4
Сколько ни упрашивала дружина, воевода был непреклонен. Брал с собой лишь двенадцать отроков, прочим отвечал:
— Много чести для смердов, если поведу на них всю дружину.
Подошел поп Тарасий.
— Меня возьми, боярин.
Янь Вышатич посмотрел на него, держа под уздцы коня, и сказал:
— Тебя возьму. Кротость Христову явишь перед смердами, может, сами выдадут волхвов.
К Тарасию приблизился Душило, тихо отвел его в сторону.
— А ну говори — ты чего сегодня такой?
— Какой, Душило?
Храбр внимательно оглядел священника с головы до ног.
— Вдохновенный. Задумал чего?
— Господь с тобой, Душило, ничего я не задумал, — улыбнулся поп.
— Не крути, Тарасий. Я тебя как облупленного знаю.
— Давно ли?
— Недавно. Все равно вижу, что задумал. Лучше скажи. А не то с тобой пойду. Воевода меня не остановит.
— Вот тебе святой животворящий крест, ничего я не задумал, Душило.
Тарасий торжественно осенил себя крестным знамением.
— Да? — все еще сомневался храбр. — Ну ладно. Гавше велю за тобой присмотреть. Хоть он и куролес.
— Не куролес, а Кирие элейсон, — поправил Тарасий. — По-славянски — Господи, помилуй.
— А я что говорю? Я про то и говорю.
Посадник Добронег прислал в проводники воеводе своего отрока. Всего набралось пятнадцать человек в отряде. Выйдя из города, ехали вдоль реки к озеру. Ночью в край нагрянула ростепель. Солнце светило как ошалевшее и грело совсем по-весеннему. Пока прошли две версты, взопрели, поснимали шапки. Проводник, не доезжая до озера, хотел повернуть в лес.
— Стой-ка, — придержал его воевода, всматриваясь в черноту голого бора.
Отряд остановился. Вскоре уже все видели — за деревьями кто-то прячется. Немного подождали. Отроки достали луки из налучий, неторопливо надели тетивы. Янь Вышатич спешился, снял с петли на седле топор. Сделал десяток шагов по упревшему снегу к лесу.
Смерды выслали переговорщиков. Из-за стволов вышли трое. Они двигались не спеша, но и не медля. Были уверены в себе, вооружены топорами. Овчинные кожухи нараспашку — теплынь. Большие меховые шапки, напротив, до бровей.
— Лапотники, — презрительно молвил кто-то из отроков. — Рожи мохнатые!
Смерды встали в пяти шагах от воеводы. Двое ощерились, третий был угрюм.
— Я пришел взять волхвов, — объявил боярин. — Вы мне не нужны.
— На што тебе наши волхвы? — прошипел угрюмый.
— Они смерды моего князя, как и вы. Накажу их за смертоубийство и разбой. Выдайте мне их, и можете расходиться по своим селам.
— А ежли не выдадим? — другой харкнул в снег.
— Тогда пойду на вас и убью всех.
— Постой, воевода.
Поп Тарасий слез с коня, прошагал мимо боярина, встал между ним и смердами.
— Постой, Янь Вышатич. Они люди темные. Так сразу не поймут, зачем требуешь от них выдать чародеев.
— Люди! — заржали сзади отроки.
Известное дело — смерд не людин, даже не холоп. За него и ломаной резаны на торгу не дадут. Да и кому придет в голову продавать смерда? Их всюду как грязи.
Теперь все трое переговорщиков стали угрюмыми.
— Ну давай, отче, — сказал воевода, — являй кротость.
Но смерды не дали Тарасию раскрыть рот.
— Уйди, поп. Мы тебя не станем слушать, чтобы боги не отвернулись от нас. В Ростове пискупа убили и тебя за ним отправим. И ты, боярин, видишь, что на смерть идешь. Уходи лучше. Нету тута волхвов, ушли дальше.
Янь Вышатич помрачнел.
— Убили епископа Леонтия, — повторил он, потрясенный известием. — За что?
Он повернулся к отрокам.
— Стреляйте, чего ждете.
Мгновение спустя смерды рухнули в снег. В каждого воткнулось не меньше трех стрел. Воевода по жесткому насту пошел к лесу. Не глядя, бросил Тарасию:
— Побудь тут, отче. Там тебе делать нечего.
Отроки, оберегая коней, оставили их у реки и двинулись за воеводой. На ходу натягивали луки и стреляли. В них тоже пускали редкие стрелы, но те пролетали мимо. Когда до леса остался десяток саженей, смерды выступили из-за деревьев и, подняв топоры, устремились на дружинников. Их было намного больше, они возбуждали себя медвежьим рыком и делали много лишних движений, ненужных в бою. Бежавший впереди молодой смерд примерился к воеводе и махнул топором. Боярин увернулся, увидел перед собой растерянные глаза, вырвал из руки парубка топор.
— Щенок!
Не оборачивая топор, воевода обрушил на голову смерда тупой удар обуха. Шапка смягчила его силу. Парубок опрокинулся навзничь.
— Рубите их! — крикнул боярин отрокам.
Сшибка была недолгой. Оставив на снегу два десятка своих, смерды бежали в лес. Некоторых нагоняли, били сзади. Остальные, лавируя между соснами и елями, пустились в разные стороны. Отроки со свистом и гиканьем преследовали их, но все больше увязали в снегу. В сапогах по сугробам не набегаешься. Широкие зимние лапти смердов для этого удобнее. Углубившись в лес на сотню саженей, дружинники стали поворачивать.
Янь Вышатич, склонясь над раненым кметем, затыкал ему разорванной рубахой дыру в плече. Рядом лежал посадников отрок — ему повредило бедро. Вернувшимся дружинникам воевода велел перенести их к реке, где были кони.
— Все на месте?
Отроки осмотрелись.
— Гавши нет.
— И попа.
Тарасий пропал вместе с конем. Пройдя по его следам, вышли снова к лесу, чуть в стороне от места сшибки. Воевода снарядил шестерых отроков на поиски.
— Не иначе пошел смердов уговаривать, — шутили дружинники. — На кротость брать.
— Наш Упырь — орел!
Боярин оборвал смех:
— Привезите его живым.
Еще троих он отправил искать Гавшу. Этот далеко подеваться не мог — возможно, ранен, потерял силы и лежит где-то поблизости.
Но его не сыскали.
По четкому следу Тарасия отроки шли на конях быстро. Сажен через двести след повернул круто в сторону. Что-то встревожило священника либо он не знал точно, куда ехать. Когда наткнулись на второй разворот, одного из отроков осенило:
— Искал кумирню!
Скоро след стал плохо различим. Снег был истоптан, конские копыта то и дело терялись среди отпечатков человеческих ног и множества черных кострищ. Отроков обнадеживало то, что капище должно быть недалеко. Проехав еще немного, они увидели впереди между елями пешего и припустили коней.
— Это Гавша!
Отроки окружили его. Гавша утомленно опустился на корточки, сгреб пригоршню жесткого снега с древесной трухой и утер им лицо.
— Ну что, догнал хоть одного лапотника? — спросили его с неприязнью.
— Он такой жадный, что даже за смердами дольше всех бегает.
— Хотел выслужиться перед воеводой. Принес бы ему в зубах лапотника, Янь Вышатич враз бы Гавшу возле себя за столом посадил.
— Заткните пасти! — беззлобно огрызнулся Гавша. — Я догнал лапотников. Они убили попа. Там, на капище.
Он мотнул головой. Отроки посуровели.
— Пойдем, покажешь.
Тарасий спешил. Он знал, что на капище теперь никого нет. Пока его будут искать, нужно успеть. Поверженный идол теряет половину своей недоброй власти над людьми, верящими в его силу. Если при том сотворить над истуканом надругательство, он лишится и второй половины власти. Князь Владимир Креститель был весьма умен. Побитого палками Перуна сперва оплакали, а потом прокляли, говоря: зачем мы ему верили?
При себе у Тарасия был топор — взял у застреленного смерда, когда дружина пошла в бой. Поплутав по лесу с молитвой на устах, он выехал к кумирне. В центре большого круга, очерченного насыпью, на земляном возвышении стоял деревянный идол Велеса с бородой до земли. Снега на капище не было, все вытопил жертвенный огонь. Кольцевая насыпь имела единственный разрыв — вход на капище. Тарасий привязал коня к дереву и перебрался через насыпь где пришлось, дабы не ходить стопами язычников. Обойдя вокруг истукана, он нашел на земле маленького бронзового идольца с отломанным внизу лезвием — ритуальный жреческий нож. Поп Тарасий плюнул на него и втоптал в землю. Потом убрал бороду за ворот кожуха, чтоб не мешала, и взялся за топор.
Он сделал несколько зарубок у основания истукана. Плотная древесина поддавалась с трудом. Чтобы свалить кумира, понадобилось бы много времени, не один час. Тарасий вдруг пожалел, что с ним нет храбра. Душило вывернул бы идола голыми руками. Хотя нет. Не стал бы он трогать его. Душило считает, что истуканы — создания безвредные, никому не мешают. Волхвы намного вреднее — спокойно жить не дают, всё их тянет какую-нибудь кашу на крови заварить.
Оно конечно — идол в мире ничто, сказал апостол Павел. Но это для христиан. Для язычников идол — всё. Не деревяшка, а бог. Не истукан, а повелитель земли и неба, властелин человеческой жизни…
— Бог в помощь, батька Упырь.
