— Сложно, — вздохнула: освоит ли она когда-нибудь подобные тонкости?
— Просто. Нужно всего лишь убрать сантименты.
— Стать жесткой.
— Да, Леночка.
И улыбнулся, видя, как она задумалась — глупыш, какой из тебя командир?
Милая, ласковая девочка, домашняя, нежная, несовместимая с войной в принципе. Если б не она, качалась бы сейчас Леночка в гамаке где-нибудь на даче, читала томик стихов и ела бутерброды с вареньем. И была бы абсолютно гармонична в этой обстановке и чувствовала себя адекватно. Но случилось, что случилось с миллионами таких милых, нежных Леночек — война влезла в душу, сердце, тело, и калечит их.
Но одну он постарается спасти.
Потянул девушку к себе, на колени усадил.
— Коля!
Возмутилась и как тогда, в поезде, когда он слишком пристально на нее смотрел, засмущалась, покраснела.
— Коля, — закивал, не пряча улыбки и смеха теплого, совершенно не обидного в глазах. Он любовался девушкой.
— Пора мне! — слезла, уйти хотела. Не дал. Обхватил, спиной к себе прижав, шею целовать начал. Лена зажмурилась — приятно, и вздохнула:
— Идти надо, Коля. Награды вручать.
— Угу.
— Коля! — отстранилась. Мужчина выпустил нехотя, руки развел:
— Все, иди. Только сначала, пожалуйста, найди Свету.
— Какую?
— Сержант Мятникова, медсестра наша. Найди ее — ей тоже награда пришла и звание повысили. Хорошо?
— Но почему я? Миша твой…
— Не мой, и он занят. Сделай одолжение, Леночка, пожалуйста, — с улыбкой сложил ладони лодочкой перед грудью на манер молящегося монаха. Санина прыснула от смеха и рукой махнула: ну, тебя. Сам еще ребенок, а мне «малыш» говоришь!
— Схожу!
Как дверь схлопала, Николай тут же посерьезнел, лицо жестким стало:
— Миша!! — рявкнул.
Белозерцев тут же на пороге проявился:
— Чего?
— Все отделение разведчиков ко мне. Срочно! Чтобы одна нога здесь, другая там!
— Есть!
И вылетел.
Николай затылок потер: пока Леночка Свету, укатившую к своему любовнику в штаб, ищет, он успеет ее бойцам мозги вправить.
Отделение как раз радовалось прибывшим после госпиталя друзьям, Роману Красносельцеву и Остапу Ильину. Но толком сказать друг другу ничего не успели — лейтенант ввалился:
— Бегом к комбату! Все!
Мужчины притихли, переглянулись и как-то сразу угрозу Санина вспомнили.
— Так, лейтенанта нет, — протянул Суслов.
— Без лейтенанта! — отрезал Михаил.
Солдаты на выход потянулись, приводя себя в порядок:
— Мы что-то пропустили? — полюбопытничал Роман.
— Много, — заверил Хворостин.
— Можно вкратце?
— У нас теперь другой командир. Баба, — начал Абрек.
У мужчин брови на лоб уехали.
— Ночи с комбатом проводит, — добавил Васнецов.
— Утром сало принесла, от души, а эти охламоны взяли да выкинули его, да еще по матушке ее пропесочили, — вставил сержант.
— Похоже, нажаловалась полюбовнику, — завершил краткий экскурс Кузнецов.
— Да, сука, что с нее взять, — сплюнул в сторону Чаров. — Это все Гриша.
— А чего я?
— Так тебе пригрезилось чего-то там про "пожалеть надо" и "голову оторву", если пикните в ее сторону.
— Сейчас вам комбат головы и пооткручивает, — спокойно заметил сержант. — А я говорил, не лезьте.
— Мы рапорт на нее накатаем! — нашелся Суслов.
— Молкни, придурок, — ожег его взглядом Григорий. — Кому накатаешь? Майору?
— Полковнику, — нашелся.
— Между прочим, дело, — сказал Остап. — Докладная на аморальное поведение…
— Вкладывать, да?
— Нуу… Семеновский есть, ему накапать.
— А то у нас политрук слепой и глухой, — скривился Валера.
— Все понял, одно не усек — вам какая разница с кем бабы спят? — спросил Роман.
— Да она командир наш! По ней нас судят! Мужики вон ржут, гогот по окопам стоит, листья с берез летят!
Смолкли, и так молча бочком в хату зашли.
Комбат у окна стоял к ним спиной, курил.
Вытянулись.
— Товарищ майор, разведотделение по вашему приказанию явилось! — браво доложил Замятин.
Николай спокойно докурил, специально оттягивая время, чтобы бойцы занервничали. И вот, развернулся, прошел к столу, встал к ним лицом. Оглядел каждого:
— Как служба?
— Отлично, — ответил сержант.
— Всем довольны? Претензии, вопросы?
Гриша челюстью подвигал и бросил:
— Есть.
— Слушаю.
— Контакта с лейтенантом нет. Можно ли сменить командира?
— Сменить, говоришь? — протянул. Подошел вплотную, в глаза Васнецова уставился тяжело. — Может и меня сменить? Может, и я чем не устраиваю?
— Устраиваете, — буркнул уже сообразив, что тупое предложение сделал. Взгляд в потолок упер, дурака изображая — таким сто процентов скидка.
— А жена моя не устраивает?
Бойцы дружно уставились на него.
— Хрена себе, — протянул Суслов и тут же получил тычок от Кузнецова.
— Что, новость? — изобразил удивление. — Тогда вы не разведчики, а мальчики- зайчики из детского сада.
Отошел, прислонился к столу, закурил, чтобы нервы успокоить и не наорать банально, а суметь втолковать идиотам.
— Васнецов, для вас новость?
Гриша исподлобья на него смотрел и материл себя, идиота, который элементарное не сложил — комбат — Санин и лейтенант их — Санина!
— Нет, — разжал зубы.
— Тогда в чем дело?!…
И отошел от греха к окну — больно, до духоты, и злость одолевает. И не сдержался, закричал все-таки:
— Да, девочка совсем! Да — женщина! А видела больше вас, уродов! Вы совсем совесть потеряли?! — подошел резко. Чаров даже отпрянул, подумав, что сейчас по физиономии схлопочет. — Вы, здоровые бугаи издеваетесь над девчонкой! Как фашисты издевались!!… Вы фашисты?
Большего оскорбления придумать нельзя было. Но отделение и так уже сообразило, что серьезно провинилось.
— Нет, товарищ майор.
— Извините.
— Мы не подумали…
— Извините…
— А мне на хрен ваше извинение не нужно!!… - грохнул по столу кулаком, и стих, затылок огладил в себя приходя. — Пришли ваши награды. Награды за волю и мужество, за проявленную в боях отвагу. Награды солдатам Красной армии! А кого я должен награждать? Моральных уродов? В Красной армии нет таких! В моем батальоне таких нет и не будет!!…
И смолк, потому что дальше была только ругань, причем отборная и многоэтажная.
— Извините, — посмотрел на него Васнецов. — Вы правы, товарищ майор, мы виноваты. Но больше не повторится.
Николай молчал пару минут, разглядывая их и сказал:
— Она не кадровый офицер, согласен, опыта командирского никакого. Многое ей непонятно, просто потому что она партизанила, а там другие законы, правила. Я надеюсь, что вы поможете своему командиру, поможете как мужчины, как воины Красной армии, как советские люди. Она не от блинов тещиных к вам завалилась, она два года по ту сторону окопов не на печи сидела. И вы, взрослые дядьки, должны немного соображать. Странная? Контуженная она. Покалеченная войной девочка. И таких сейчас миллионы! Соображать надо, людьми оставаться… И вот еще: разговор этот между нами. Лейтенант на вас не жаловалась, она в себе копаться начала, понять пытаясь, что же она не так делает. А дело не в ней — в вас!…
Помолчал и взял первый наградной лист:
— Рядовой Васнецов, вам присваивается звание сержанта и вручается правительственная награда за проявленный героизм в боях. Орден Отечественной войны первой степени…
Солдаты вышли понурые. Вроде радуйся — наградили, а на душе кошки скребли от отповеди комбата. Ощущение было, что в грязи искупались.
Шли молча. Говорить вообще не хотелось. Солдаты из других отделений курили у полевой кухни. Один заметив сумрачный вид мужчин, крикнул вслед:
— Чего нос повесили, разведка? Лейтенант что ли, не дала?
Разведчики дружно остановились, переглянулись и, развернувшись, строем пошли на полудурка. Солдат перестал щериться, испуганно отпрянул. Запнулся и повалился на жующих кашу солдат, выбивая котелки из рук. Перемазался весь в овсянке к веселью мужчин. Теперь смеялись уже над ним.
— Коля? Нет нигде Мятниковой! — запыхавшись, сообщила Лена, прислонившись плечом к косяку. — Говорят, в госпиталь уехала за медикаментами.
Николай встал рядом, смотрел и светился от счастья: милая моя, наивная девочка, родная моя Леночка. Никто тебя не обидит. Никогда. Пока я жив.
— А награды где? — заметила пустой стол девушка.
— Я уже наградил. Самым торжественным образом, — сообщил мягким, бархатным от любви голосом.
— Ну, здорово, — немного расстроилась девушка.
— Когда комбат вручает, оно значимей, правда? — улыбнулся.
И Лена кивнула: ты опять прав, Коленька.
— Глупая я да? — уткнулась ему в гимнастерку. Мужчина обнял ее нежно, прошептал в русую макушку: Нет — любимая…
