Юсуфу самому решать, сколь далеко он готов зайти. В эту долгую паузу Юсуф так и не сумел выговорить слова, горевшие у него на языке: «Я хочу увезти ее. Ты не должен был жениться на ней. Обходиться с ней так, словно у нее ничего нет своего. Нельзя владеть людьми так, как ты ими владеешь». Но в итоге дядя Азиз поднялся на ноги и протянул Юсуфу руку для поцелуя. Когда Юсуф окунулся в благоуханное облако, он почувствовал прикосновение другой руки дяди Азиза к своему затылку — сначала легкое поглаживание, потом подзатыльник.
— Мы обсудим наши планы потом, решим, какую работу ты лучше всего сможешь исполнять для меня, — любезно сообщил ему купец. — Я утомился от путешествий. Пожалуй, сможешь взять часть из них на себя. Может быть, снова повстречаешь своего старого друга Чату. И кстати говоря — будьте осторожны, вы оба. Халил! И ты тоже. Говорят о войне между немцами и англичанами там, на северной границе. Я слышал об этом от купцов в городе, когда приехал вчера вечером. В любой момент немцы начнут похищать людей, им нужны носильщики в их армию, так что смотрите в оба. Увидите, что они идут сюда, — сразу же запирайте лавку и прячьтесь, вы же слышали, на что способны немцы? Ладно, а теперь за дело.
— Он тебя любит, — радостно сказал Халил. — Я же тебе все время это твердил. Сеид — лучший, кто с этим поспорит? Он вернулся, кинул один взгляд на госпожу и подумал: эта безумная женщина терзала моего славного молодого человека. От женщин одни неприятности, а моя — настоящая обезьяна, будь она проклята. Всякий может видеть, что она сумасшедшая — с пронзительным голосом, со всей этой болтовней про свою рану. И твоя рубашка разорвана! О, твоя рубашка разорвана! Какая вышла история! За тобой, за твоими делами присматривают сильные ангелы. Теперь сеид найдет тебе жену, чтобы ты не попал в беду. Одну из тех славных девчушек, что живут при лавке там, в деревне. Думаю, он уже наметил для тебя кого-то еще перед тем, как отправился в путешествие. Может, и мне кого-нибудь купит, устроим двойную свадьбу. Может, это будут сестры, наверное, двух сразу купить выгоднее. И кади один раз платить за обряд, и только одна стирка после брачной ночи. Мы сможем нанять дом на той стороне улицы и поселимся вместе. У наших жен родятся близнецы, женщины будут помогать друг другу со всеми трудными работами по хозяйству, а мы будем сидеть на коврике на террасе перед домом и болтать… может, о том, что делается в мире. Это хорошая тема. Или о том, как сбываются данные Богом посулы. А по утрам, перейдя дорогу, будем заниматься делами нашего сеида. Что скажешь?
Халил рассказывал о грядущей свадьбе и покупателям, приглашая их на пир, который, мол, обещал устроить сеид. Вы же знаете сеида, повторял он, все будет халяльное, все по закону. Он описывал предстоящие развлечения: танцоры, певцы, акробаты на ходулях, процессия мальчиков и девочек, которые понесут курильницы с благовониями. А по бокам мужчины, распрыскивающие в воздух розовую воду, и так далее, дайте волю воображению. Пир со всевозможными яствами. Музыка — целый оркестр, ночь напролет. Юсуф невольно улыбался вместе со всеми слушателями — невозможно было устоять, когда Халил вот так предавался вымыслу и разукрашивал его, словно одержимый. Когда покупатели обращались за подтверждением к Юсуфу, тот говорил, что Халил тронулся умом. Он бредит в лихорадке, говорил он, не обращайте на него внимания, иначе он разволнуется, а то и разболеется.
Когда явился на обычную свою работу в саду Мзе Хамдани, Халил окликнул и его:
— Вали, блаженный, мы женимся, мы оба. Ты удивлен? Сеид обустроит нашу жизнь — навсегда. Спой касыду за нас, когда найдется минутка. Кто бы мог напророчить нам такую удачу? Этого малого ты больше не увидишь в саду, кстати говоря. Он теперь будет возделывать другие грядки, другие кусты подрезать.
Поначалу Юсуф думал, что таким шутовством Халил выражает облегчение — хорошо, мол, что дела не обернулись хуже. Дядя Азиз посмотрел сквозь пальцы на обвинения госпожи, а Юсуф не осмелился бросить ему вызов и потребовать себе Амину. Когда будет готов это сделать, дядя Азиз разберется с ним так, как сочтет нужным. Потом Юсуф распознал, что Халил высмеивает его. После всех своих отважных и страстных речей он поник в молчании, стоило купцу задать прямой, пугающий вопрос, поник и сдался. Теперь они оба в одном положении, размышлял он, оба добровольно служат купцу. Целуют ему руки. Халил изобрел оправдание своему унижению, он, мол, остался, чтобы искупить зло, причиненное его отцом Амине. У Юсуфа не имелось никакого оправдания, чтобы и дальше служить купцу.
— Сеид — теперь-то научись называть его так! — хохотал Халил.
О том, что приближаются солдаты, они узнали, когда по дороге мимо лавки пробежали мужчины. Было далеко за полдень, в эту пору люди обычно гуляли по уже не таким жарким улицам, дышали воздухом, беседовали, а другие возвращались из города по домам. И вдруг небольшие группки начали дробиться, кто бежал прочь с дороги, кто в сторону деревни, вопя что-то про аскари. Халил ворвался в дом, выкрикивая предостережения, Юсуф уже поспешно запирал лавку. Они засели в этой сумрачной пещере, сердца гулко стучали, парни ухмылялись друг другу. Поначалу мощные запахи товаров мешали продохнуть, но к духоте они вскоре приспособились. Сквозь щели в дощатой стене можно было разглядеть отдельными пятнами росчисть, участки дороги. Вскоре появилась колонна солдат, маршировавших в неспешном и точном порядке за офицером-европейцем, тот был весь в белом. Колонна приблизилась, стало видно, что немец — высокий и тощий, молодой, и он улыбался. Парни и сами обменялись улыбками, Халил отодвинулся от щели, в которую поглядывал, со вздохом откинулся к стене. Аскари маршировали босиком, идеально держали строй. Офицер свернул на росчисть перед лавкой, и его солдаты резко свернули за ним. На росчисти колонна распалась, словно ожерелье, у которого порвали нить. Солдаты молча искали клочки тени, швыряли на землю поклажу и усаживались сами — с широкими улыбками, вздыхая. Офицер несколько мгновений постоял, созерцая дом и запертый магазин. Затем, все еще улыбаясь, он — по-видимому, вовсе не спеша — направился к ним. Как только офицер отошел подальше, его люди принялись болтать между собой и смеяться, один даже выкрикнул ругательство.
Юсуф не отводил глаз от щели, следил за вечно ухмыляющимся немцем
