— Да, ваше сиятельство, соответствует, — с грустью ответил Дата Туташхиа. — Именно так все и было на самом деле!
— Считаете ли вы, — обратился тогда Сегеди ко всем нам, — этот эпизод достаточно насыщенным смыслом и содержанием, чтобы подвергнуть его нашему исследованию?
Мы ответили утвердительно. Но я сказал, что Дата Туташхиа должен все-таки растолковать нам некоторые подробности.
— Конечно, — сказал Туташхиа. — Без этого ничего не получится.
— Я тоже имел это в виду, — присоединился к нам граф. — Прошу вас, господа, пусть каждый спросит, что желает!
Но мы молчали. Все, пр-моему, боялись одного — неуместным вопросом испортить дело; не представляя всех глубин замысла Сегеди, сослужить ненужную службу каким-нибудь тайным его планам.
Видя, что никто не решается начать, Сегеди повел речь сам.
— Скажите мне, господин Туташхиа, — сказал он, — как могло случиться, что Зарнава знал заранее, что вы появитесь? Опытный и умный преследователь, как известно, не упустит подобного промаха.
— Не спорю, ваше сиятельство, не прощает, предупреждать заранее — это всегда опасно. Но что делать, если зачастую нельзя обойтись без такой ошибки! Я должен был повидать Зарнава — во что бы то ни стало! А ходить впустую не имело смысла. Надо было знать, что он дома, а как узнаешь, если не предупредишь. Лучше всего в таких случаях — если сообщаешь, что придешь тогда-то, — нагрянуть или раньше того дня, или позже. Тогда ошибка не так груба. Опасность, конечно, остается, но уже из того ряда, о котором мы говорили, — когда у тебя семь шансов из десяти… Скажите сами, граф, а вам — в ваших тайных делах — всегда удавалось сделать так, чтобы тот, кто хочет прийти, сумел это скрыть от того, к кому он должен прийти?
— К прискорбию, никогда почти не удавалось, — ответил Сегеди.
— Так случилось и со мной в тот раз. Хотя я был и предусмотрительным и осторожным. До назначенного срока дня два следил не только за домом Зарнава, но и за всей округой. И после назначенного срока тоже целый день — с утра до вечера следил. И если бы хоть что-то было подозрительным, я не переступил бы порога этого дома. Но не было ничего… И я не ошибся, я был прав… Но об этом мы поговорим потом, сейчас не время.
— А как получилось, — спросил я, — что Зарнава хотел бежать на помощь с твоим карабином, а ты не пустил и отнял его у него?
Я задал свой вопрос не просто так — у меня была своя цель: вытащить на свет как можно больше свидетельств о том, что Дата Туташхиа старался избегать враждебных столкновений с властью.
— Все это не так, как может показаться, — Дата закурил и сделал несколько затяжек. — Поймите, Зарнава бежал не для того, чтобы сцепиться с полицией, он бежал для того, чтобы дать им знать, что они ошиблись, что убили совсем не тех людей, а человек, который им нужен, — вот его карабин! — сидит беспомощный у него на кухне. Полиция охотилась за мной, а не за ними, она не знала, кто они, не ведала, зачем пришли, не видела, когда вошли. Она считала, что там только я и мои друзья!
На этих словах Сегеди чистосердечно расхохотался, а Дата Туташхиа замолчал, с удивлением глядя на графа.
— Что привело тебя к этим соображениям? — спросила Нано.
— То был сложный путь… Когда началась стрельба, в ней можно было угадать не меньше десяти ружей, и если три исходили от гостей Зарнава, то семь или восемь принадлежали посторонним. Теперь попробуем рассудить… Допустим, что следом за этими людьми с типографским станком шел кто-то из полиции… Это мог быть один человек, ну, скажем, два, но не больше. И если они увидели, что станок доставили к дому Зарнава, то должны были побежать, чтобы сообщить об этом полиции. Согласимся, что при этом стечении обстоятельств один должен бежать, а другой должен остаться и следить за домом, на случай, если гости здесь не задержатся и потащат свое имущество в другое место. Он должен идти за ними следом, куда бы они ни повернули. Что же произошло на самом деле? Эти люди провели у Зарнава часа полтора, до полиции ходу было три часа, а полиции к дому Зарнава — еще три часа… Значит, выследивший их человек не мог устроить такой засады. Это бесспорно и не может вызвать сомнений… Но, может быть, полиция заранее знала о том, куда понесут станок, и, окружив тот дом, пропустила трех человек лишь для того, чтобы потом, когда они будут идти назад, открыть стрельбу. Так могло бы быть, но так не было, ведь накануне я облазил все места вокруг дома Зарнава, лежал у него в огороде, навострив уши, как гончий пес. Нет, угрозы не было никакой, ни с какой стороны… Я был убежден в этом и только потому так уверенно вошел в дом. А эти люди пришли, вы помните, через пятнадцать минут. И, значит, все было спокойно, когда они шли, и полиция о них не знала ничего. И я в свою очередь хотел бы спросить вас — для кого была устроена та засада?
— А не могло ли быть так, чтобы за ними следом ехали не два человека, а все восемь? — спросил Гоги.
— Как же это так, брат? — воскликнул Дата Туташхиа. — В ночной тишине по долгой дороге за тобой движутся восемь вооруженных всадников, а ты даже не замечаешь их?
— Это невозможно, — сказал Сегеди.
Мы погрузились в обсуждение этого случая и все, в конце концов, единодушно сошлись на том, что дом был окружен не из-за людей с печатным станком. С нами согласился и Сегеди. И, значит, мы были правы — кто лучше, чем шеф жандармов, мог знать, как все было в доподлинной жизни.
— Хорошо, — сказал Каричашвили. — Но теперь еще остается доказать, что засаду устроили именно тебе.
— Дойдет и до этого. Только налей мне, а то я не могу так долго говорить в трезвом состоянии!
Мы перешли на шампанское. Дата Туташхиа выпил свой бокал до дна и продолжал:
— Значит, мы остановились на том, что полиция не знала о появлении трех человек в доме Зарнава. Окружать самого Зарнава, его жену и детей, вы сами согласитесь, имеет мало смысла. Кто же еще оставался в доме? Ради кого можно было затевать всю эту кутерьму? До того, как мы ответим на этот вопрос, я поделюсь с вами еще одним наблюдением. Неподалеку от деревни, где живет Зарнава, лежит имение князя Чичуа. И вот за два дня до назначенного мною срока к тамошнему управляющему пришли восемь косарей и нанялись на работу. Ранним утром все восемь вышли на покос. Они косили, а я следил за ними с горы. Весь день они косили, а когда темнело, скрывались в доме управляющего, чтобы утром снова взяться за косу. Так прошел еще один день, и за ним еще одна ночь. Только потом я прикинул, что к чему, и понял, — то были не косари, а полицейские, приехали они к управляющему ночью, спрятали лошадей на его конющне, а туда-то я как раз не догадался заглянуть. Что говорить, косить они ходили без ружей, а одежду нацепили самую нищенскую. Ничто поэтому не наводило на подозрения. Косари как косари! Так я ошибся в тот день. А теперь, смотрите, как все было на самом деле… Вот Зарнава ввел меня на кухню, но сам выскочил на крыльцо и крикнул соседу — завтра утром в лес иди без меня! И тут же вернулся назад. Когда принесли печатный станок и типографские шрифты, тот сосед, с которым он отказался идти в лес, был уже далеко, он во весь дух мчался к управляющему, чтобы сообщить полицейским, что Туташхиа — вот он, на кухне Зарнава. Сосед, как вы понимаете, не мог знать о новых гостях. И приведенные им люди, которые окружили дом, тоже не имели о них никакого понятия. Полицейские, я думаю, ворвались бы в дом, если бы новые гости не вышли в этот момент сами им навстречу. И я снова хочу подчеркнуть свой вывод — сосед Зарнава сообщил обо мне полицейским. А дальше судите сами… Если бы сукин сын Зарнава и вправду хотел помочь своим гостям, то почему он не побежал к ним тогда, когда началась стрельба? А когда перестрелка стихла, то, видно, с перепугу он схватил мое ружье и хотел убежать с ним, понимая, что я догадаюсь, кто предатель, и захочу его убить. Но силенок не хватило… Не вышло ничего. Вот как сплелось все в ту ночь в домишке Зарнава. Я хотел, чтобы господин Сегеди подтвердил, что засада была устроена для меня.
— Подтверждаю, что еще остается делать, — сказал Сегеди и рассмеялся.
А мы засмеялись вслед за ним с чувством, освобождающим нас от гнета и придавленности. Казалось, что на наших глазах наш друг, благодаря уму своему и проницательности, только что спасся от верной погибели.
— Браво, господин Туташхиа, — Сегеди поднял свой бокал. — Я пью за вашу удачу, пусть поможет вам бог и дальше — во всем и везде! Я догадывался, не скрою, что вы за человек, но реальные впечатления оставили позади все догадки. Если бы эту беседу слышали мои петербургские начальники, ей-богу, они извинились бы передо мной за те попреки, которыми осыпали меня из-за вас.
Меня обрадовало, что Сегеди был в таком же приподнятом настроении, как мы все. Поэтому обсуждение всех деликатных сторон отношений Даты Туташхиа с жандармами шли теперь под град шуток, хохот и тосты.
