– Совершенно правы!
Осенью ситуация вновь обострилась. В самом Саратове начали собираться большие, тысячные толпы воинственно настроенных рабочих, к которым примкнула и часть интеллигенции, зараженная революционными идеями. Каждый день нес в себе угрозу кровопролитных стычек.
Столыпин принимал все возможные меры. Встречая депутацию городских и местных выборных представителей, которые просили не прибегать к силе, он открыто заявил, что никаких шествий и демонстраций не допустит, даже если придется пойти на самые крайние меры.
Столыпин как никто другой умел, когда надо, проявлять решительность и бескомпромиссность. Но он не исключал и мелких уступок, дабы иметь влияние на ту часть населения, которая еще не перешла на сторону революционеров, ярых противников политики императора и российского правительства.
В то же время под руководством Сергея Юльевича Витте готовился манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», который предполагал преобразование империи в представительскую монархию. Работа велась в условиях усиления деятельности различных революционных, откровенно террористических организаций, союзов, движений. Они переняли опыт социалистов Запада и занялись организацией всеобщей политической забастовки.
Подобная тактика являлась достаточно эффективной. Она подразумевала единство ближайших целей разрозненных организаций. Если кто-то начинал забастовку, то остальные обязаны были ее поддержать. Поэтому так называемое освободительное движение в России быстро трансформировалось в грозную силу.
В начале октября забастовками были охвачены огромные территории, так как в них участвовали железнодорожники. Они не только сами прекращали работу, но и диверсионными методами заставляли примкнуть к мятежу тех, кто желал бы продолжать трудиться. При этом руководство забастовщиков не выдвигало никаких требований. Они, дескать, будут предъявлены позже. Последней остановилась Николаевская железная дорога. Тем самым от внешнего мира была отрезана Москва.
Тогда же, 10 октября 1905 года, в Первопрестольной была объявлена всеобщая забастовка. На следующий день требования рабочих были переданы графу Витте, действующему председателю Комитета министров.
Витте направил государю записку, в которой изложил свое виденье дальнейшего развития событий. В ней он отмечал, что корни так называемого освободительного движения уходят в прошлое страны, в Новгород, Псков, вольницу Поволжья. В общем смысле они в природе каждого человека. Витте заявил о важности целей, поставленных обществом. Он считал, что правительство должно их принять, потому что другого выхода для спасения нет. Надо возглавить движение либо передать страну во власть стихийных бунтов.
Витте предлагал принять конституцию, обеспечивавшую равенство прав всех граждан. При этом он указал, что есть и другой вариант развития событий – полное игнорирование требований забастовщиков и применение массовых репрессий. Все это только ускорит социальный взрыв. Но сам Витте участвовать в подавлении выступлений народных масс не будет.
Мнения в политическом руководстве государства разделились. Кто-то призывал принять предложения Витте, другие требовали введения жесткой военной диктатуры и уничтожения всякого инакомыслия любыми средствами и способами, третьи предлагали выдержать паузу, полагая, что волнения и забастовки постепенно стихнут сами по себе.
15 октября состоялось очередное продолжительное совещание. Витте вновь поднял вопрос, диктатура или конституция. Его решительно поддержал великий князь Николай Николаевич. Началось обсуждение проекта манифеста.
После многочасового заседания государь тихо сказал, что он подумает, и покинул зал.
В тот же день император встретился с бывшим министром внутренних дел Иваном Логгиновичем Горемыкиным, давним оппонентом Витте, который занимался составлением другого проекта манифеста. Эта беседа вызвала в Петербурге массу слухов. Суть их сводилась к тому, что государь отказался от программы Витте и намерен назначить главой правительства Горемыкина.
16 октября император вызвал к себе князя Покровского. Старший офицер по особым поручениям пользовался все большим доверием царя.
– Я хочу просто поговорить с вами, князь, – сказал Николай. – Обсудить государственные дела.
– Но, ваше величество, я не обладаю той информацией, которой располагают ваши министры.
– Их информация носит официальный характер. Мне же для принятия ответственного, я бы сказал, судьбоносного для страны решения необходим взгляд со стороны. Ваши донесения из Порт-Артура позволили мне видеть события в куда более широком спектре. Так и сейчас. Витте подготовил программу, суть которой вам наверняка известна.
– В общих чертах.
– Каково ваше мнение насчет шагов по стабилизации обстановки в обществе, предлагаемых Сергеем Юльевичем?
Подумав, Покровский ответил:
– Мое мнение, ваше величество, таково: сейчас не следует идти на уступки оппозиционным силам.
– А что надо делать, князь?
– Затянуть время всевозможными встречами с депутатами, консультациями, обсуждениями. В то же время принять меры для усиления влияния в армии и на флоте. Это главные ваши союзники. Против них бессильны любые организации, партии, движения. Одновременно стоит попытаться вбить клинья между революционно ориентированными группировками. Тем более что сейчас для этого вполне благоприятная обстановка.
– Что вы имеете в виду?
– Забастовки отражают стихийные настроения, но они же бьют не только по власти, но и по народу. Посмотрите, что происходит в Петербурге. Света нет, рынки и лавки пусты, молока не хватает даже для детей. Водопровод не действует. Больные лишены лекарств, так как большинство аптек закрыто. Это продолжается почти неделю. В столице проявляется недовольство не только властью. Люди начинают видеть врага в забастовщиках. Ведь это по их милости в городе возникла такая ситуация. Те, кто поддерживал бунтовщиков, в первую очередь городская беднота, терпят лишения. Их жизнь, и так не сладкая, стала невыносимой. По сообщениям моих знакомых, в Москве уже произошли столкновения народа с забастовщиками. Били и студентов.
Николай кивнул:
– Мне это известно. Перемена настроений в Москве сказывается все явственней. Сегодня во всех церквях было зачитано обращение митрополита, призывавшего народ к борьбе со смутой. Революционеры испытывают дефицит средств для продолжения забастовки. С четырнадцатого октября действует так называемый Совет рабочих депутатов. Сегодня его представители потребовали отпустить им деньги из городского бюджета. Естественно, они получили отказ.
– Это, конечно, немыслимая наглость, но чего еще ждать от мятежников?
– Вы, князь, назвали обстановку благоприятной для раздробления всей оппозиционной системы. Возможно. Да, народ недоволен не только властью, но и забастовщиками. Однако для восстановления порядка потребуется сила. Вы правильно заметили, армия. Даже для того, чтобы вернуть ситуацию в спокойное русло, обеспечить население водой, электричеством, продуктами. Конечно, я могу отказаться от манифеста, поставить во главе армии и полиции жесткого человека и подавить очаги сопротивления, но к чему это приведет?
– К порядку, – проговорил Покровский.
– Ценой большой крови. Надолго ли мы установим мир? На неделю? Две? Месяц? Репрессивные действия власти неизбежно вызовут еще большее сопротивление. Тогда придется подавлять и его ценой еще большей крови. Причем результат будет тот же. Когда раскручивается маховик репрессивной машины, остановить его сложно. Под удар попадают не только революционеры, но и люди, вполне лояльные власти. Репрессивная машина не щадит никого. Могу ли я принять подобное решение? Или все же мне следует выбрать другой путь?
– Это решать вам, ваше величество. Я обратил внимание, как управляет Саратовской губернией Петр Столыпин. Ему удается представлять мелкие уступки как нечто значимое, при этом проявлять необходимую жесткость.
Николай неожиданно улыбнулся:
– Вот почему я встречаюсь с вами, Алексей Евгеньевич. Не поверите, но буквально перед самым вашим приходом я думал о Столыпине. Уверен, он будет очень полезен в Петербурге.
– Безо всякого сомнения, ваше величество. Теперь насчет применения силы. Прошу извинить за такой вопрос. Допустим, когда-нибудь, не сейчас, позже, в результате уступок либо по иным причинам революционерам удастся захватить власть и свергнуть самодержавие. Как вы думаете, они пощадят вас, вашу семью и вообще всех тех, кто посмеет проявить инакомыслие? Станут ли думать о том, сколько и чьей прольется крови? Негодяи разорят все и всех, уничтожат империю. Они, как мне представляется, не будут ни с кем церемониться. Тех, кто против, – к стенке!
