– Интересно, сколько стоит твой баламутовый кордион?
Так и пошло по лагерю – баламутовый кордион... Но пришел черный день и для генерал-сержанта. Как-то привезли в лагерь новую партию заключенных и разместили в специальный пересыльный барак, расположенный неподалеку от нашей санчасти. По лагерю тотчас распространился слух, что среди новеньких есть один американец, здоровенный малый, он будто бы служил в американской полиции в западном секторе Берлина, и наши «деятели» его выкрали, осудили и привезли в Воркуту. Случаи «кражи» западных граждан бывали нередкими, мы поэтому не удивились появлению американца в нашем лагере. Гладышев, обходя «дозором» лагерь, зашел и в пересыльный барак, дневальный барака, как полагается, рявкнул громовым голосом: «Внимание!» Все сразу же должны были встать и есть глазами начальство, что все и сделали, кроме американца. Во-первых, он не понял команды, а во-вторых, еще не был приучен вставать неизвестно зачем и неизвестно перед кем. В общем, он как лежал, так и продолжал лежать. Генерал-сержант этого перенести не мог, конечно, и, подойдя к нарушителю, заорал уже сам:
– Встать!
Никакого эффекта. Американец продолжал лежать. Это было уже слишком. Генерал-сержант ногой в сапоге попытался сбить нахала на пол, ударил раз, ударил два, собирался ударить в третий раз, но... американец не спеша встал и на высоком профессиональном уровне врезал левый хук в правую скулу хранителя лагерного правопорядка... Необходимо учесть в этой истории два обстоятельства: во-первых, Гладышев не имел о боксе ни малейшего представления, а во-вторых, такого невежливого обращения со своей персоной он, конечно, не ожидал. Но хук есть хук, и бедный начальник режима полетел кубарем через весь барак, и, если бы не косяк двери, неизвестно еще, где бы он остановился. Но злобные силы американского империализма не дремали, нарушитель подбежал к поверженному «генералу», участливо поднял его с пола и повторил свой коронный хук, но на этот раз, видимо, для разнообразия, по левой скуле начальника лагерного режима. Пришлось лететь бедному Гладышеву снова через весь барак, но уже в обратном направлении. На этом боксерский раунд закончился. Генерал-сержанта на носилках увезли в городскую больницу, а представителя американского империализма куда-то отправили, причем так далеко, что мы о нем никогда больше ничего не слышали...
Весь лагерь обсуждал происшествие, причем со всеми подробностями, так как было много свидетелей этого спортивного поединка. И мнения заключенных разделились примерно пополам: некоторые даже жалели генерал-сержанта, что, мол, с дурака взять, а к нам-то он вообще неплохо относился; а другие, наоборот, говорили, что так ему, скотине, и надо. После этого поди разберись в народе...
Через месяц Гладышев на костылях пришел ко мне в кабинет с письменным распоряжением Токаревой – сделать ему снимок голеностопного сустава, перелом которого он получил во время «дискуссии» с американцем. Пока Ваня готовил сержанта к рентгенографии, я решил немного развлечься. Состроив сострадание на лице и придав голосу басовитую проникновенность, я спросил Гладышева:
– Гражданин начальник, это правда, что какой-то империалист ударил вас по лицу?
– Да, Боровский, правда, вот сволочь, понимаешь!
– И вы, гражданин начальник, полетели через весь барак?
– Да, понимаешь, полетел и крепко ударился о дверь.
– Ай-яй-яй! И потом он поднял вас и снова ударил?
– Да, понимаешь, поднял и снова ударил, и я опять крепко ударился. Вот сукин сын так сукин сын!
– Ну, прохвост! И что же потом, гражданин начальник?
– Что, что... положили меня в больницу, негодяй сломал мне ногу, и в мозгу было трясение.
– Да, вот негодяй так негодяй, – сочувствовал я ему.
Мой Ваня Зозуля стоял весь красный от напряжения, чтобы не расхохотаться. В общем, генерал-сержант к работе больше не приступил, говорили, что излечить его от травмы врачи не сумели, и он был вынужден уйти на пенсию...
Как-то незаметно закончился 1952 год, и я стал готовиться к встрече 1953-го. Никто, конечно, тогда не предполагал, что в новом году наши надежды и мечты получат весьма обнадеживающие толчки...
Несмотря на ужасающий режим, провокаторскую деятельность стукачей всех рангов, мы все же научились уходить в столь глубокое подполье, что ни один вражина с погонами не мог разузнать, чем мы там занимаемся.
Новый год мы всегда встречали стопкой, и закусон тоже бывал не так уж плох, срабатывали мои связи со столовой и кухней санчасти, да и хлопцы-бандеровцы не забывали меня и Ваню: круги домашней колбасы и шматки сала весьма уютно располагались на нашем импровизированном новогоднем столе. Но вот обеспечение «напитками» было целиком за мной. Незадолго до последнего часа уходящего года мы ставили защитный экран рентгеновского аппарата в горизонтальное положение, накрывали его чистыми простынями и сервировали «стол» подручными средствами. Водку пили, конечно, из стаканов, рюмок, к сожалению, не было. Первый тост всегда провозглашался за освобождение, не уточняя, впрочем, по какой причине, просто за жизнь на свободе. Потом следовали тосты за здоровье всех присутствующих, за женщин, которые любили и, может быть, ждали нас, за детей, у кого они были... И обязательно был тост, чтобы сдох наконец Сталин, – с этим обстоятельством почти все зыки связывали надежду на свое освобождение. Встречая 1953 год, кто-то провозгласил и этот тост, и мы, стоя, чокались в молчании...
Сталин... Что мы – граждане огромной страны – знали о своем вожде? И много, и мало... Много – потому что газеты, радио, кино неустанно день и ночь вещали и убеждали нас, темных, что Сталин гений из гениев, родной отец, величайший вождь всех времен и народов, что он был правой рукой Ленина и вождем всегда и везде – в революцию, в Гражданскую войну. Сталин разработал и осуществил коллективизацию в нашей стране, Сталин возглавлял и строил вооруженные силы и промышленность, Сталин был един в трех лицах – Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Совета Министров и Верховный Главнокомандующий – Генералиссимус... И наконец, Сталин разгромил Германию Гитлера. Сталин – человек с головой ученого, лицом рабочего и в одежде простого солдата – так написал о нем французский коммунист Анри Барбюс... «Корифей всех наук и лучший друг физкультурников», – шутили зыки.
Я маленькая девочка,
Играю и пою,
Я Сталина не видела,
Но я его люблю... —
запевал густым басом кто-либо из зыков во время утреннего подъема... И еще мы размышляли о том, что советский юрист и бывший меньшевик Вышинский, специально для Сталина разработал единственное во всем мире положение – любовь к товарищу Сталину стала правовым понятием и, следовательно, нелюбовь к товарищу Сталину рассматривалась как уголовное преступление. За отколотый нос на гипсовом бюсте усатого вождя, или выколотый глаз на бумажном портрете, или просто плевок в его сторону, или недоносительство, если слышал, что кто-то обозвал его бандитом, или скотиной, или еще как – органы МГБ в закрытом заседании Военного трибунала приговаривали подчас малограмотного крестьянина или рабочего к двадцати пяти годам лагерей по статье 17-58-8 или 19-58-8, прибавляя для солидности еще статью 58-10 или 51-11. Такими «террористами» были забиты и мужские, и женские спецлагеря. Любовь советского народа к своему вождю и учителю была безмерна и безгранична... Сидели в нашем лагере и теоретики-философы. Они утверждали, что однопартийная система в стране позволяет творить любые беззакония, так как вождь такой системы не позволяет под страхом смерти критиковать его действия или разоблачать преступления, и не зря Сталин после смерти Ленина, захватив власть, физически истребил всех членов «рабочей оппозиции», которая существовала при Ленине. И еще одно немаловажное обстоятельство: при однопартийной системе наверх в жестокой кровавой борьбе забираются наиболее бессовестные, жестокие, начисто лишенные какой-либо нравственности, но страстно жаждущие власти и, как правило, безграмотные товарищи... И, сумев захватить власть мертвой хваткой, они никогда, ни при каких обстоятельствах не выпустят ее из своих зубов. И, если потребуется, они способны уничтожить миллионы человеческих жизней и будут при этом неустанно твердить: «Все для народа, во имя народа и для счастья народа...»
О самом Сталине мы знали мало, потому что правда о его жизни, деяниях и преступлениях тщательно скрывалась или неимоверно искажалась. Но, несмотря на официальное словоблудие о бессмертном величии Сталина, Ниагарским водопадом низвергавшееся из газет, радио, кино и телевидения на головы советских граждан, в гуще народных масс распространялись совсем иные сведения о его жизни и деятельности. И бороться с этим было очень трудно, если не сказать невозможно. И удивительное дело – многие знали о Сталине такие вещи, которые только после его смерти стали широко известны и получили документальное подтверждение в трудах И. Авторханова, Р. Медведева, М. Джиласа, А. Солженицына, С. Алиллуевой, А. Антонова-Овсеенко и многих других.
