быстрее всех могу вскарабкаться на стену. Значит, веришь, что сокровища существуют.
– Хорошо, я отправлю четверых – тебя, Тиресия, Куку и Фламму на десять дней – искать якобы тайный проход в горах к стенам Сармизегетузы. Но если вы, четыре жулика, через десять дней не вернетесь, я буду считать вас дезертирами – со всеми вытекающими… – пригрозил Адриан.
– Мы вернемся.
– Тогда через час получишь нужный диплом.
В тот момент вернулся Зенон, а с ним Афраний Декстр.
Два центуриона смерили друг друга взглядами. Приск прикидывал, чего ждать от Афрания. Тот пытался догадаться, о чем шел разговор в палатке легата.
– Погляди! – Адриан протянул Декстру золотую монету.
Тот повертел ее в пальцах и сказал:
– «Козон». Так именуют эти монеты по имени царя, их чеканившего.
– Подробнее, – приказал Адриан.
– Я слышал об этих монетах вот что: будто бы после убийства Цезаря Брут заключил союз с Козоном, и тот отчеканил для Марка Юния Брута золотые монеты – дабы было чем расплачиваться с ненадежными союзниками. Здесь есть буква «B», что и означает – Брут. Этих монет должно быть очень много – то была плата, которой так и не дождались войска республиканцев. Все монеты остались здесь, в горах. Практически они никогда не имели хождения. Прежде я видел такую монету лишь однажды.
– Сегодня ты вряд ли расплатишься ими в Риме, – заметил Адриан.
– Но если их переплавить, то из каждого «козона» выйдет золотой аурей, – уточнил Приск.
– Я вот что подумал, – проговорил Адриан задумчиво. – Если бы Козон успел привезти свой золотой груз Бруту? Кто бы в этом случае победил в битве при Филиппах? Что ты думаешь, Приск?
