— Всего две, сейчас гребут к причалу. Я возьму людей и спущусь через дренаж, проводить их сюда.
— Дело, — кивнул полковник. — А я до вашего возвращения выставлю у слива караул.
Спустя минуту в сопровождении мальтийских ополченцев возвратился сержант, и Томас повел их на зады часовни. В одном из углов там обнаружился люк лаза. Поднатужившись, Томас снял и оттащил решетку. В воздухе запахло нечистотами, но Томас, не обращая на это внимания, полез под низкий свод туннеля. Там, где из стока вытекали сточные воды, влажно мерцала дорожка, а выход наружу прикрывала ширма, раскрашенная под прибрежный камень. Томас зашлепал по сточной жиже, остальные направились следом. У ширмы он остановился и осторожно приоткрыл ход. На скалах под стеной движения не замечалось. Сток по узкому каналу утекал в море, неподалеку от ведущей к причалу тропы.
— За мной, — шепнул Томас, и отряд вышел под прохладный и отрадно свежий ночной воздух. Ступая по каменистой земле как можно тише, постепенно выбрались к тропе. Впереди уже слышался плеск весел, оставалось лишь поспешить. Они уже почти дошли до ведущих к причалу ступеней, когда впереди из-за камней появилась фигура и что-то произнесла на незнакомом языке. Томас в ответ приветственно поднял руку и продолжал идти вперед к лопочущему что-то человеку. Лишь в последний момент в говоре незнакомца послышались тревожные нотки. Удар по голове боевой перчаткой не оставил сарацину времени позвать на помощь. Один из мальтийских солдат проворно перерезал врагу горло, и мелкий отряд поспешил вниз по ступеням. Внизу у причала виднелись две лодки, из которых уже высаживались люди. Один из них, завидев приближение отряда, напряженно застыл.
— Кто идет? — окликнул он.
— Мы из Сент-Эльмо, — ответил Томас, стараясь не говорить излишне громко. — Пришли проводить вас в форт. Сколько вас?
— Шестнадцать. Последние добровольцы из Биргу.
— А кто за старшего?
— Я, — совладав с собой, направился навстречу рослый силуэт. Представляться было и не надо. Томас узнал его по голосу и сдержанно кивнул:
— Добро пожаловать в Сент-Эльмо, сэр Оливер.
После того как Стокли доложился капитану Миранде, Томас отвел его в сторонку и настойчиво сказал:
— Нам надо поговорить.
— Да, надо, — ответил Оливер. — Но лучше где-нибудь без посторонних ушей.
— Следуй за мной.
Из часовни Томас внутренним двором провел его в трапезную.
— Да, не самое уютное из помещений, — сказал Стокли, мельком оглядев просторную палату, служившую некогда трапезным залом гарнизона.
На более ранней стадии осады капитан Миранда установил здесь несколько игорных столов и подобие прилавка, где солдаты могли покупать из подвала вино. Однако игривость, равно как и надежда выбраться из форта живыми, со временем сошла у солдат на нет; выигрывать у своих товарищей, таких же обреченных, как они сами, тоже больше не тянуло, и игорное заведение захирело. Теперь оно служило перевязочной, и пол здесь был усеян окровавленными гнойными тряпками. По углам стояли корзины с лоскутами ткани. Помещение смутно освещало несколько свеч, а из звуков здесь преобладали стоны да кашель тяжелораненых, уложенных на носилках вдоль стены.
За прилавком Томас отыскал бутылку вина и поставил ее на угловой стол. Сюда же подтянул и две кружки, плеснул в каждую вина и одну пододвинул по столешнице Стокли. Тот вначале замешкался, но все-таки поднял кружку и изобразил на лице улыбку.
— За что будем пить?
— За Марию, — поднял свою кружку Томас.
— Ах да… Мария.
Они пригубили, не отводя друг от друга тайно настороженных глаз. Затем Томас аккуратно поставил кружку на стол.
— Зачем ты здесь, Оливер?
— Решил примкнуть к последней партии добровольцев на Сент-Эльмо.
— И ла Валетт вот так запросто дал тебе разрешение уехать?
— Он об этом не знал. Подозреваю, что скоро ему станет известно. Но теперь уже поздно. К добру или к худу, но я здесь.
— К добру? — Томас мрачно усмехнулся. — Какое добро ты рассчитывал здесь найти? Глупейший порыв, скажу я тебе. Здесь только смерть, и ничего более.
— Мне это известно, — Стокли пригубил вина. — Ее я и ищу теперь, когда знаю и принимаю правду.
— О какой это правде идет речь?
Оливер держал кружку двумя руками, нежно поглаживая пальцами, словно чью-нибудь шею.
— Прежде чем уплыть из Биргу, ты разведал, где живет Мария, и виделся с ней.
Томас слегка растерялся. Не хватало, чтобы Мария в результате его желания поговорить с ней еще и поплатилась. А впрочем, это уже ничего не меняет. Здесь, в Сент-Эльмо, все сейчас одинаково обречены; не составляет исключения и Стокли.
— Да. Не буду скрывать.
Оливер чуть кивнул.
— Спасибо за откровенность. Я ведь видел, как ты выходил из дома.
— Ах вот как. — У Томаса обмерло сердце. — Что ты сделал? Оливер, если ты коснулся ее хотя бы пальцем…
— Стоило мне увидеть, как ты покидаешь наш дом, наш кров, меня охватили самые болезненные переживания. Хотя мы с Марией и женаты все эти годы, я никогда не спрашивал ее о чувствах к тебе. Несмотря на горечь утраты тебя, а затем и ребенка, ей хватило сил выстоять. Спустя время она примирилась с тем, что произошло, и решила начать новую жизнь, можно сказать, с чистого листа. — Оливер умолк, после чего со вздохом продолжил: — Когда Мария согласилась стать моей женой, я отдавал себе отчет, что буду лишь бледной тенью того, кого ей действительно недоставало, но меня устраивало и это. Более того, мы жили вполне счастливо, и она как будто была удовлетворена тем, как сложилась ее судьба. — Оливер снова замолчал, только теперь легкость тона, с какой он вымолвил последние слова, внезапно ужесточилась. — Однако все изменилось с той минуты, как Мария вновь увидела тебя. По возвращении домой она ничего не сказала, но я все тотчас понял без всяких слов. Я пытался ее от тебя укрыть в нашем поместье под Мдиной, но с того момента, как прибыл вражеский флот, я понял, что Марию надо перевезти в Биргу, а потому так или иначе настанет время, когда она обнаружит, что ты возвратился. Когда я стал ее расспрашивать, она не стала скрывать того, что произошло. — Оливер ожег Томаса взглядом. — Не могу даже выразить словами, что на меня нашло. Я потребовал, чтобы она больше никогда с тобой не встречалась и не разговаривала. Тем не менее у меня было опасение, что она все-таки пожелает быть с тобой. Я готов был упасть ей в ноги и умолять, заклинать остаться со мной. Сказать, что скорее умру, чем ее лишусь. Но вместо этого я совершил нечто более безрассудное; такое унизительное, что я даже теперь содрогаюсь от одного лишь воспоминания об этом. — Стокли нервно припал губами к кружке и осушил ее до дна. — Я тебе пригрозил.
— Мне? Но… как?
— Я сказал, что располагаю сведениями, которые могу использовать для ареста и обвинения в шпионаже. Тебя… и Ричарда. Ее сына.
Прежнее ощущение гложущего ужаса возвратилось, только теперь оно пронизывало куда острее и глубже.
— Какие такие… сведения? — процедил Томас.
Стокли не отвел глаз, поедая Томаса взглядом, полным ненависти и презрения.
— Ты думаешь, я не знал о том медальоне? Да я в ту же секунду, как только увидел Ричарда, понял, кто он. Правда, вскоре меня удивило то, что ты, по всей видимости, об этом не знаешь. Разумеется, я уже изначально подозревал, что на призыв Великого магистра ты откликнулся по причине, далекой от бескорыстной службы Ордену. Но Ричард… Последнее, что я слышал о нем от своего кузена, это что он из Кембриджа поступил в услужение к некоему патрону из Лондона, да не к кому-нибудь, а к самому Уолсингему. Вот отчего он здесь. Юный Ричард продал душу этому дьяволу во плоти, став одним из его исчадий. Ну а пропажа документа из сундука сэра Питера де Лонси стала, по сути, окончательным доказательством того, что он лазутчик.
— Ты знал, что он заслан?
Стокли кивнул.
— Пожалуй, я мог бы добиться ареста сразу, как только узнал его в лицо, но ведь он сын Марии. Если б с ним что-нибудь случилось и она прознала, что к этому причастен я, она бы мне никогда не простила. Кроме того, я решил выяснить, для чего он здесь, с какой целью. Как только я услышал о попытке проникновения в архив, то проверил тот сундук и убедился, что замок на нем взломан, а завещание исчезло.
— Завещание? — Томас попытался скрыть удивление. Наконец-то вскрывалась истинная суть того документа. Если действовать умело и осторожно, то, быть может, Стокли выложит что-нибудь еще. — Так ты о нем знаешь?
— Я знал об этом долгие годы. Как только сэр Питер доставил его на Мальту. Уж он-то знал досконально, насколько это опасно, если завещание вдруг попадет в чужие руки. Более того, он опасался, как бы за ним из Англии не была установлена слежка, а потому доверил свой секрет мне — на случай, если с ним самим вдруг что-нибудь случится. Увы, вскоре оно с ним и случилось, пусть и по чистой случайности. Тогда я устроил так, чтобы завещание оказалось в его сундуке и попало в архив, где оно пребывало в полной безопасности, а в случае надобности могло быть легко оттуда извлечено. Когда документ исчез, я сразу понял, где его искать. И обшарил келью Ричарда, пока вы с ним находились на дежурстве. Надо сказать, тайник он выбрал ненадежный, хотя я и так знал, что именно и где примерно следует искать. Теперь завещание снова в надежном месте. О его местонахождении не знает никто, кроме меня. Там оно и пребудет. Когда-нибудь его, может статься, и обнаружат, но, пожалуй, будет едва ли не лучше, если оно затеряется навеки. — Стокли сделал паузу. — Я так полагаю, Уолсингем перед вашим отъездом из Англии известил вас о его содержании?
