Магистр был прав. Аттила мало верил, что ему отдадут августу. Но выглядеть обиженным сильному порой предпочтительнее, чем обидчиком. Диор сказал:
— Тогда не скрою и я. Получив отказ, Аттила разграбит провинции. Ваши полевые армии против гуннов слабы. Константинопольский же гарнизон не осмелится выйти из–за стен города! Вы еще не забыли битву при Андрианополе?
— Нет, не забыли. Я предлагаю Аттиле выкуп за нанесенную отказом обиду. Допустим, пять тысяч фунтов золота и тысячу тюков синского шелка.
— Аларих тридцать пять лет назад получил от римлян больше.
— Да, но Рим был вдвое слабее.
— И вдесятеро беднее! — в тон хитрецу отозвался Диор. — Впрочем, я передам твое предложение Аттиле. Ты ведешь переговоры со мной по поручению императора?
— Нет, — холодно ответил магистр.
— Как? — изумился Диор. — Тебя никто не уполномочивал?
— В том нет нужды. Тебе бы следовало знать обо мне побольше, — усмехнулся магистр. — Феодосий уже обречен. Третьим императором станет Марциан [83].
— Что с Феодосием?
— Он болен, — помолчав, отозвался Руфин, зябко кутаясь в теплый плащ.
О болезни Феодосия не знал даже хозяин гуннской гостиницы Симмак, человек сведущий. Разумеется, подобное скрывалось от населения во все времена, но не столь тщательно, чтобы предотвратить слухи. Скорей всего, дело было не в болезни Феодосия. Кто–то назначал и свергал императоров. Втайне от людей в Буколеоне происходили события, отчасти напоминающие те, что совершались в ставке Верховного правителя гуннов. И этому не следовало удивляться.
— Почему бы не стать императором тебе? — осторожно спросил Диор.
Руфин зло усмехнулся. И тем выдал себя.
— Византия — не Рим. Я могу узурпировать власть, но только в провинции. В столице подобное совершить невозможно, ибо восстанет народ. Здесь все еще истово чтят память божественного Феодосия Великого и одобряют назначение на трон его потомков. Мои заслуги в глазах толпы не столь значительны, а добродетели и вовсе скромны.
— Стоит ли мне ждать коронации Марциана?
— На его решения повлияет мое мнение.
— Итак, он откажет?
— Подумай, Диор, может ли быть иначе?
Взгляд советника Аттилы был недобр, когда он проговорил:
— Откажет только лишь потому, что Аттила — вонючий гунн?
— Я так не сказал! — возразил Руфин, хотя глаза его по–прежнему зло и насмешливо блестели. — Тебе уже известно, что Юста отправлена в Равенну. Там ее мать и брат. Почему Аттила стал требовать руки Юсты у Феодосия, а не у ее матери Галлы Плацидии? Только лишь потому, что Юста находилась в Константинополе? Но ведь этого мало! Если бы Юста оказалась в Ктезифоне [84], разве это могло послужить основанием Аттиле для посылки сватов шаху Каваду?
— Конечно, Аттила теперь обратится в Равенну. Но он не прощает обид!
— Повторяю, за обиды мы готовы заплатить, причем вдвое против названной суммы! Не забудем и тебя. Претор Светоний обещал тебе виллу на берегу Лазурного моря. Не желаешь ли получить ее от Марциана? Кроме того, станешь патрикием!
— Что я для этого должен сделать?
— Отговорить Аттилу от похода на Византию. Направить его конницу на Рим. Если исполнишь, станешь третьим лицом в империи, после Марциана и меня.
— Ты плохо знаешь Аттилу. Он самостоятелен в решениях. И не забыл, что именно ты послал когда–то некоего Каматиру строить крепости Витириху.
Намек Диора содержал в себе гораздо больше, чем вложенный в него прямой смысл. Он ясно давал понять, что Руфин — враг гуннов. Магистр живо возразил:
— Я плохо знаю Аттилу, но хорошо — тебя! Ругила и Бледа погибли не без твоей помощи! Или я не прав? Ради Иисуса, только не смотри на меня так! Я не враг тебе. Напротив. Надеюсь, мы станем друзьями. С кем–то тебе надо же будет проводить время в глубокомысленных беседах на берегу Лазурного моря! Твоим собеседником могу стать я! Оцени мое бескорыстие! Поможешь устранить Аттилу — обретешь все мыслимые блага в этой жизни!
— Нам не мешало бы выпить вина, — мрачно заметил Диор.
Руфин раскатисто рассмеялся.
— Но тебе не удастся отравить меня! Сколько в твоем перстне осталось крупинок яда? Надеюсь, сегодня запас твой не уменьшится. Вспомни свое римское воспитание, вспомни счастливые мгновения, Диор! Ведь они связаны отнюдь не с варварами! Ты любишь книги! И это прекрасно! В твоем распоряжении будет превосходная библиотека, сравнимая разве что с Александрийской! Лучшие умы Востока и Запада будут состязаться с тобой в упоительных спорах. Чудеснейшие девушки улягутся возле твоих ног, робко прося ласк. Тебе не будет нужды заботиться о чем–либо, любое твое желание будет мгновенно исполнено! Я воплощу твои мечты в действительность! Не Аттила!
— Воплощая мечту, отнимают жизнь! — отозвался Диор.
— Неужели слово варвара надежнее слова патрикия? Клянусь Господом нашим Иисусом Христом, все будет в точности, как я обещал, если ты избавишь мир от Аттилы!
— Нет! — Это были последние слова советника. — Подумал ли ты, что если воплотятся все мои мечты, то мне останется только умереть.
3
В гостинице к Диору явился толстяк Симмак и рассказал следующее:
— Господин, мой брат владеет харчевней на Мисийской улице неподалеку от Буколеона. Надо сказать, место весьма оживленное. В его харчевне всегда полно народу, а после смены караула туда заглядывают даже преторианцы и спафарии–телохранители. Захмелев, они иногда говорят такое, о чем, будучи трезвыми, никогда бы не осмелились рассказать. Брат содержит два зала, один — для знатных, другой — для черни. Зал для знатных он обслуживает сам или с зятем. Вчера к нему в харчевню явились несколько спафариев. Стали делиться впечатлениями о каком–то странном огне, который они называли «греческим». Один из спафариев говорил, как этим «греческим» огнем при испытаниях сожгли большущий корабль. А другой спафарий был свидетелем, как на Северной стене установили мощную баллисту, заложили в нее горшок с заключенным в нем огнем и метнули почти на тысячу локтей. Спафарий поклялся, что видел собственными глазами, как горела земля на том месте, где разбился горшок!
Диор вручил хозяину гостиницы несколько монет. Тот обещал узнать подробности о новом страшном оружии.
Диор спросил, может ли Симмак показать потайную дверь Кирпокорту.
— Где она находится, держится в строжайшей тайне, — ответил тот. — В предместье Влахерны к укреплениям примыкают склады. Потайная дверь в одном из них. Если даже удастся проникнуть в дверь, ты окажешься лишь между первой и второй стеной.
— Есть ли из города подземные ходы?
— Я пытался узнать. У моего брата приятель служит истопником в Буколеоне. А у него знакомый евнух. Они отмалчиваются. Чтобы подкупить их, нужны большие деньги.
— Я выдам тебе сколько нужно. И сверх того — награду. Знаешь ли ты магистра Руфина?
— Конечно! Кто же его не знает!
— Надо найти способ устранить магистра.
— Это невозможно, господин! — испугался хозяин гостиницы.
— Аттила не пожалеет золота!
Симмак, прижав руки к груди, боязливо попятился от Диора, покачивая круглой лысеющей головой.
4
При возвращении к гуннам в попутчики напросились купцы, направляющиеся в Аквенкум и дальше на Виндбону.
Караван растянулся на добрую милю. Дорога тянулась то по равнине, то лесами или между гор. Местность была густо заселена. Богатые виллы напоминали крепости, окруженные полями. Монастыри укреплены стенами и башнями. К усадьбам и монастырям лепились хижины колонов. Встречались селения свободных крестьян, по–местному именуемые комитуры.
— Каждое селение имело вооруженный отряд для самообороны от скамаров. Жители жаловались, что разбойники нападают даже на небольшие гарнизоны. Однажды Диор спросил у старосты одной из комитур, кто пополняет отряды скамаров.
— К ним бегут рабы и колоны, господин, — объяснил тот. — Потому что их чаще притесняют. Правда, и у нас жизнь нелегкая, но у колонов она невыносима.
— Чем же вы, свободные, отличаетесь от них? — спросил сотник Ульген, правя на оселке из серого песчаника жало меча.
— Земля, которой владеет свободный, — его собственность. Он лишь платит налоги и несет повинности.
— Каковы же повинности?
— Разные, господин, — строим крепости, дороги, мосты, даем тягло для государственных перевозок, принимаем на постой воинские команды и сборщиков налогов. У колона же земля принадлежит монастырю или куриалу–землевладельцу. Те берут с них подати не по возможности пахаря, а по своей потребности. Да еще в любое время могут превратить в раба. Уйти же от хозяина колон не может. Он терпит гораздо больше обид, чем мы.
