Нимфидию помог сам Нерон. Напуганный изменой своих западных наместников, Нерон решил искать спасения на Востоке, который всегда обожал. Он думал в первую очередь о Египте. Это не было безрассудством, ибо греки — жители Египта относились к Нерону иначе, нежели население Италии. Они видели в нем друга эллинов, который вернул Греции свободу; защитника провинций, сурово пресекающего злоупотребления наместников; врага иудеев, приказавшего опустошить их страну огнем и мечом.
Император приступил к подготовке к путешествию. Он перебрался из Палатина в Сервилиевы сады, которые находились по пути в порт Остию, это были те самые сады, где три года назад он узнал о заговоре Пизона. Он созвал высших офицеров, изложил им свой план и уговаривал принять участие в путешествии. Но не встретил поддержки. Многие из офицеров выдвигали разные трезвые возражения принципиального характера, и все поочередно просили избавить их от этого дела. Нашелся даже один, который, как говорят, осмелился процитировать стихотворную строку Вергилия:
— Неужто смерть и вправду так страшна?
Намек был откровенным: императору пристало скорее умереть, нежели пускаться в авантюрное путешествие.
Пассивное сопротивление офицеров явилось для Нерона страшным ударом. У него не было никаких средств сломить его. Уговоры не помогали, угрозы никого не устрашили бы. Император еще не знал, что план Нимфидия уже осуществляется.
Офицеры отбыли в казармы преторианцев в Риме, император же остался на ночь в Сервилиевых садах. Уже сгущались сумерки, а Нерон продолжал обдумывать пути спасения. Его осеняли все новые идеи. Может быть, бежать к парфянам, с которыми в последнее время установились столь дружественные отношения? Или поплыть в Испанию и предстать перед самим Гальбой просителем? А если появиться в траурном одеянии на Форуме и произнести речь перед народом, прося простить ему вину и ошибки? Чтобы жить спокойно и безбедно, достаточно получить наместничество в Египте! Да и это не обязательно, ведь у него талант, он будет выступать как актер и певец, зарабатывая миллионы! Император тотчас же принялся составлять речь. Наброски ее были уже готовы, но они так и остались на письменном столе, ибо Нерон пришел к заключению, что народ вообще не предоставит ему права голоса и разорвет на части, едва он появится на Форуме.
Это было восьмого июня. Император поздно удалился на отдых, но сон его оказался кратким. Проснулся он около полуночи. Слуги тотчас сообщили ему, что солдаты когорты, которая несла охрану, покинули свои посты. Нерон вскочил с постели и послал за своими друзьями. Но посланные возвратились с сообщением, что никто не отзывается на их вызов. Император не поверил им. Он приказал отнести его самого к их домам, но и ему не открыли дверей. Когда он вернулся во дворец, то обнаружил, что личная охрана его спальни уже исчезла. Стража разбежалась, прихватив с собой даже покрывало с императорского ложа и золотую коробочку, в которой Нерон хранил яд, полученный от Локусты.
Покинутый всеми, властитель стал взывать:
— Приведите Спикула или какого-нибудь другого гладиатора, чтобы он поразил меня ударом!
Однако найти никого не удалось. У Нерона это известие вызвало взрыв ярости. Он вскричал:
— Неужто нет у меня больше ни друзей, ни даже врагов?
Он выбежал из комнаты, словно намереваясь наложить на себя руки. Однако вскоре к нему вернулось спокойствие и он начал размышлять, где бы ему на какое-то время укрыться. При этом присутствовало несколько рабов и вольноотпущенников. Фаон, преемник Палланта в управлении финансов, предложил:
— У меня есть загородная вилла между Виа Салариа и Виа Номентана, возле четвертого вехового камня.
Медлить не имело смысла. Нерон накинул на тунику серый плащ, голову прикрыл шапкой, а лицо платком и вскочил на коня; он был босиком, забыл даже надеть сандалии. Его сопровождали только четверо — среди них Фаон, вольноотпущенник Эпафродит, а также Спор. Ночь выдалась душная, где-то загремело, некоторые утверждали, что земля чуть дрожит. Они проезжали мимо больших казарм преторианцев. Оттуда до них донесся могучий крик тысячи солдат:
— Salve Imperator Galba![64]Ибо Нимфидий уже действовал. Он оповестил преторианцев, что Нерон отрекся от престола и бежал. В создавшейся ситуации даже самые преданные из них не испытывали никаких угрызений совести и с готовностью провозгласили Гальбу императором.
Поспешно мчавшаяся группка всадников встречала на загородной дороге все новых прохожих, ибо в ту ночь все высыпали на улицы, заинтересованные необычайными новостями. Некоторые из них говорили:
— Ого, эти уже преследуют Нерона!
Другие спрашивали:
— Ну, что новенького слышно о Нероне?
В одном месте у дороги валялся труп. Конь встревожился, платок соскользнул с лица Нерона. Случайно в этом месте оказался преторианец-ветеран, он узнал Нерона и закричал:
— Salve Imperator!
Это был последний человек, приветствовавший Нерона. Но сам факт, что его опознали, перепугал императора. Они тотчас же свернули с дороги и поскакали к вилле Фаона боковыми тропами. На пути им встретились камыши и колючие заросли. Они пробирались по ним пешком, с большим трудом; поскольку Нерон был бос, в некоторых местах приходилось расстилать на земле одежду, чтобы дать ему возможность пройти. Наконец они оказались перед задней стеной Фаоновой виллы. Пришлось потратить немало времени на то, чтобы прорубить дырку в стене: прислуга не должна была заметить, что в доме посторонний. Фаон посоветовал императору пока укрыться в яме, образовавшейся при выемке песка. Но Нерон бурно запротестовал:
— Живым я в землю не лягу!
Его мучила жажда. Зачерпнув ладонью немного воды из лужи, он сказал:
— Такова теперь студеная Неронова вода…
Отверстие было готово. На четвереньках император пролез через колючий кустарник и дыру в стене и оказался наконец в маленькой комнатушке, где рухнул на кровать, прикрытую жалким матрацем и старым плащом. Он был голоден и хотел пить, но от черного хлеба отказался, зато выпил немного теплой воды. Приближенные уговаривали его прервать муки ожидания и унижения. Он велел выкопать могилу соответствующей величины, сам указал размеры. Искали также куски мрамора, чтобы положить их на могилу, носили воду, чтобы обмыть труп, и дрова для погребального костра. Нерон лично за всем наблюдал, при этом плакал и хныкал, каждую минуту повторяя:
— Какой артист погибает!
Прибыл посланец с известием от Фаона. Нерон вырвал у него табличку из рук. Узнал, что сенат огласил его врагом народа и объявил поиски — он должен понести наказание, как велит обычай предков. Нерон спросил:
— Что это за обычай?
— С осужденного в этом случае срывают одежду, шею пронзают вилами и засекают бичами насмерть.
Он ужаснулся. Начал пробовать острия двух своих кинжалов. Но снова спрятал их, оправдываясь:
— Смертный час еще не наступил!
Попросил Спора, чтобы тот уже начал его оплакивать. Потом обратился к остальным:
— Пусть кто-нибудь поможет мне умереть, подав личный пример!
Потом стал уговаривать себя, бормоча то по-латыни, то по-гречески:
— Живу отвратительно, мерзко — такое не пристало Нерону, не пристало, сейчас надо быть благоразумным — ну же, возьми себя в руки!..
Послышался конский топот. Сомнений не было — это погоня! Даже в этот момент Нерон не забыл про поэзию. Он процитировал по-гречески стих Гомера:
— Коней стремительно скачущих топот мне слух поражает…
Он вонзил себе в шею кинжал не без помощи Эпафродита. И тут вбежал центурион с криком:
— Я прибыл на помощь!
Это, разумеется, была ложь, он просто хотел захватить императора живым и получить награду. Попытался плащом остановить кровь, хлещущую из раны. Умирающий прошептал, теряя силы:
— Поздно… Вот это верность!..
То были последние слова Нерона.
Святослав Бэлза
Недостойный ученик Сенеки
А что тираны? Кровь, туман
Да лживой скуки постоянство.
И чем несчастнее тиран,
Тем абсолютнее тиранство.
Фазиль Искандер
Близится к закату XX век, дважды «мистер Икс».
Пользуясь в «низкой жизни» арабскими цифрами, столетия мы почтительно обозначаем римскими. Мы вообще очень многое заимствовали у древних римлян. В частности, названия месяцев, которые поэтому почти во всех европейских языках звучат одинаково или похоже. Некоторые из этих названий происходят, как известно, от имен римских богов (январь нарекли в честь Януса, март — в честь Марса, июнь — в честь Юноны) и властителей (июль — в честь Юлия Цезаря, август — в честь его преемника). Но мало кто знает, что апрель на короткое время был переименован в нероний, и лишь «Закон об осуждении памяти» императора, пожелавшего при жизни увековечить себя таким образом, позволил вернуть прежнее название.
