– Чем жениться, лучше бы своей матери платье купил. Дочь Соси не будет сидеть во вшах. И до чего же мне надоели эти ублюдки! Теперь вот и старший приехал. Хоть оставь им село и уезжай отсюда!..
Мурад вскоре поплатился за своп излияния. Его голос разбудил Амайга.
– Дади, какой это старший приехал? – спросил тот, входя в комнату.
– Никакой. Иди спи.
– А вы чего не спите?
– Мы тоже сейчас ложимся.
– Это не сын ли Беки приехал? А?
– Ну хоть бы и он. Тебе-то что от этого?
Амайг ушел к себе. Через минуту он вернулся одетый.
Мурад сразу все понял. Попытался удержать сына, сказал, что за Хасаном уже пошел человек и сейчас приведут его, но ничего не помогло.
– Иди тогда! – И он со злобой отворил дверь, – Ты, я вижу, такой же, как и они.
Увидев на веранде Хусена, Амайг спросил:
– Ты что здесь стоишь? Брат не пришел?
– Сейчас придет, – буркнул Хусен.
Амайг все же вышел за ворота.
Хусен прислонился плечом к столбу и прикрыл глаза, но не дремал, не до сна ему, хотя уже кричат вторые петухи и все тело ломит от усталости.
Вот заскрипели ворота и послышались шаги. Хусен открыл глаза и увидел Хасана. Брат шел впереди. Хусен рванулся ему навстречу, но Хасан прошел мимо, словно не узнал. Вслед за Амайгом он направился к двери дома.
– Идем и ты, если не прячешься от нас, – обернувшись, бросил Хасан озадаченному брату.
Три с половиной года Хусен не слышал голоса старшего брата. Такой же, как и прежде, может, чуть хрипотцы прибавилось. Характер, видать, тоже не изменился! Уезжал – ласкового слова не сказал, а вернулся вот – даже не поздоровался.
– Ну, что будем делать? – спросил Мурад, увидев входящего Хасана.
Хасан сердито сверкнул глазами.
– А ты что думаешь, ты же старший из нас? – ответил он вопросом на вопрос.
– Сейчас вы вспомнили, что я старший! Надо было раньше подумать об этом, когда все затевали! У людей в таких случаях принято прежде советоваться со старшими, а вы…
– Меня, ты знаешь, не было дома, и потому я не мог советоваться ни со старшими, ни с младшими.
– Можно подумать, раньше ты слушался старших, когда был дома, – с иронией произнес Мурад.
Хасан хотел что-то сказать, но Мурад прервал его:
– Если бы вы послушались меня, и в особенности ты, вражды с Саадом уже давно не было бы. Очень уж вы любите враждовать с людьми. А зря. Еще отцы наши говорили: «Враждующий сына не взрастит…»
– Мурад, из-за вражды с Саадом ты не переживав – решительно сказал Хасан. – Это – дело мое. Пусть мне не суждено взрастить ни сына, ни брата – свой долг я исполню сам.
– Десять лет дело тянется. Не такие мужчины, как мы, прощали кровь. Саад богатый человек, он заплатит…
Хасан не дал ему договорить.
– Мурад, ты, видно, никогда не поймешь меня. Я ведь уже говорил, что никогда не продам кровь отца sa деньги…
– А чем вы заплатите за дочь Соси, если он согласится примириться? А?
– Тем же, чем люди платят, – ответил Хасан.
Только тут Хусен почувствовал себя так, словно с него свалилась большая тяжесть. Значит, брат на его стороне!
– Да у вас ведь ничего нет, кроме вшей. Ничего! – Мурэд весь пылал от злости.
– В таком случае пусть Соси и его сыновья идут на нас войной. Как-нибудь устоим…
– А другие? Против других вы устоите? Как вы разделаетесь с теми, кто засватал эту девушку, кого вы опозорили перед всем миром.
– Пусть и они объявляют нам свою войну! – отрезал Хасан вставая. За ним поднялся и Керам.
– Какой ты смелый! – Мурад вскочил и забегал по комнате. – Ты, как и твой отец, замахиваешься занозой от ярма. А вам платят ударом ярма.
В день похорон Беки Хусен уже слышал разговор о ярме и о занозе. Тогда он не понял этих слов, теперь-то ему ясно, что их может постигнуть участь отца. Что делать? Пусть растерзают, но Эсет не будет женой другого. Благодарение богу, что Хасан понимает их, а вместе они сумеют выстоять…
– Может, тебя успокоит хотя бы то, что ярмо это тебя не заденет? – сказал Хасан. – Ты ведь себя исключаешь? Все «вы», «вы».
Подала голос жена Мурада:
– Еще как заденет – с него с первого спросят, старший всегда в ответе.
Керам долго терпел, не вмешивался в разговор, но наконец не сдержался:
– Ну чего вы разошлись? Чем обижать друг друга и укорять, давайте лучше о деле поговорим, решим, что делать.
– Да как можно решить, если никто тебя слушать не хочет? – вскинув руки, пожаловался Мурад.
– А ты скажи что-нибудь дельное, тогда послушаем, – сказал Хасан. – Но на примирение ценою крови отца мы не пойдем, пусть нам придется враждовать с тридцатью тайпами.
– Тогда делайте, что хотите, а меня оставьте в покое. Я человек мирный, и вражда с людьми мне не нужна. – Эти слова Мурад произнес, приложив руки к груди, словно молясь.
– Так бы сразу и сказал. Оставим. И тебя оставим и твой дом оставим, – сказал Хасан, быстро направляясь к двери.
Мурад стоял и молчал, боясь, что одно его слово может изменить решение Хасана. Только напрасно он этого боялся. У двери Хасан обернулся и сказал:
– В народе говорят: тот, кто боялся вражды, бегством не спасся. Не забудь этой поговорки.
Мурад и на этот раз промолчал.
Хасан изо всех сил хлопнул дверью. Хусен, Амайг и Керам вышли за ним. Они просили Хасана вернуться, смирить себя и попробовать договориться. Особенно старался, уговаривал Амайг. Он чуть не плакал, преграждая Хасану дорогу.
– Мурад – старший, к нему надо прислушаться, не стоит так обижаться, – советовал и Керам, но Хасан, не внимая уговорам, молчал и стремительно шел вперед.
– Где лошадь? – только и спросил он у Хусена, да так, словно свою требовал.
– Вон у забора, – тихо ответил Хусен. – Зачем она тебе?
Не отвечая, Хасан направился к тому месту, где стояли на привязи две лошади. Хусен пошел за ним.
– Куда ты хочешь ехать на ней, Хасан?
– За семь гор! – бросил брат.
Хусен не решился воспрепятствовать ему, но в душе обиделся: «Хоть бы сказал, куда едет».
– Это лошадь Исмаала, – попробовал остановить Хасана Хусен, – он, наверно, ждет ее. Я обещал утром вернуться.
Будто не слыша его слов, Хасан вскочил на коня и с иронией сказал:
– Тебе разве до этого? Ты ведь женился! Другой заботы у тебя не было.
И тут Хусен почувствовал, что брат недоволен им, а поддерживал там, у Мурада, потому, что уже не видит иного выхода.
Не проронив больше ни слова, Хасан направился к воротам и, так и не сказав, куда едет, когда вернется назад и что делать дальше, уехал. Ошеломленный, Хусен остался стоять посреди двора.
Долго стоял Хусен как столб. Амайг дважды подходил к нему, старался успокоить, попытался увести в дом, даже пообещал, как только улягутся родители, вывести ему коня.
Но разве хусен думал только о коне, что увел Хасан? Вражда, которая неизвестно чем кончится, горе, которое свалилось из-за него на многих, – вот то, что терзало его.
Наконец Амайг подошел в третий раз и сказал, что Хусена зовет отец.
Еще с крыльца было слышно, о чем речь в доме.
– Я понимаю, – говорил Мурад, – что предначертанное судьбой должно свершиться. Но зачем же бросаться в пропасть?
– Что поделаешь, в жизни не все устраивается так, как хочется, – пытался установить мир Керам. – Но мы не можем остаться в стороне, одобряем ли мы свершившееся или нет.
– Даже если вы того и захотите, вас не оставят в стороне, – вмешалась жена Мурада. – Таков уж обычай вайпахов, и никуда вам от него не деться.
– А ты сиди и не вмешивайся!
Мурад и без нее понимал, что в этом деле ему не удастся остаться в стороне, и уж коли так, то лучше, пока вражда не разгорелась, принимать меры, иначе потом будет поздно. Мурад знал не один случай, когда из-за похищенной девушки погибали люди. «Не дай бог», – сказал он про себя. От этих-то мыслей у него и вырвалось слово, которое успокоило и удивило Хусена.
– Не горюй, парень, – сказал он Хусену, – с рассветом пошлем к Соси людей. Посмотрим, что из этого выйдет.
– У Хусена есть с десяток овец, и я помогу ему, чем смогу. Что-нибудь придумаем все сообща! – встрепенулся Керам.
«Придумаем», – мысленно передразнил его Мурад. – Похоже, он и с меня хочет сорвать долю на калым для этого щенка? Не сегодня-завтра мне своего сына женить…»
Амайг думал не о себе, он думал только о Хусене. И готов был последнее отдать, чтобы помочь ему. Несмотря на то что родители его всегда сторонились семьи Беки, Амайг тянулся к Хасану с Хусеном и любил их. Родных братьев у него не было, а мальчик есть мальчик. Вот он и привык с детства к ним, гордился, когда они воевали, немного даже завидовал, особенно когда узнал, что Хусен вместе с другими мужчинами их села стоит в охранении на Тереке. Наивный, он видел в жизни под открытым небом только романтику, считая, что она так же легка и беспечна, как его жизнь в Магомед-Юрте и во Владикавказе в пору учебы. Амайг очень сердился на отца, когда тот не позволил ему вместе со всеми поехать на Терек…
