Хьюик отмерил порцию опиума и дал лекарство королю. Его черные глаза стали стекленеть; король погружался в забытье. Вернулся Гертфорд; он сообщил, что королева здорова и ждет приказаний, но король его уже не понимал.
Круг гиен смыкался. Послали за Кранмером. Архиепископ Кентерберийский явился и присел на кровать рядом с безвольной тушей короля, взяв Генриха за руку, он тихо произносил молитву. Последние капли жизни утекали из короля. Как будто самые камни дворца вздохнули с облегчением.
Катерина ждала, когда за ней придут, но ее все не звали на половину короля. Шло время. Перед ней поставили обед, но она не могла есть. Придворные дамы затихли; все сидели почти неподвижно и лишь изредка перешептывались. Все напряженно ждали. Через определенные промежутки времени негромко звенели металлические часы. Принесли ужин. По-прежнему никаких новостей. Все укладывались спать. Катерина не спала – она не могла сомкнуть глаз ни на миг. Она думала о завещании, о том, что станет регентом, гадала, хватит ли ей сил. Ей придется наладить отношения с Гертфордом. Голова раскалывалась от множества вопросов. Что с Генрихом? Лучше ли ему? Что с ядом? Где Томас? Она слушала монотонный шум дождя и смотрела, как сквозь щель в шторах над кроватью пробивается рассвет. Утреннее небо окрасилось в ярко-розовый, кровавый цвет.
Наконец Катерина не выдержала. Быстро одевшись, она вышла в галерею. Если не считать монотонного шума дождя, во дворце смертельно тихо, как будто за одну ночь всех его обитателей забрала чума. Она села в оконную нишу, плотно запахнувшись в накидку. Посмотрела на руки. Ногти у нее на руках искусаны до мяса. Когда она начала грызть ногти?
С ее места хорошо видна дверь, ведущая в королевские покои; их охраняют два йомена в алых ливреях. Стражи делают вид, будто не замечают королеву. Может быть, они в самом деле не видят ее. Мысли у нее в голове путались. Может быть, она уже умерла и превратилась в привидение?
У королевских покоев собрались лакеи. Поднялась кухонная прислуга, принесли завтрак. Дверь приоткрылась, на порог вышел Райзли, похожий на хорька. Он никого не впустил внутрь, сам взял у лакеев блюда. Катерина была в замешательстве: с какой стати Райзли выполняет работу низшей прислуги? Мимо ее ниши прошел один из придворных; заметив королеву, он остановился и низко поклонился.
– Мадам. – Он поцеловал ей руку, как будто не видел в ее поведении ничего странного, словно королева часто прячется в оконной нише.
– Сэр Джон, скажите, почему привратников не впустили к его величеству?
– Никого не впускают к его величеству последние четыре дня, кроме ближайших советников и королевских врачей.
– Где Хьюик?
– Тоже там.
– А мой брат?
– Нет, мадам.
Что бы там ни происходило, Парров отодвинули в сторону.
Катерине очень хотелось спросить, где Томас Сеймур, но она благоразумно молчала.
– Благодарю вас, сэр Джон, – произнесла она наконец, словно все происходящее совершенно нормально.
Видя, что ее собеседник в замешательстве, она отпустила его. Королева, которой положено первой узнавать новости, пребывала в неведении… Получил ли Хьюик ее письмо? Она от всей души надеялась, что получил.
Катерина вернулась к себе. Ее дамы уже встали и готовились к завтраку. Она заняла свое место за столом. Они говорят о погоде, о том, кто поведет собак на прогулку в сад и не нужно ли подбросить в камин еще дров. Все что угодно, лишь бы не заводить разговор о том, что волнует всех.
Когда с блюд сняли крышки, обезьяны подняли визг. Дот дала им фруктов. У Катерины пересохло во рту, она не могла есть. С большим трудом она заставила себя съесть несколько ложек яблочного пюре.
В середине утра объявили о приходе Уилла Герберта – наконец-то новости! Сестрица Анна подбежала к мужу:
– Есть новости, Уилл?
Тот же вопрос был готов слететь и с губ остальных.
– Нет, – ответил он и опустился перед Катериной на одно колено. – Но меня просили передать вам, мадам, что королю нездоровится и навестить его сейчас нельзя. – Герберт опустил глаза. Почему он не смотрит на нее?
– Уилл, – позвала его Катерина, – встаньте, пожалуйста, и расскажите, что происходит, – ведь мы родня!
Он встал и неуклюже переминался с ноги на ногу.
– Простите меня. – Он дернул оторочку на дублете, по-прежнему не глядя ей в глаза.
Катерина спрятала за спиной руки с обкусанными ногтями.
– Возвращайтесь к нему, – вздохнула она.
Он развернулся к выходу; сестра Анна подошла к мужу, желая его проводить, но Герберт отмахнулся со словами:
– Я ничего не могу сказать.
Катерина ощущала внутри пустоту; она боялась, что окончательно сойдет с ума от неизвестности. Прождав несколько бесконечных часов, она оделась в лучшее платье и, взяв с собой сестру и Кэт Брэндон, направилась на половину короля. Она потребовала, чтобы ее впустили, но стража отказала ей.
Вышел Райзли. Он притворно улыбался и ломал тощие руки, испещренные прожилками, как осенние листья.
– Простите, – сказал он.
Ей хотелось закричать на него, встряхнуть за его плоеный воротник, вытрясти из него правду, но она понимала, что ей остается одно: вернуться к себе и ждать.
Прошло еще два дня. Катерина уже не знала, на каком она свете, когда вошел Гертфорд и объявил, что король умер.
– Боже правый… – с трудом произнесла она.
Придворные дамы ахнули. На белоснежном дублете Гертфорда заметно крошечное пятнышко соуса или чего-то другого. Катерина не сводила с него взгляда.
– Он не очень сильно страдал.
Она кивнула. Она лишилась дара речи и могла думать лишь об отравленной припарке: она все равно что сама отравила его, она никогда от этого не освободится. Наконец она взяла себя в руки.
– Что с завещанием?
– Составлено новое, – сухо ответил Гертфорд, как будто читая по бумажке. – Страной будет управлять государственный совет… – Замявшись, он продолжил: – Регентом при короле назначен я.
Ненадолго она пришла в замешательство.
– При короле… – До нее не сразу дошло, что он имеет в виду принца Эдуарда, что Генрих больше не король. – Эдуард.
– Король Эдуард Шестой, – провозгласил Гертфорд, не глядя ей в глаза. Может быть, чувствует себя виноватым? Он ведь оттеснил ее, отобрал регентство.
Катерина задумалась. Что она чувствовала? Сложно сказать. Гертфорд застыл перед ней; судя по всему, он тоже не находился с ответом. Может быть, ей, в связи с его новым положением, положено кланяться ему? Нет, она ведь по-прежнему королева.
– Он оставил вам значительное наследство, – наконец произнес Гертфорд. – Как и подобает вдовствующей королеве. – Он стал перечислять замки и имения, которые Катерина получает по завещанию. Среди них – старый замок в Челси.
– В Челси? – удивилась Катерина.
– Да, король… – Гертфорд помолчал. – Покойный король считал, что вы его любите.
Да, так и есть, Челси – красивый замок на реке. Она легко может представить себя в нем.
– Леди Елизавета поедет с вами.
– Я рада этому. – Катерина думала о счастливой жизни с Елизаветой и другими самыми близкими людьми. Она окажется вдали от придворных интриг… С трудом выпрямившись, она сказала: – Вы можете идти. – Она была как будто заморожена, и в ее голосе не чувствовалось властности. Тем не менее Гертфорд поклонился и направился к выходу. Катерина сказала ему вслед: – Я бы хотела его увидеть.
Она ждала, пока для нее приготовят траурное парчовое платье. Объявили о приходе Хьюика. Катерина прогнала всех, кроме Дот. Дот складывала в ящик драгоценности королевы – их надлежит послать в Тауэр на хранение. Сейчас положение неопределенное. До коронации неизвестно, что может случиться.
– Никогда еще я не была вам так рада, – призналась Катерина, встретив Хьюика с распростертыми объятиями. Вот уже много недель к ней никто не прикасался, кроме Дот, когда та помогала ей одеться. Все держались на расстоянии, даже родная сестра.
– А я – вам. – Хьюик протянул ей какую-то бумагу. – Мои услуги оказались не нужны.
Катерина узнала свой почерк, увидела сломанную печать.
– Вы хотите сказать, что…
– Я не сделал того, о чем вы меня просили…
– Хьюик, – вздохнула она. – Слава богу, милый Хьюик!
– Там, в Нансаче, я видел, что вы вне себя от страха и сами не понимаете, о чем просите.
– Вы знаете меня лучше, чем я знаю себя, – улыбнулась Катерина. Ей казалось, что она уже разучилась смеяться. – Иногда мне даже кажется, что вы – ангел, посланный мне небом! – До тех пор она даже не понимала, насколько велик ее страх. И только теперь, когда опасность миновала, ей представлялось, что она стала невесомой. Голова кружилась от облегчения. – По крайней мере, вы не будете прокляты.
– И вы тоже, Кит. Господь видит, что в глубине души вы добрая. – Ей хотелось бы, чтобы все так и было, но она чувствовала осуждение Всевышнего; оно кололо ей затылок.
