– И всяко лучше, чем этот изменник Джон, – заметила она мужу.
Сам Булл ушел два часа назад. Олдермены и знатные горожане созывались, чтобы определиться с позицией по отношению к совету. Ида тревожно ждала.
И было еще одно обстоятельство, о котором она пока ему не сказала.
Поэтому, услышав, что кто-то вошел во двор, Ида подумала на мужа. Спустя же секунду удивленно узрела совсем другое лицо.
Это был Силверсливз. Ей еще не доводилось видеть его таким.
Булл быстро шагал мимо собора Святого Павла. На нем был темно-синий плащ, подбитый у ворота горностаем. На широком лице застыло грубовато-добродушное выражение, мало что выдававшее, но сердце его пело. Все шло по плану.
Собрание олдерменов состоялось за закрытыми дверями. Дискуссия, понятно, получилась обстоятельной, приняли несколько стратегических решений. Но семерка подготовилась хорошо. Многомесячное тайное влияние на умы коллег теперь принесло плоды. Ее доводы оказались убедительными. Эти семеро знали, что делать и как. В итоге собрание согласилось поручить все им, и в этот момент через ворота Ладгейт тихо проскользнул гонец.
В прочем же договорились лишь об одном. Стратегия семерки понуждала к секретности. Собрание следовало держать в абсолютной тайне.
– Тогда и пробьет наш час, – буркнул Булл с глубоким удовлетворением.
Придя домой, он удивился, застав там Силверсливза. Ему хватило взгляда, чтобы понять: клирик Казначейства пребывал в плачевном состоянии. Он уже битый час мерил шагами внутренний дворик. Метнувшись к купцу, Силверсливз взмолился о новостях.
Тот сообразил быстро, хотя на лице не отразилось ничего.
– Идешь к Лонгчампу? – (Силверсливз кивнул.) – Тогда можешь передать, что Лондон верен, – сказал Булл осторожно.
Через несколько минут клирик с облегчением направился в Тауэр, оставив купца наедине с его думами.
«Солгал ли я?» – прикинул Булл.
Нет. Буллы не лгали.
– Я лишь сказал, что Лондон верен, – заметил он вслух.
Но не уточнил чему.
Едва стемнело, юный Дэвид Булл увидел небольшую странную процессию. Весь день он проторчал у ворот Ладгейт, высматривая приближавшиеся войска, но ничего не увидел, хотя прошел слух, что те стояли неподалеку от Вестминстера. В сумерках ворота закрыли.
Но кем тогда были двадцать всадников в клобуках, которых спешно вели по тихим улицам люди с факелами и фонарями? Он обнаружил их у собора Святого Павла и, любопытствуя, пустился следом по склону к Уолбруку. Возле Лондонского камня шествие задержалось. Три всадника отправились на соседнюю улочку; некоторые из оставшихся спешились. Горя интересом, Дэвид подобрался ближе. На улице больше не было никого. Всадники сгрудились, и он не смел приблизиться, но через секунду заметил, что от группы отделился крупный человек с фонарем и пошел к темному проулку. Дэвид побежал за ним, тронул за руку и тихо спросил:
– Сударь, кто эти люди?
И был потрясен, когда фигура развернулась и при свете фонаря он увидел большое, с крупными чертами, лицо отца.
– А ну, домой! – зашипел Булл на опешившего отпрыска. Затем, уже тише, добавил: – Потом расскажу.
Дэвид послушно развернулся, однако не удержался, помедлил и прошептал:
– Но кто они?
Он был искренне поражен, когда отец бросил:
– Принц Джон, болван ты этакий. Ступай!
Для Иды стало облегчением услышать, что муж и его друзья-купцы сохранили верность. Тем же днем, оставшись одна, она даже тайком поздравила себя. Очевидно, ее влияние шло на пользу. Булл неотесан, но не лишен благопристойности. Вечером она выразит ему свое одобрение.
Ида подумала, что им предстоит обсудить еще одно дело. Хорошо бы потолковать и о нем.
Поэтому, когда тем же вечером Дэвид вернулся и рассказал об увиденном, она не поверила ушам и лишь сказала:
– Ты, видно, неправильно понял.
Но вот прошел час-другой, и она стала недоумевать. Что это значило? Чем занимался ее муж? По мере размышления об олдерменах, связавшихся с вероломным принцем, она все больше бледнела и каменела лицом. Когда Булл наконец явился, Ида вперила в него свои карие глазищи и голосом тихим и ледяным задала единственный вопрос:
– Чем ты занимался?
Он не смутился, глянул сперва на нее, потом на Дэвида.
– Сделкой, – ответил он хладнокровно.
– Какой сделкой?
– Лучшей в истории Лондона, – отозвался он жизнерадостно.
– Ты общался с предателем Джоном?
– Да, с Джоном.
Скрывалось ли презрение в его невозмутимости?
– То есть с врагом короля. Что за дело?
Булл проигнорировал тон жены, как будто был настолько удовлетворен содеянным, что мало заботился о ее мнении, и ответил довольно легко:
– Завтра, мадам, принц Джон официально вступит в город заодно с королевским советом. Мы откроем врата и явим ему гостеприимство. Затем город окажет принцу и совету полную поддержку в смещении Лонгчампа. Если понадобится, мы возьмем штурмом Тауэр.
– А потом?
– Присоединимся к совету и поклянемся признать Джона наследником короля Ричарда вместо Артура.
– Но это чудовищно! – вскричала Ида. – По сути, вы разом вручаете Джону Англию!
– Не по закону. Правит совет. Но если на практике, то ты, возможно, права.
– Зачем ты это сделал? – Ее голос осип от смятения.
– Ты о сделке? О, она превосходна, – улыбнулся он. – Видишь ли, в обмен на содействие Лондона в сей трудный час принц Джон гарантировал нам то, что мы по праву заслуживаем!
– Что же это?
– Ну как же, моя дорогая, конечно, коммуну! Отныне Лондон – коммуна! Завтра мы выберем мэра. – Он просиял, взирая на обоих. – Лондон свободен!
На какой-то миг Ида лишилась дара речи. Услышанное было хуже, циничнее, коварнее любой ее фантазии. Счастливые летние недели в Боктоне канули в небытие. Она взорвалась:
– Значит, Лондон – коммуна! Получается, что вы, торгаши, вправе надуться, назваться баронами и прикинуться, будто ваш мэр и есть король? За то, что продали Англию этому дьяволу Джону? – Она в ярости уставилась на него и выкрикнула: – Предатель!
Булл пожал плечами и отвернулся. И потому не увидел, как юный Дэвид смотрел на отца сквозь слезы не только в потрясении, но и впервые в жизни – с ненавистью, после чего пулей вылетел из дому.
Пентекост ехал по темным улицам с четырьмя всадниками. Он решил присоединиться к патрулю, чтобы разузнать новости, но все было тихо.
Встреча с Лонгчампом воодушевила его. Канцлер мог быть человеком не самым приятным, грубым, но его хладнокровная решимость заслуживала восхищения. Пентекост узнал, что все замки отменно защищены. Боевые порядки в Тауэре – лучше некуда.
– С утра, на рассвете, тебе надлежит проверить, чтобы все лондонские ворота были заперты, как я приказал, – поручил он Силверсливзу.
Клирик помог ему также с началом письма к королю Ричарду, где подробно расписывалась предательская игра Джона.
– Если город, как ты говоришь, будет тверд, нам, может быть, удастся спугнуть Джона, – заметил Лонгчамп и, осклабясь, добавил: – Тогда подыщем тебе новое поместье, мой друг Силверсливз.
Такая перспектива чрезвычайно приободрила клирика.
Патруль достиг подножия Корнхилла и приготовился вернуться в Тауэр, когда натолкнулся на трех рыцарей, ехавших от реки. Гадая, кто они такие, Пентекост праздно прислушивался, пока начальник патруля, обрадованный тем, что наконец-то нашлось ему дело, велел им назваться. Он удивился, когда после легкого замешательства один из рыцарей отозвался:
– А вы кто такие?
– Слуги канцлера. Назовитесь.
Очередная заминка. Пентекост услышал, как другой рыцарь что-то пробормотал, а третий рассмеялся. И вот последовал ответ:
– Я сэр Уильям де Монван, дружок. А твой господин – собака!
Люди Джона. Что это значит? Времени на размышления не было. Звук извлекаемых мечей, холодный блеск стали в ночи – и вот уже рыцари направляют на них лошадей.
Дальнейшее произошло так быстро, что Пентекост потом не мог восстановить последовательность событий. Когда трое рыцарей снялись с места, он инстинктивно попытался развернуть коня, чтобы умчаться. Но под копытами был булыжник. Паника понудила Силверсливза действовать столь внезапно, что лошадь поскользнулась и рухнула. Ему повезло удачно упасть на твердую землю.
Когда же он приподнялся, два рыцаря из трех находились уже в сотне ярдах. Пентекост услышал лязг стали. Он поднял глаза. Третий рыцарь холодно взирал на него с обнаженным мечом. Затем рассмеялся.
– Позабавимся? – спросил он. – Маленький поединок! Я готов спешиться.
И стал неторопливо слезать со своего скакуна.
Устрашенному Пентекосту некогда было думать. Он встал и обнажил меч. И тут спешивавшийся рыцарь буквально на миг повернулся к нему спиной. Клирик сделал выпад и, хранимый удачей, глубоко вонзил клинок ему в бок. Смертельный удар.
Рыцарь с криком упал. Пентекост ошарашенно уставился на него. Тот смотрел с земли, тихо стеная и крайне бледный. Он огляделся, не зная, что делать. Остальные уже скрылись из виду за углом.
