Джон Робинсон - Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.

И пока длилась эта дуэль взглядов человека великой чести и человека, лишенного чести напрочь, оба осознавали, что Фридрих взял с собой на Кипр всего три тысячи воинов – слишком уж мало, чтобы рискнуть на неприкрытые боевые действия. И тиран внезапно преобразился в резонера. Ведь государь Священной Римской империи – сюзерен Кипра, не так ли? Далее, Высокий Суд Иерусалима не имел вообще никакого законного права назначать бальи Кипра. Что же касательно Иоаннова города Бейрута, то полномочия Высокого Суда определенно простираются и туда, так что дело будет представлено ему. Сошлись только в том, что Иоанн покинет пост бальи Кипра, дабы того назначил Фридрих.

Гости ушли с пира живыми, но когда кипрские дворяне узнали о случившемся, они единодушно порешили, что Фридриха надо убить, пока он еще на Кипре. Однако рассудительный Иоанн убедил их, что сей опрометчивый шаг приведет лишь к войне, а германцы могут созвать самое большое войско на свете.

Вдобавок Фридрих послал за князем Боэмундом Антиохийским и Триполийским, повелевая тому прибыть на Кипр. Откликнувшийся на призыв Боэмунд остановился в Лимассоле, приготовившись ко встрече с императором, но тут пребывающего в благодушном настроении князя огорошили рассказом о том, как император принимает гостей. После сего князя доставили на корабль в носилках, а к Фридриху отправился гонец с известием, что Боэмунда внезапно поразил тяжкий недуг, и его везут домой умирать. Однако в открытом море Боэмунд чудесным образом исцелился, возблагодарив Господа, что в последний момент выскользнул живым из когтей коварного монарха.

Хотя рассказы о выходках императора на Кипре и могли дойти до материка, по прибытии в Акру в сентябре 1228 года его приветствовали как освободителя. Один летописец повествует, что тамплиеры простерлись пред ним ниц, а некоторые лобызали его колени. Впрочем, судя по всему, их преклонение было продиктовано более политическими резонами, нежели страстью. Вседержец выказал тевтонским рыцарям великую благосклонность, одарив их золотом и землями, и вполне вероятно, что храмовники жаждали причаститься милостей императора.

А Папа Григорий в Риме впал в гнев, узнав, что Фридрих пренебрег папским повелением воздержаться от крестового похода, и за сей проступок снова предал его анафеме. В Акру полетели письма, предписывавшие патриарху Иерусалимскому воспретить Фридриху входить в какие-либо храмы и участвовать в каких-либо религиозных церемониях. Отдельные письма тамплиерам и госпитальерам велели им не иметь никаких дел с опальным императором, явившимся к ним в состоянии сугубого греха. Сам же Папа тем временем не жалел сил на подрыв власти Фридриха в Ломбардии и Сицилийском королевстве, пустив средства папской казны на созыв армии. Сверженный король Иерусалимский Жан де Бриенн с восторгом принял командование над сказанным войском, дабы сразиться против своего врага Фридриха на стороне церкви.

Султан аль-Камил дожидаться Фридриха не стал, надумав после смерти брата аль-Муаззама отобрать Сирию у воссевшего на трон малолетнего племянника ан-Насира Дауда. Войдя в Святую Землю, он захватил все земли от Египта до Иордана, в том числе и Иерусалим. Ан-Насир умолял другого дядю – аль-Ашрафа – прийти из Месопотамии с войском, чтобы спасти его от аль-Камила. Аль-Ашраф пришел, но отнюдь не ради спасения ан-Насира, всенародно провозгласив, что привел рать, дабы дать отпор новым христианским захватчикам, слово в слово повторив заявление, сделанное правоверным аль-Камилом. Когда же оба брата встретились с глазу на глаз под Газой, то, отбросив лицемерные лозунги, перешли к делу, охотно согласившись поделить земли юного ан-Насира между собой. Перепуганный юноша, только что постигший важный урок о родственных узах среди сильных мира сего, заперся в Дамаске, через несколько дней оказавшемся в осаде. Теперь присутствие Фридриха со своей армией стало для аль-Камила досадной помехой. Султан не мог сосредоточить свои войска под Дамаском, не ведая, как примет христианский император известие, что не получит Иерусалим, как уговорились раньше. Так что египетское войско приходилось держать в резерве на случай, если Фридриху вздумается повоевать.

Как только император подвел счет войскам, ему пришлось посмотреть горькой правде в лицо. Общим числом набралось сотен восемь рыцарей и десять тысяч солдат, но многие могут за ним не пойти. Французских дворян Кипра он настроил против себя, так что полагаться на их преданность не стоило. Закаленным бойцам тамплиеров и госпитальеров Папа очень недвусмысленно велел отмежеваться от государя. Да и вряд ли имеет смысл пересчитывать итальянских солдат, потрясенных громовыми проповедями патриарха, не упускающего случая расписать, как пагубно для души всякого христианина следовать за человеком, преданным анафеме самим Его Святейшеством. Император решил пойти на Иерусалим, но со столь малочисленным воинством, что рассудок требовал одновременно прибегнуть к дипломатии. Посему Фридрих отправил к аль-Камилу послов, а уж после повел армию вдоль побережья на юг.

Великому магистру ордена тамплиеров Педро де Монтегю предстояло принять важное решение. Ослушаться прямого приказа Папы он явно не мог, но при том понимал, что выступившая из Акры армия не знакома ни с местностью, ни с повадками врага. Позволит ли совесть тамплиерам жить дальше, если своим бездействием они допустят, чтобы христиан попросту перебили? А вдруг Фридрих в самом деле сумеет отвоевать Святой Город на поле брани или за столом переговоров? Если Иерусалим будет взят, тамплиерам первым делом нужно позаботиться о возвращении утраченной ставки на Храмовой Горе. Подчиняться императору де Монтегю не мог, но не мог и отпустить его одного. В результате армия Фридриха шла впереди, а Великий Магистр и рыцари Храма следовали за ней в дне пути. Госпитальеры, нашедшие такое решение вполне приемлемым, шли за тамплиерами по пятам. Подчиняться каким-либо указаниям отлученного императора ни тому, ни другому ордену не приходилось – в точности по наказу Папы.

На марше Фридрих обратился к увязавшимся хвостом военным орденам, дав волю своим дипломатическим дарованиям. Обещал Великим магистрам, что имя его не будет упомянуто ни в одном распоряжении, а все официальные приказы будут отдаваться именем Господа нашего Иисуса Христа, каковому служат они все. Великие магистры и командиры решили внять религиозным доводам, и вскоре тамплиеры с госпитальерами уже сопровождали Фридрихово – а вернее, Христово – воинство, направлявшееся в Арзуф, где Ричард Английский некогда сразился с Саладином, а оттуда в Яффу.

Пока солдаты Фридриха укрепляли оборонительные сооружения Яффы, его послы добились немалых успехов в переговорах с аль-Камилом. Ведая, что для мусульманских вождей необычайно важно не уронить собственное достоинство, император преподнес свои намерения султану именно с такой точки зрения. Дескать, прибыл он сюда по приглашению аль-Камила. Дабы сдержать слово, данное султану, Фридриху пришлось пойти на серьезный разрыв с главой собственной католической церкви. Нынешний Иерусалим – убогое, жалкое местечко: стены его разрушены, изрядная часть населения перебралась в другие края. Город не представляет серьезного интереса ни для аль-Камила, ни для ислама, зато жизненно важен для Фридриха, ибо, овладев оным, император сможет вернуться домой с честью и наладить отношения с религиозным главой. Для аль-Камила же все это означало попросту одно: в благодарность за один беззащитный город в глубине территории Фридрих отправится домой, предоставив султану возможность сосредоточить усилия на куда более богатом Дамаске.

И аль-Камил согласился уступить Иерусалим Фридриху, но только при определенных жестких условиях. Условия императора не волновали: ему принесли весть, что Папа исхитрился собрать войско, вторгшееся в итальянские владения Фридриха. Командует им Жан де Бриенн, с жаром ухватившийся за благословенную возможность свести счеты с бывшим зятем. Так что Фридриху хотелось убраться из Палестины куда сильнее, чем аль-Камил подозревал.

Условия были следующие: Фридрих получит Иерусалим, но восстанавливать оборону не станет. Вифлеем и Назарет тоже перейдут к нему, но Хеврон мусульмане оставят за собой. Священные места ислама надлежит почитать, посему христиане не должны претендовать на Храмовую Гору Харам эс-Шариф с двумя великими мечетями – Домом скалы и аль-Аксой. Фридрих согласился на все.

Тамплиеры были вне себя. Великий Магистр де Монтегю провозгласил, что его орден не пойдет на подобное соглашательство. Для христианства в целом важнейшим строением в Иерусалиме был храм Святого Гроба Господня, но для тамплиеров таковым была мечеть аль-Акса – здание, дарованное рыцарям-основателям Балдуином II и возведенное на участке, в честь какового их и нарекли. Тамплиеры решили не принимать никакого участия во вступлении Фридриха в Святой Город – тем паче, что императорский договор свяжет их обязательством хранить мир с мусульманами еще десять лет, когда сам Фридрих давным-давно будет дома.