– Вы нарисовали слишком уж мрачную картину, Алексей Евгеньевич. Империя, несмотря на все неурядицы, в состоянии защитить себя.
– Пока да, ваше величество. Я понимаю, вы человек глубоко верующий, не приемлете насилие, не способны на подлость, стараетесь разрешить конфликт мирным путем. Но не является ли этот путь тупиковым? Не будет ли он иметь трагические последствия?
– Я думал об этом и убежден в том, что на данный момент нам жизненно необходимо погасить революцию. Когда в государстве восстановится мир и спокойствие, мы проведем реформы, которые отвернут большинство народа от революционеров. Надо выбить почву из-под ног тех, кто жаждет власти любой ценой. Ведь без народа революционеры никто. Отдельные террористические группы, ликвидировать которые не составит труда. Их главари сами сбегут за границу.
Покровский пожал плечами:
– Что ж, вы, ваше величество, вправе принимать государственные решения. Знайте, какими бы они ни были, верные вам офицеры всегда поддержат вас и выполнят любые приказы.
– Другого ответа я и не ожидал.
– Группе продолжить работу по главарям террористических организаций или будут другие распоряжения?
– Пока отслеживайте ситуацию в Петербурге. Как понадобитесь, я пошлю за вами.
17-го числа Николай продолжил совещания. В принципе, проект Горемыкина не являлся альтернативой идеям графа Витте и князя Оболенского. В нем также декларировались гражданские права: неприкосновенность личности, свобода слова и совести, собраний и союзов. Проект Горемыкина, как и Витте, предусматривал расширение избирательных прав. Разве что в проекте бывшего министра внутренних дел не столь определенно были прописаны положения, касающиеся работы Государственной думы.
Поэтому государь предпочел документ, имевший больше ясности.
На последнем совещании с великим князем Николаем Николаевичем и министром двора бароном Фредериксом Николай принял окончательное решение. Граф Витте был вызван в Петергоф, где в то время находился император, и вечером манифест был подписан.
В нем говорилось о смутах, терзающих государство, представляющих непосредственную угрозу не только самодержавию, но и целостности России. Государь предлагал как можно скорее прекратить волнения, насилия и бесчинства, обеспечить мирную жизнь народа.
На правительство возлагалось выполнение высочайшей воли императора, в частности – дарование населению гражданских свобод, привлечение к выборам лиц, ранее лишенных подобных прав. Какие-либо законы теперь могли приниматься только с одобрения Государственной думы.
Манифест тут же стал известен в России и за границей. Для революционеров он явился полной неожиданностью. Они понимали, что забастовка теряет смысл.
19 октября первым председателем Совета министров Российской империи был назначен Сергей Юльевич Витте.
Николай Второй провел значительную политическую реформу, но не сложил ответственности с себя. Он сохранил за собой право последнего решения, оставил в собственном управлении военное и морское ведомства, а также министерство иностранных дел.
Забастовки прекратились, уличные волнения стихли. Манифест от 17 октября разбил единство революционного движения.
Однако если в Петербурге и Москве беспорядки пошли на спад, то на окраинах державы они усилились. Забастовки охватили Польшу и Финляндию. Вспыхнули бунты и на Дальнем Востоке. Государю пришлось принимать меры. Если в Финляндии он пошел на уступки, то в Польше объявил военное положение. Волнение в Кронштадте было подавлено.
Как-то вечером в конце октября Александра Федоровна встретила мужа, находясь в несколько возбужденном состоянии.
– Что-то случилось, Аликс? – спросил Николай, поцеловав супругу.
– Нам надо поговорить, Ники.
– Что-то произошло?
– Ты все узнаешь!
– Хорошо, давай поговорим.
Беседа состоялась в покоях царской четы.
– Ники, в Петербурге появился сибирский старец, обладающий незаурядными способностями и великой силой.
– Мало ли народу приезжает в Петербург, Аликс?
– Немало, но это человек особенный.
– Тебе-то об этом откуда известно?
– От великих княгинь Милицы Николаевны и Анастасии Николаевны.
Николай потер виски:
– Не понимаю. Они откуда знают этого старца?
– В дом Милицы его ввел архимандрит Феофан.
– Это уже интересно. Как же зовут сего старца?
– Распутин Григорий Ефимович. Милица говорила, что он ранее много грешил, затем раскаялся и был награжден такими способностями, которые недоступны простому смертному.
Николай улыбнулся:
– Ох уж эти женские разговоры. Но нам-то какое дело до этого Распутина?
– Понимаешь, Ники, старец видит будущее, способен пророчествовать. Простой с виду сибирский мужик за несколько месяцев, проведенных в Петербурге, знакомится не только с Феофаном, но и с епископами Сергием, Гермогеном, даже с Иоанном Кронштадтским. Сейчас он вхож в дома высшего света. Распутин доказал, что обладает поистине феноменальными способностями. А главное, Ники, в том, что он умеет лечить болезни, перед которыми отступает медицина.
– Значит ли это, что он может помочь Алексею?
– Это первое, о чем я подумала, когда Милица рассказала мне о Распутине. Я хочу попросить тебя встретиться с ним. Ведь если старец действительно обладает такими способностями, то наш Алешенька… – Александра Федоровна не договорила, заплакала.
Николай Александрович обнял супругу:
– Не плачь, моя дорогая Аликс. Конечно же, я встречусь со старцем. Даже завтра.
– Спасибо, Ники, – сквозь слезы проговорила императрица.
– О чем ты? За что благодаришь? Разве болезнь сына не терзает меня так же, как и тебя? Только надо обставить встречу так, чтобы о ней знало как можно меньшее число придворных и чиновников.
– Его тайно приведет во дворец Анна Вырубова.
– Одна из твоих фрейлин?
– Да.
– Хорошо, но в присутствии верного мне офицера.
– Я согласна на все.
– Тогда завтра, первого ноября, в семь часов вечера, в кабинете.
– Не слишком ли официально, Ники? Я имею в виду кабинет.
– Не вводить же незнакомого человека в покои! Да и какая разница, где разговаривать?
– Хорошо. Я предупрежу Анну.
– А я – старшего офицера по особым поручениям. Давай сейчас пройдем к Алексею. Хочу пообщаться с ним. Как он сегодня?
– Слава богу, хорошо. Был весел, играл. Мы с ним долго гуляли.
На следующий день император вызвал к себе Покровского, предложил ему присесть на диван и спросил:
– Скажите, князь, вам что-нибудь известно о Григории Распутине?
– И до вас дошли слухи о нем? Известно, ваше величество, но немногое.
– Что конкретно?
– В Петербурге объявился странный мужик, каким-то образом завоевавший доверие высокопоставленных духовных лиц. В короткое время он стал желанным гостем в домах многих знатных семей. Не знаю, что притягивает к нему людей, не интересовался этим.
Николай прошелся по кабинету, достал из коробки папиросу, прикурил.
– Я сегодня вечером встречаюсь с Распутиным.
– Вы с Распутиным, мужиком из глубинки?
– Да, по просьбе Александры Федоровны. Вижу, вы удивлены.
– Удивлен, ваше величество.
– Супруга сказала мне, что этот старец обладает поистине феноменальными способностями, даром пророчества и целительства. Вы понимаете, о чем я?
– Распутин интересует вас как целитель?
– Именно. В борьбе с болезнью сына я должен использовать любой шанс.
– Понимаю, – тихо произнес Покровский.
Николай продолжил:
– Я хочу, чтобы вы и ваши люди в кратчайшие сроки собрали всю информацию по Распутину. Подчеркиваю, всю! Где и когда родился, жил. Семья, род занятий, чем известен и так далее.
– Слушаюсь, ваше величество!
– У меня все.
– Разрешите идти?
– Да, до вечера, Алексей Евгеньевич!
– До вечера, ваше величество!
В шесть вечера полковник Покровский находился у дворца. Спустя полчаса к лестнице подъехала закрытая коляска. Из нее вышли фрейлина императрицы и бородатый длинноволосый худой мужик в обычной сибирке – коротком кафтане со сборками и стоячим воротником. Внимание князя привлекали его глаза – проницательные, холодные, оценивающие, явно враждебные.
Полковник последовал во дворец и остался в приемной, а Распутин с Вырубовой прошли в кабинет государя. Впрочем, фрейлина почти тут же вернулась и ушла по коридору.
Распутин размашисто перекрестился, в пояс поклонился императору, а затем и его супруге.
Николай предложил ему присесть, но в ответ услышал:
– Не по чину, государь. Мы люди не гордые, постоим.
Александра Федоровна попросила Распутина рассказать о себе, но тот умело свел ответ к паломничеству и жизни в Петербурге.
Когда же император попытался настоять на подробном рассказе, Распутин неожиданно заявил:
– Я нужен вам более всех других!
