– Хочу поискать, нет ли в поезде ингушей, расспросить, что творится у нас.
Все вагоны были до отказа набиты людьми. Запах пота, давно не мытых тел забивал ноздри. Во всех углах копошились и плакали дети. Трудно им было уснуть в этих душных и тесных вагонах. Какой-то солдат-инвалид в потертой шинели шел и пел себе под нос, протянув свою единственную руку. Остановившись перед Хасаном, он перестал петь и проговорил:
– Помоги, браток, подай калеке.
Хасан хлопнул себя по груди и по карманам брюк, дав понять, что денег у него нет; на последние он на одном из полустанков купил себе полбуханки хлеба. Солдат посмотрел ему вслед, покачал головой и сказал:
– Люди! Как же мне теперь жить, калеке? Ведь и не подаст никто. Не умирать же с голоду?…
Постояв с минуту, он махнул рукой и пошел дальше.
А люди, к которым он обращался, словно виновные в том, что сами бедны, опустили головы и ждали: скорее бы ушел, не тянул бы их за души.
Хасан нашел двух ингушей. Трудно передать, как он обрадовался.
На вопрос, откуда они едут, те ответили, что из России, из Тулы, а зачем туда ездили, не сказали. Да Хасан и не стал допытываться. Его интересовало другое: что нового в Ингушетии, как люди живут, какая там власть. Узнав, что в Ингушетии и в Чечне советская власть, он даже замер от счастья, а сообщение, что жители селений Алханчуртской долины поделили между собой помещичий скот и земли, еще дополнило его радость. Но узнал Хасан и такое, что огорчило его: казаки с горцами нет-пет да и схватываются между собой.
Двое ингушей заторопились. Поезд шел через Моздок, а им, оказывается, надо в Назрань, следовательно, придется в Прохладной пересесть на другой поезд.
Вагоны замедлили свой бег и остановились. Хасан тоже вышел из вагона.
– Вот и Прохладная, – сказал один из ингушей. – Опасное это место. Недавно здесь убили Караулова.
– А кто это? – спросил Хасан.
– Казачий атаман.
Назрановцы не досказали, кто и за что убил атамана. Путь им неожиданно преградили два вооруженных казака.
Оба ингуша были спокойны, ну а Хасан тем более.
– Вы ингуши? – спросили казаки.
– Да, – ответил идущий впереди.
– Идите к вокзалу! – сказал один из казаков, наставив наган. – За сопротивление и попытку к бегству – смерть!
Они бы, может, и оказали сопротивление или попытались бежать, но вокруг было слишком много казаков.
– Мы в руках божьих, – сказал старший из ингушей и направился к станционному зданию.
– Если бы не только мы, но и наши пожитки были в его руках, тогда бы еще куда ни шло, – сказал второй.
– Молчать! – оборвал казак.
Хасан не знал, куда их ведут и что они такого сделали, чтобы так их охранять? Хотя он-то, положим, сбежал из казачьего войска. Только откуда этим казакам знать об этом?
Поезд стоял долго. Казаки еще и еще рыскали по вагонам. Напрасно ждал Митя товарища. Разнесся слух, что троих арестованных расстреляли. Поезд в Моздок не пустили, завернули в сторону Беслана. А утром на стоянке в Назрани Митя рассказал местным жителям, что произошло накануне в Прохладной…
Хасана и двух ингушей ввели в небольшую комнатенку. Хасан подивился: «Неужто на каждой станции есть такие специальные комнаты!» Он уже однажды, когда пробирался домой и был задержан, сидел точно в такой же. Только тогда был день и комнатка казалась посветлее этой. Тусклый, чадящий фонарь почти не дает света. Он освещает только офицера за столом.
Офицер глянул на вошедших, сердито сжал губы. Но сердитости ему явно не хватало. Может, потому, что был он еще молод.
Назрановцев, как только ввели, усадили: видать, чтобы не сбежали. Хасана оставили стоять. Скорее потому, что негде ему было сесть.
– Откуда и кто такие? – спросил офицер, скрестив на груди руки и откинувшись на спинку стула.
– Из Назрани, – ответил старший.
– Та-ак. Ингуши, значит? – Пристально глядя на них, он стал раскачиваться, будто под ним был не стул, а люлька. – А возвращаетесь из каких мест?
– Из России, – ответил опять старший из ингушей.
Второй сидел и молчал, только иногда кивал головой в знак подтверждения слов старшего.
– Россия большая.
– Из Бердича, Бердича, гаспадын началник. – Ингуш назвал город, куда чаще всего ездили горцы на заработки.
Вспомнив, что в вагоне он говорил о другом городе, Хасан понял, что дела их могут осложниться. Выходит, ни офицеру, ни казакам почему-то нельзя рассказывать о Туле. Интересно, что связано с этим городом у ингушей и почему это нужно держать в тайне? На войне Хасан как-то слышал, что в Туле делают оружие. Но потом это название смешалось с другими и скоро вовсе забылось.
Хасан задумался над тем, как он ответит на вопрос офицера, если тот спросит, откуда едет он. Городов-то Хасан может назвать хоть сотню: сколько их повидал на своем длипном пути! Но какой лучше назвать? А может, его и не спросят – посчитают, что и он с этими двумя?…
Но прежде чем Хасан решил, что же ему делать, казак взял в руки чемодан одного из ингушей, поставил его на стол и открыл. И глаза офицера, что называется, полезли из орбит: во всем блеске прямо перед ним лежали новенькие наганы. Пододвинув чемодан к себе поближе, словно боясь, что его могут отобрать, он приподнялся на цыпочках и прикрыл кладь руками. Все остальное произошло в мгновение ока. Хасан увидел, как сорвался с места хозяин чемодана и как один из казаков ударил его по голове прикладом. Вслед за тем раздался выстрел. Другой назрановец, схватившись за грудь, свернулся дугой. Увидел Хасан и то, как казак навел на него дуло нагана, но выстрел и звон разбитого стекла смешались, и, оглядевшись спустя минуту, Хасан понял, что он почему-то на улице, в полной темноте. Сзади, у домика, раздавались выстрелы, крики, но Хасан не мог понять, по нему ли это стреляют или по назрановцам. Он только услышал среди этих выстрелов и окриков опасные для него два слова:
– Оцепить вокзал!
Хасан как раз думал обогнуть станционное здание и с другой стороны приблизиться к поезду, влезть на крышу вагона и уехать. После того, что он услышал, решение пришлось отменить. Теперь оставалось одно: бежать вперед и как можно дальше, чтобы уйти от преследователей, но тьма почему-то рассеивалась. Видно, ему просто в первый миг после светлой комнаты показалось, что на улице очень темно, а теперь вот видны редкие деревья и домики за ними…
– Вон бежит! – услышал Хасан.
Это уже не от станции, а со стороны домиков ему наперерез бежали двое. Хасан понимал безвыходность своего положения, тем не менее, низко склонившись, как стрела, летел все вперед и вперед. И выстрела почему-то не было. Только затворы щелкали. «Решили, верно, взять живьем!» – подумал Хасан.
Но вот кто-то крикнул:
– Стой, стрелять будем!
Хасан не остановился. Тогда грянули выстрелы, но Хасан все бежал. Раздались выстрелы и с другой стороны – два.
И вдруг перед Хасаном вырос маленький, похожий на будку домик. Это было ему на руку: на какое-то время домик прикроет Хасана. Дальше произошло такое, чего он никак не ждал. Невесть откуда появившийся человек рывком открыл дверь домика и втащил туда Хасана. Сил для сопротивления у бедняги не было, но он все-таки попытался вырваться. Неизвестный тем временем старался его успокоить.
– Куда ты хочешь уйти отсюда? – говорил он торопливо. – Они же поймают тебя.
Впрочем, Хасану теперь уже казалось, что домик окружен казаками, и все одно – оставаться в этой каморке или выскочить и бежать. И потому решил, что, прежде чем казаки ворвутся сюда, он хотя бы рассчитается с этим человеком, преградившим ему путь. Но Хасан не успел осуществить свое намерение, тот поднял крышку большого ларя, стоявшего у стены, и поманил его к себе.
– Влезай сюда. Быстрее!
Только теперь Хасан понял, что этот человек с коротко подстриженной, седеющей бородкой вроде бы хочет его спасти. Правда, он не очень поверил, что из этого что-нибудь получится. Но все-таки решил подчиниться. Выбора у него не было.
Ларь был пустой, а вообще-то он, видно, служил для муки или зерна. Хасан видел такой ларь – только чуть меньше – в сарае у Соси.
Хасан влез и улегся. Хозяин укрыл его пустыми мешками, сверху присыпал мукой и замкнул ларь.
Мимо дома тем временем кто-то пробежал, топот ног удалился и затих. Затем кто-то еще пробежал, но этот второй отбежал недалеко. Через минуту он снова приблизился к дому. В дверь сильно забарабанили. Хозяин подтел открывать.
Хасан клял себя на чем свет стоит за то, что согласился залезть в этот ящик. Что он теперь может сделать? Попал, как воробей в клетку. Уж лучше сразиться с казаком и погибнуть, чем лежать перед ним, как скотина под ножом. Хасан прислушивался и ждал, что вот-вот щелкнет замок на ларе, и тогда единственный выход – вцепиться в глотку тому, кто покажется первым, и не отпускать его до последнего вздоха.
– Эй, Мамед, к тебе сюда сейчас никто не забегал? – услышал Хасан.