При появлении гуннов на торговой площади торговцы кинулись прятать выставленные товары. Женщины хватали детей, люди шарахались от свирепо скалившихся всадников. По этой улице когда–то за Диором бежали подростки, вопя:
— Вонючий гунн! Варвар, поймай блоху!
Диор с того времени красивее не стал, но как изменилось отношение к нему! Боязливо заискивающая толпа, подобострастные декурионы видели теперь в нем красавца.
Косяки книжной лавки оказались по–прежнему увешаны объявлениями о книжных новинках. И хозяином ее был все тот же бородатый грек, только борода его стала сплошь седа. Подъехав, Диор спросил, есть ли в продаже «Диалоги» Платона, «История» Марцеллина, сочинения Сенеки, Цицерона, знаменитые «Письма» Плиния?
— Я знавал только одного человека в Маргусе, который испытывал подобную страсть к книгам! — вскричал удивленный грек, подслеповато вглядываясь в советника Аттилы.
— Что же это был за книгочей? — с деланным равнодушием спросил Диор. — Назови его имя?
— Его звали Диор! Очень умный юноша! Но это было давно. С того момента люди стали менее любознательными.
— И где же теперь этот юноша? Хотелось бы взглянуть на него.
— О, такие, как он, — любимцы богов! Он исчез, когда на Маргус напали сарматы. Мы решили, что сарматы убили его вместе с Александром Гетой, Помпонием и Септимием — знатными юношами, захваченными разбойниками в ту ночь. Но позже Диор оказался в Аквенкуме переводчиком у самого претора Паннонии достославного Светония! И тогда я сказал: этот юноша станет великим человеком.
Хозяин лавки на миг скрылся в помещении и вскоре вынес спрошенные книги.
— Сложи их в походную сумку и береги как собственный глаз! — велел Диор Алтаю и попросил грека назвать цену книг.
Тот замялся, сказал, что книги очень дороги и он бы рад сделать скидку, но дела его нынче плохи… словом, начинался обычный торг. Диор прервал хозяина:
— Назови цену и не заставляй меня выслушивать оправдания!
— Я бы хотел получить за них триста денариев. Но если тебе эта сумма покажется чрезмерной, могу сбавить, хотя, клянусь Юноной, я сам заплатил за них…
Диор повелительным жестом остановил красноречивого хозяина, не глядя, запустил руку в свою походную сумку, вынул полную пригоршню золотых монет. Даже на глаз в ней было вдвое больше названной хозяином суммы.
Грек испуганно замахал руками, попятился.
— Нет, нет, я не могу взять столько! Здесь слишком много!
— Подставляй кошель! — смеясь, велел Диор. — Знай, что я могу высыпать в него вдесятеро больше монет…
— Но ведь это целое состояние!..
Диор покачал головой.
Маргусцы ахнули.
— Нет, Сократос, для меня это все равно что отщипнуть крошку от огромного каравая.
— Откуда ты знаешь мое имя? — изумился хозяин.
— Сократос, Сократос, — сказал Диор. — Поверь, я никогда не трачу отпущенную мне судьбой жизнь ради несбыточной надежды отыскать то, чего не может быть, то есть непорочного человека среди людей, сколько бы нас ни было, собирающих плоды на широко раскинувшейся земле. Но, право, если меня попросят указать такого человека, то я укажу на тебя! То, что я тебе даю, — это лишь малая плата за твои добродетели! Поэтому подставляй кошель и не удивляйся!
На глазах огромной пораженной толпы Диор высыпал в робко протянутую кису грека пять пригоршней монет — все, что было в сумке. Маргусцы ахнули.
— А теперь прощай и помни о Диоре! — Советник Аттилы повернул жеребца.
Дом Марка оказался заново отстроен. Крепкие ворота в усадьбу были затворены. За ними слышался злобный лай сторожевых собак. А вот некогда благоустроенная усадьба Материона, отца Элии, выглядела значительно хуже. Провалившаяся крыша, покосившиеся колонны перистиля, высохший бассейн во дворе.
Возле летнего, неумело сложенного очага спиной к Диору возилась сгорбленная старуха с седой простоволосой головой. За подол ее грязного рваного платья держался мальчишка лет семи, зверовато поглядывая на появившихся всадников.
О Небо! Во что превратили время и горе некогда гордую Элию, дочь Материона!
— Кто ты? — тускло спросила Элия у подъехавшего Диора.
— Не узнаешь меня? — вопросом на вопрос ответил тот. — Не узнаешь того юношу, которого ты когда–то отвергла?
— Ты хочешь выдать себя за Диора? — подбоченившись, вдруг провизжала старуха. — Ха–ха! Если б ты видел моего красавца Диора, ты бы не осмелился этого сделать! Он был высок, как башня, могуч, как Геракл, и божественно прекрасен! Ты нисколько не похож на него, моего красавчика, убирайся! — Она подняла костлявые руки, потрясая черными кулаками.
Диор слушал с жалостью и горечью. В голове несчастной, наверное, все перепуталось. Теперь ей казалось, что она любила Диора и что он был прекрасен. Элия проворно нагнулась, схватила длинную хворостину, хлестнула по морде жеребца Диора. Сотник Ульген мгновенно обнажил меч. И только повелительный окрик советника заставил его вложить клинок в ножны. Когда–то любовь к прекрасной Элии спасла Диора от ворон Верховного жреца сарматов. Удивительно раздвоен человек: в нем светлое соседствует с темным. И кто воздвигнет в его душе Царство Божие, если сам Владыка Небесный не смог этого сделать?
Диор обратился к сопровождавшим его декурионам:
— Знайте, блистательные! Гуннам ничего не стоит смести ваш город с лика земли! Они не сделают этого лишь потому, что я не позволю! Ульпий и Гай Север, слушайте меня внимательно, ибо речь идет о ваших жизнях. К моему возвращению из Константинополя отстройте дом этой женщины и всем, что нужно для приятной жизни ей и ребенку, наполните его! Помните, декурионы, Маргус будет процветать, пока живет в нем Элия Материона!
Жители Маргуса, а вместе с ними и купцы прониклись к советнику величайшим почтением, ибо увидели в нем светлое, но не знали о темном. В противном случае они назвали бы его злодеем.
Караван миновал город Андрианополь, знаменитый тем, что в его окрестностях бежавшие от гуннов готы разгромили отборные римские легионы. Тогда погиб сам император Валент.
Примерно в двадцати милях от столицы посольству встретились так называемые Длинные стены. Протянувшись по возвышенности, они прикрывали дальние подступы к Константинополю.
На въезде в столицу гуннского посла поджидал градоначальник эпарх Анфимий, одноглазый толстяк, славящийся, по рассказам Клавдия, телесной силой и обжорством. Левый глаз эпарха, выбитый дротиком, прикрывала черная шелковая повязка, но правый глядел столь зорко, что заменял оба глаза. Анфимий объявил, что послу приготовлена гостиница и император примет его в ближайшие дни. После этого он попросил изложить цели посольства для ознакомления с ними Феодосия.
О первой цели — потребовать руки Юсты — Диор сообщил. О второй, не менее важной, умолчал.
— Проверь, подтверждается ли донесение осведомителя, — наказал Верховный правитель.
Донесение, прибывшее с купцом Клавдием, было вот какое:
«Относительно укреплений можно сказать, что город окружен ими повсюду, кроме предместья, именуемого Влахерной. Длина стен равна восемнадцати милям. Даже со стороны моря невозможно пойти приступом, ибо и вдоль берега сильные укрепления. С северной стороны город огражден бухтой Золотой Рог. Укрепления на суше тройные. Две дополнительные стены возведены при нынешнем императоре Феодосии. Высота наружной стены пятнадцать локтей, высота внутренней стены — двадцать четыре локтя. Ворот множество, только вдоль моря их одиннадцать. Со стороны суши главные ворота — Золотые, за ними Пигийские, предназначенные для невоенных целей. В стене возле Влахерны скрыта потайная дверь, называемая Кирпокорта… Подступы к стенам затруднены из–за холмистости. Лишь участок низины, именуемый Месахтион, где протекает река Ликос, заключенная в трубу, пригоден для действий таранов…»
Гостиницу, в которой поселили Диора, называли «гуннской». В ней и ранее останавливались послы Баламбера и Ругилы. Неожиданное сватовство грозного Аттилы наделало переполоху во дворце. Об этом послу сообщил хозяин гостиницы, низенький толстяк Симмак.
— Великий доминус, Благославленный Всевышним император Феодосий, скорей всего откажет! — заметил толстяк, кланяясь и вытирая пухлой ладошкой обильно выступавший на его лице пот, ибо дни стояли душные.
Как бы подтверждая его слова, вскоре в гостиницу явился эпарх Анфимий и сообщил: дабы развлечь посла, занятый многотрудными государственными делами непобедимейший принцепс велел показать гостю укрепления города. Нетрудно было понять, что императору хотелось убедить гуннов в неприступности столицы.
Осмотру укреплений посвятили весь день. Аттила предполагал, что донесение осведомителя сильно преувеличено. Но оно подтвердилось. Грузная мощь колоссальных стен и замшелых башен произвела впечатление и на Диора.
