– Как же не узнать? Конечно!
Со вторым всадником Хасан не был знаком, но все равно и тот спрыгнул с коня, и они тоже обнялись.
Недалеко от дороги Хасан увидел шалаш, – похоже, сохранился еще со времен полевых работ. Рядом стоял Исмаал. Он пристально вглядывался в приближающихся всадников.
– Вот какого мы казака привели, – сказал, рассмеявшись, Ювси. – Посмотри, не узнаешь ли ты его?
Исмаалу было не до шуток. Увидя своего коня, он встревожился, не случилось ли беды с Хусеном. Поднял глаза на всадника и уже собирался спросить, где Хусен, как вдруг замер.
– Э, Хасан! – вырвался у него крик.
Хасан соскочил с коня.
– Да будь же ты здоров! – говорил Исмаал, обнимая Хасана. – Откуда взялся? С неба, что ли, свалился?!
Хасан тоже обрадовался и не знал, что сказать. Он всегда любил Исмаала и Дауда, и не удивительно было, что встреча так взволновала обоих.
Исмаал завел Хасана в шалаш.
– А мы уже и не думали, что ты жив, – сказал он, обнимая Хасана. – Когда полк наш вернулся, совсем надежду потеряли. Ты знаешь о том, что полк вернулся?
– Слыхал.
– Киров, говорят, послал людей к нашим, – продолжал Исмаал. – Верных большевиков послал… Это тот самый Киров, с которым Дауд во Владикавказе встречался. Помнишь, он как-то нам рассказывал?…
Хасан кивнул.
– Так вот он, говорят, в то время как раз был в Петрограде. Ингушей он знает, понадеялся, что поймут. И не ошибся. Глаза у наших раскрылись. Поняли, на что их толкают, и наотрез отказались идти на Петроград. Офицеры, рассказывают, сначала взялись угрожать. Но пыл их скоро поубавили, и они притихли. А полк отправился домой.
– И сейчас он во Владикавказе?
– Да нет. Говорят, все разошлись по домам.
Хасан вздохнул и с грустью подумал, что ему-то еще, видать, не скоро доведется попасть домой и зажить по-человечески.
– А Хусен что, дома остался? – спросил Исмаал.
– Да, – ответил Хасан и опустил голову, не зная, как заговорить о цели своего приезда.
– Ну и правильно сделал, – сказал Исмаал, не сводя с Хасана счастливого взгляда. – Кто-то из вас должен быть дома. Кайпа уже из сил выбилась одна. Нужно дать ей немного передохнуть. Хусен поможет матери, займется хозяйством.
Хасан покачал головой.
– Если бы он мог заняться хозяйством…
– А почему не может? Что-нибудь случилось?
– Умыкнул девушку, сопляк! – Хасан сказал это громко, словно его могли не услышать.
– Да что ты говоришь? И кого же?
– Дочь Соси!
– Дочь Соси? Когда? Вчера ночью, что ли?
Хасан кивнул.
– Ну и что там творится? Людей послали к Соси?
– Не знаю. Если только Мурад… Но не думаю. Он места себе не находит, боится, как бы его не втянули во вражду.
– А где же находится девушка?
– В Ачалуках, у тетки.
Прихрамывая больше обычного, Исмаал вышел из шалаша. Хасан последовал за ним.
– Ты останешься здесь на посту, – сказал он Хасану. – Молодежи тут много, не соскучишься. Мы сначала были в Гушко-Юрте, но вот отступили, говорят, казаки не шли на примирение из-за того, что мы там стояли. Отступили, а мира и по сей день нет.
О том, что мира нет, Хасан знает, на своей шкуре испытал – только что едва спасся от казачьих пуль, но говорить об этом не стал, не до этого ему. Остаться, конечно, надо, но как же Хусен? Как уладить его дело?
И, словно прочитав его мысли, Исмаал сказал:
– Нет-нет, делай, что я говорю. Сейчас тебе здесь безопаснее, чем в Сагопши. А все, что следует сделать там, сделаю я.
Дав с полчаса отдохнуть коню, Исмаал ускакал в Сагопши.
Туман изорвался в клочья, и сквозь просветы стали пробиваться лучи солнца, мир сделался светлее.
Хасан долго смотрел вслед Исмаалу. Он завидовал ему, ехавшему туда, в Сагопши…
Хусен не находил себе места: посредники вернулись с сообщением, что Соси требует доставить Эсет в отчий дом. К тому же Хасан уехал, не сказав куда. И наконец, он сам, словно птица в клетке, вынужден сидеть в доме Мурада, не в силах ничего предпринять. Мурад пугается, даже если Хусен выходит только на крыльцо, до смерти боится, как бы Соси или его родственники не ворвались к нему.
Беспокоится Хусен и об Эсет, которая, как и он, находится взаперти и тоже, наверно, терзается в страхе и неведении. Впрочем, она, может, хоть живет надеждой, что все закончится перемирием, а Хусен уже не мечтает об этом, надежды погасли, как огонь сырого орешника, который пытались разжечь без сухих щепок. И нет рядом с Хусеном никого, кто хотел бы помочь ему в беде, никого, кроме Керама. Вот и сейчас Керам стоит посреди комнаты перед Мурадом и спрашивает:
– Что же мы все-таки будем делать?
– Слыхал, что сказали посредники? То и надо делать, – не глядя на пего, отвечает Мурад. – Ничего другого предложить я не могу.
– Когда похищают дочь, отец всегда требует ее возвращения.
– За этими требованиями часто скрываются очень разные причины. И если одни упираются, чтоб набить цену, то Соси не из тех. Он просто не желает видеть свою дочь женой Хусена. И это понятно каждому, у кого голова на плечах.
– Ты вдруг этого Соси настоящим князем изобразил, – недовольно махнул рукой Керам, на мгновение забыв, что, доводясь Мураду племянником, он обязан говорить с ним с должным почтением. – Но в таком случае надо бы помнить, что и мы не рабы.
– Шкуры у пас разные, эй, человек! – крикнул Мурад. – Понимаешь, что это такое? А другая причина в том, что девушка – чужая невеста. Хотел бы я знать, как поступил бы ты, если уже просватанную тобой девушку похитил другой? Примирился бы с этим?
– Керам сердито нахмурился, но не ответил.
– Такое мирно не кончается, – произнес, наконец, Мурад, глубоко вздохнув. – А для того чтобы враждовать с людьми, у нас слишком тонкая шкура.
Амайг давно был здесь и с недовольным видом прислушивался к разговору. Видя по лицу хусена, как он переживает, Амайг готов был любым путем способствовать удачному повороту дела.
– В таком случае будем враждовать! – вставил он.
– А ты помалкивай, сопляк! – прикрикнул Мурад на сына. – Не ты ли будешь враждовать?
– А почему бы и нет?
– Я кому сказал? Перестань болтать!
– Что ты орешь на ребенка?! – не выдержала и вступилась за сына мать.
– Ребенок! Тогда положи его в люльку, если он ребенок! В пеленки замотай и горшочек подставь…
– Ну как ты можешь так говорить о сыне?
Амайг не помнил, чтобы отец когда-нибудь прежде повышал на него голос, поэтому сейчас это его обидело, а заступничество матери привело к тому, что он махнул рукой и выскочил из комнаты.
Мурад забеспокоился. Он знает, как сын стремится уехать из дому – не подался бы сейчас куда-нибудь. Вгорячах и не такое сделаешь. Это окончательно вывело Мурада из себя.
– Эй, оставьте меня в покое! – крикнул он, вскочив с места. – Все, все! Слышите! Я мирно и спокойно ем свой сискал! Не втягивайте меня в черные дела!
Этот крик напомнил Хусену кудахтанье курицы. Даже руками Мурад взмахивал, как курица крыльями.
Мурад вышел во двор. Амайг стоял под деревом. Увидев сына, отец закружился вокруг него, а тот, как бодливый козленок, все чего-то упирался. Тут-то и появился Исмаал. Не заезжая к себе домой, он приехал прямо сюда. Хусен и обрадовался его приезду и огорчился: придется теперь и перед Исмаалом ответ держать. Что еще он скажет? Но в одном Хусен был твердо уверен: что бы Исмаал ни сказал, как Мурад он себя не поведет.
Едва встретив Исмаала, Мурад и ему начал жаловаться.
– Вот видишь, что натворил, – сказал он, кивнув в сторону Хусена. – А теперь взваливает свою заботу на других. И тебя, я вижу, оторвали от важного дела…
Даже то, что делал Исмаал там, за хребтом, Мурад уже готов был признать важным и нужным делом. Забыл, что совсем недавно противился этому.
– Что же теперь поделаешь? Разговорами горю не поможешь. Надо что-то предпринимать! – оборвал его Исмаал.
Мурад примолк и не возразил даже тогда, когда Исмаал предложил вторично послать посредников.
Хусен посмотрел на Мурада, и ему вдруг до смешного странными показались усы родича. Такие усы к лицу мужчине. Вот Исмаалу бы, к примеру…
К вечеру опять послали посредников. К трем прежним старцам добавился еще один. Но Соси стоял на своем. Старики не тотчас повернули назад, они довольно долго уговаривали Соси. И тот, может, и сдался бы, не будь при нем племянника и еще трех-четырех родственников, особенно одного из них – Гарси, который всего год назад переехал в Сагопши из Ачалуков.
Этот Гарси вел себя так, будто именно он в ответе за судьбу Эсет. Но скорее всего его волновала не честь семьи Соси. Он в родстве с Саадом: жена его – дочь Сейта, убитого брата Саада. И возможно, памятуя о вражде сыповей Беки с Саадом, он и кипятился в угоду своему сородичу-богачу.
– Ничего, – сказал Исмаал, когда старики вернулись ни с чем, – пошлем еще раз. Терпение и камень долбит.
– А согласятся ли люди ходить, если их чуть ли не выгоняют? – не без ехидства спросил Мурад.
