Джон Робинсон - Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.

Тамплиеры были вне себя. Великий Магистр де Монтегю провозгласил, что его орден не пойдет на подобное соглашательство. Для христианства в целом важнейшим строением в Иерусалиме был храм Святого Гроба Господня, но для тамплиеров таковым была мечеть аль-Акса – здание, дарованное рыцарям-основателям Балдуином II и возведенное на участке, в честь какового их и нарекли. Тамплиеры решили не принимать никакого участия во вступлении Фридриха в Святой Город – тем паче, что императорский договор свяжет их обязательством хранить мир с мусульманами еще десять лет, когда сам Фридрих давным-давно будет дома.

Не менее возмущенный патриарх Иерусалимский поддержал тамплиеров, особенно рассердившись на то, что Фридрих позволил мусульманам оставить стражу на Храмовой Горе (точно такая же ситуация в наши дни выводит из себя ортодоксальных иудеев). И патриарх подверг весь город Иерусалим интердикту.

Человек, пренебрегающий Папой, запросто может пренебречь и патриархом, так что Фридрих въехал в Иерусалим 17 марта 1229 года и тотчас же постарался подольститься к мусульманам города, выказав знакомство с их обычаями – и тем самым лишившись приверженности многих христиан из своего окружения. Встав поутру после первого ночлега в городе, Фридрих осведомился, почему не слышно муэдзинов, призывающих правоверных на молитву. Ему отвечали, что призывы на молитву безгласны из уважения к христианскому императору. Он тут же заверил мусульман, что упивается голосами муэдзинов, возносящих хвалу Аллаху с минаретов, и попросил, чтобы призывы к молитве звучали, как обычно. А увидев католического священника, вошедшего в мечеть аль-Акса с Библией в руках, Фридрих приказал вывести сказанного пресвитера из храма и сорвал с него одежды в присутствии и христианских, и мусульманских зрителей, после чего повелел ему разнести весть всему духовенству, что отныне любое подобное осквернение священной мечети будет караться смертью. Император так превозносил ислам и попирал христианство, что результат оказался абсолютно противоположным желанному. Мусульмане поняли бы и с уважением отнеслись бы к чувствам человека, благоговеющего перед собственной религией, к его готовности умереть за христианство, но поносящий собственную веру и восхваляющий чужую не мог не вызвать у них подозрения.

Перед отъездом из Святого Города Фридриху предстояло исполнить еще одно дело – короноваться на трон королевства Иерусалимского в церкви Святого Гроба Господня. Патриарх, тамплиеры и госпитальеры на церемонию явиться не пожелали. Священнослужителей, способных свершить обряд помазания, тоже не нашлось, поскольку сам Фридрих все еще был отлучен от церкви, а Иерусалим пребывал под интердиктом. А из оставшихся самым близким подобием духовенства были тевтонские рыцари, за время этой кампании обнаружившие, что они в первую голову германцы, а уж во вторую – католики.

Обряд вышел совсем уж светский. Корона покоилась на алтаре, а император взял ее и возложил на свое чело, после чего его приятель Герман фон Зальца, Великий Магистр тевтонских рыцарей, зачитал панегирик самопомазанному королю, подготовленный для него самим же Фридрихом, где поминалась верность Фридриха священному обету крестоносца, превозносились его заслуги по возвращению Святого Города, несмотря на неразумное противление называющих себя христианами – под коими подразумевались тамплиеры, госпитальеры и патриарх Иерусалимский. Настало время, возгласил фон Зальца, упразднить отлучение сего верного сына церкви. Тевтонских рыцарей Фридрих вознаградил за верность, наделив их новоприобретенными землями близ Иерусалима, чем подлил масла в огонь гнева тамплиеров.

Нашлись и недовольные тем, как Фридрих получил Иерусалим у султана, ведь официально аль-Камил распоряжаться судьбой города не смел. Палестина принадлежала Дамаску, и народу этого города пришлось не по вкусу, что египетский султан передал в руки христиан их собственность, да еще освященную памятью Пророка и его ночного странствия к престолу Аллаха. И они закрыли ворота Дамаска и для египтян, и для христиан. Теперь на Фридриха осерчали уже местные бароны и итальянские купцы, только-только наладившие обоюдовыгодную торговлю между Дамаском – сухопутным средоточием караванных путей – и христианскими портами, отправлявшими товары в Европу. И вот но милости Фридриха источник прибыли иссяк. Они принадлежали к торговому званию, а не духовному, и Иерусалим не значил для них ничего или почти ничего. Так что они хотели лишь одного, чтобы Фридрих поскорей убрался с глаз долой и из сердца вон.

Словом, народ занял сторону патриарха, а также рыцарей Храма, поддерживавших каждое слово и каждое дело святейшего, направленные против германского императора. И тогда Фридрих надумал наказать тамплиеров, да так, чтобы уязвить их побольнее – захватить их могучую твердыню – Замок Паломников на Атлите и отдать его тевтонским рыцарям. Иные из сказанных германских рыцарей, видевшие Замок Паломников, пытались отговорить Фридриха от этого предприятия. Циклоническая крепость неприступна, запасов в ней довольно, чтобы выдержать многолетнюю осаду, кроме того она может постоянно снабжаться с моря, и в ней есть собственный источник пресной воды. Много людей сложит головы в попытке отбить Замок Паломников у тамплиеров, а осада затянется не на один год. Задерживаться в Святой Земле надолго Фридриху не хотелось, так что он отказался от идеи захватить замок, зато измыслил иной способ наказать тамплиеров, и привел план в исполнение, как только вернулся в Акру.

А вздумал он похитить Великого Магистра тамплиеров, чтобы увезти его в Италию заложником, дабы прижать орден к ногтю. С этой целью его солдаты перекрыли все улицы, ведущие к крепости тамплиеров в юго-восточном районе города. Проблема заключалась лишь в том, что всякий раз, когда Великий Магистр покидал цитадель, впереди, позади и по бокам от него ехали закаленные в боях рыцари-тамплиеры в полных боевых доспехах, не снимая дланей с рукояток мечей. И хотя германские солдаты были готовы исполнить приказания своего императора, эти бородатые фанатики, готовые умереть за своего Великого Магистра, обжигали недругов взорами, будто напрашиваясь на бой. Политические соображения требовали, чтобы германцы отвечали свирепыми взглядами, но благоразумие заставляло их держать руки подальше от оружия. И через несколько дней план похищения отбросили.

Отношение местного населения к Фридриху ярче всего проявилось в последние минуты его пребывания в Святой Земле. Стремясь защитить собственные владения от покушений папской армии, он назначил отправление на 1 мая 1229 года. На беду, путь императора к гавани лежал через улицу Мясников. Проезжай Фридрих в этот майский день по родной земле, его осыпали бы благоуханными лепестками и увешивали прекрасными венками из весенних цветов, но на узкой улочке между скотобойнями его забрасывали смрадными потрохами и увешивали гирляндами из окровавленных внутренностей забитого скота. Процессия невозмутимо следовала дальше, но надо только вообразить, как ухмылялись бородатые рыцари-храмовники смущению Фридриха, глядя, как он стряхивает склизкие гроздья потрохов со своих пышных одеяний, стараясь при том сохранить достойный вид и царственно следуя к пристани.

ридрих и не думал отказываться от притязаний на Иерусалимское королевство, что вскорости и доказал. Но сперва надобно было разрешить проблемы, призвавшие его на родину. В Италии его войска успешно сдерживали папскую армию, позволив захватить владения церкви на Сицилии, в том числе и принадлежавшие тамплиерам. Он без труда доказал свое военное превосходство, но клеймо отлучения сильно осложняло отношения с собственными подданными – для чего, собственно, и было предназначено. Оставалось только пойти с Папой на мировую, и в 1230 году они наконец пришли к обоюдно приемлемым условиям.

По сути император откупился от анафемы, согласившись вернуть храмы Сицилии и южной Италии под власть Папы. Отныне духовенство более не подчинялось его светским законам, а сам Фридрих уже не вмешивался в раздачу бенефиций и назначение епископов. Скрепя сердце он согласился вернуть тамплиерам земли, захваченные в наказание за пренебрежительное отношение к нему во время крестового похода. Окончательные распоряжения сделали во время обеда в приватной обстановке, на каковой Фридрих с одобрения Григория пригласил своего приятеля Германа фон Зальца. Великий Магистр тевтонского ордена стоял за императора горой в пору его отлучения, и ныне Фридрих желал позаботиться, чтобы церковь не покарала германский военный орден.

Разумеется, Папа пустил в ход анафему не для того, чтобы обречь душу опального императора на вечные муки, а как оружие в дуэли за верховенство. Вынудив Фридриха на уступки и платежи, Папа с радостью аннулировал отлучение, получив вполне материальное имущество и звонкую монету за хлеб духовный, каковой в закромах церкви не переводился никогда. Вдобавок, по просьбе Фридриха, Папа велел патриарху Иерусалимскому снять интердикт, наложенный на Иерусалим. Теперь Фридрих мог перейти к исполнению планов касательно Иерусалима и Кипра. Отбывая из Святой Земли, Фридрих назначил ряд бальи, дабы те правили от его имени. Материковое Иерусалимское королевство он вверил совместному попечению Балиана Сидонского и германского дворянина Гарнье. Те не предъявляли особых претензий ни местным баронам, ни военным орденам, так что здесь все шло гладко. А вот на Кипре дело обстояло иначе.