из многих стволов. Так что, лучше всего, нам оставаться на месте.
— А вдруг фашисты заметили зарево от горящих машин? Командир батальона захочет проверить, что стало с конвоем, и отправит роту стрелков? — засомневался вдруг Павел. Боец собрался сказать, что нужно ехать не вперёд, а назад, но не успел.
— Никто сюда не придёт, — отмахнулся сержант. — Они получили приказ и им очень нужно, спешить на восток. Ну, а то, что случилось с ранеными недавно стрелками, офицеров уже не волнует. Они сделали всё, что могли, посадили болезных в машины, дали охрану, а остальное чужая забота.
Пусть об уничтожении конвоя, болит голова у тылового начальства. В их задачу входит борьба с партизанами и диверсантами. Так что, давай съедим то, что у нас осталось в заначке. После ужина, я пойду спать, а ты остаёшься нас караулить. Часа в три пополуночи я тебя заменю. Потом, разбужу на рассвете, и мы тронемся в путь, к Сталинграду.
Олег порылся в опустевшем мешке и достал из него четыре ржаных сухаря. Два протянул молодому напарнику, а два оставил себе. Сержант расстелил свою шинель на траве, опустился на плотную ткань и занялся немудрёной едой. Запив скромную пищу водою из фляжки, он лёг на бок и мгновенно уснул.
Павел подошёл к мотоциклу, сел возле него на тёплую землю и устало вытянул гудящие ноги. Боец привалился спиной к боку коляски и стал сторожить. Луна медленно двигалась между россыпи звёзд. Час или два пролетели совсем незаметно.
Парень удивительно медленно отходил от недавнего боя. Напряжение в нервной системе постепенно спадало. Он вертел головой в разные стороны, слушал, как стрекочут цикады в степи, и старался не спать. Скоро красноармеец почувствовал, что дремота вот-вот одолеет его организм.
Он достал из кармана один твёрдый, как камень сухарь и, стараясь хрустеть не слишком уж громко, медленно съел его без остатка. На это занятие ушло какое-то время. Когда стало невмоготу, он взял остаток еды и также неторопливо расправился с ней. Вторая малая порция помогла продержаться ещё минут тридцать.
Потом миномётчик на секунду прикрыл тяжёлые веки и тут же очнулся от лёгкого шороха. Он вскинул поникшую голову, отметил, что небо стало светлеть, и испугался, что прозевал появление фрицев.
Боец схватил автомат, висевший на шее, как тяжёлая гиря, глянул по сторонам, но увидел только сержанта, встающего на ноги. Он понял, что пришла его смена, и тотчас успокоился. Красноармейцы поменялись местами. Парень упал на чужую шинель и, наконец-то, спокойно уснул.
24 августа. Как обещал командир, он разбудил утомлённого Павла перед самым восходом. Парень поднялся на ноги с таким ощущением, будто и вовсе не спал. На самом же деле, он три часа лежал на земле, словно бревно. За это долгое время, всё тело у него затекло. Боец кое-как размял онемевшие мышцы, сделал пару глотков тепловатой воды и пошёл к мотоциклу.
Надобность в утреннем осмотре кустов, почему-то у него не возникла. Оно и понятно, ведь он нормально поел двое суток назад, утром двадцать второго августа, пред боем в станице. За последние сутки он проглотил всего семь сухарей, общим весом в сто сорок граммов
Если считать по науке, то это третья часть килограмма «чёрного» хлеба. Вот тебе братец, и весь рацион. Ну, а лишняя влага в его организме испарилась сквозь поры на коже. С такого питания и водяного пайка в уборную не скоро потянет.
«Но самое страшное, — вспомнил вдруг Павел, — что у нас, вообще, ничего больше нет».
Олег стоял на верхней кромке оврага, осматривал степь в разбитый бинокль, но какой-то опасности, к счастью, не видел. Несмотря, на всю их жестокость, фашисты обычные люди и тоже привыкли спать по ночам.
Размышляя о том, чем они станут питаться в дальнейшем, Павел взялся за руль. Олег спустился в низину и упёрся руками сзади в коляску. Объедёнными силами, они вытолкнули свой экипаж из неглубокой промоины.
Слегка отдышавшись, красноармейцы сели в жёсткие сёдла, медленно выбрались на узкий просёлок и свернули к востоку, пылавшему яркими алыми красками. Поглядывая по сторонам, бойцы тронулись в путь. Через пару минут, они добрались до места, где были вчера, остановились и посмотрели вперёд.
Здесь степь начинала, плавно спускаться к великой русской реке. Разгромленная колонна фашистов оказалась, как на ладони, и смотрелась не настолько зловеще, как накануне.
Наверное, в этом было виновно яркое солнце, светившее с другой стороны? Но скорее всего, сутки назад, бойцов будоражили толпы врагов, бродившие возле разбитых машин. Сейчас, там оказалось на удивление пусто.
Сержант снова залез сапогами на седло мотоцикла, встал в полный рост и посмотрел в разбитый бинокль вперёд и назад. На их удачу, и с той, и с другой стороны всё было спокойно. К небу не поднимались большие клубы серой пыли. Значит, сюда никто не спешил и у них есть, какое-то время в запасе.
«Мерседес», замыкавший колонну, был перевёрнут кверху колёсами, и сгорел весь дотла. Другая машина не избежала того же удела. Третья стояла так, как предусмотрено инженерами «Опеля», но была разукомплектована фрицами почти догола.
Все прочие грузовики оказались в таком же плохом состоянии. Или их раздавил советский «Т-34», или уничтожило пламя, или сами фашисты разобрали целиком на запчасти. Всюду валялись клочья каких-то бумаг, рваные тряпки, куски железа и жести и битые стёкла.
Внутри несгоревших автомобилей нашлось мало чего интересного, лишь карабины под названием «Mauser» и ящики с патронами к ним. Кое-где валялись гранаты, каски и пустые канистры. На одних виднелась вдавленная крупная надпись «Kraftstoff 20 L». Чуть ниже — «Feuergefahrlich» и цифра «1939».
Из первой строчки парень узнал, что там говорится о двадцати литрах объёма, а из второй — что она имеет отношенье к пожару. Выходит, железные ёмкости, произвели для храненья бензина или прочего топлива.
Другие баклаги, с белым крестом на боку и надписью «Wasser», предназначались для чистой воды. Попадалось множество противогазов в круглых рифлёных коробках и фашистские ранцы, покрытые сверху куском нестриженной шкуры телёнка. Все котомки были открыты, а их содержимое брошено в пыль, на дорогу.
Видимо, фрицы тоже искали воду, продукты и, конечно, горючее. Заодно прихватили все пулеметы и миномёты, способные хоть как-то стрелять. Всё остальное, что не смогли унести, они оставили здесь за ненадобностью. Мол, тащить на себе тяжело. Придут следом трофейшики и подберут всё, что ещё сможет сгодиться для армии фюрера.
Бойцы подъехали к небольшой «таратайке», в которой недавно