– После стольких месяцев и даже лет тревог и лишений городу необходим настоящий праздник. Люди устали, им хочется повеселиться. Надо добиться того, чтобы игры этого года стали не только данью традиции, но подлинным развлечением и радостью для всего народа.
Несколько ворчунов жаловались, что избирательные законы, которые служили Риму столетиями, были нарушены в угоду хоть и храброму, но неоперившемуся юнцу. Сципиона же, хотя он и отрицал, что приложил руку к стихийным народным выступлениям, обвиняли в хитрости и лицемерии. «Однако, – размышлял Кезон, – без этого не бывает политики. Что ни говори, но если уж кто-то и заслужил, чтобы законы подстраивали под него, то это молодой герой Тичино и Канн». Кезон благоговел перед невероятной энергией и огромным честолюбием своего друга и почти не удивлялся его несравненной популярности. Кезону казалось, что ни один человек не заслуживает всеобщей любви больше, чем Сципион.
Естественно, что для участия в театральной части празднования Сципион выбрал труппу Кезона, а когда речь зашла о том, чтобы представить на его одобрение намеченную для постановки комедию, Кезон, посоветовавшись с Плавтом, предложил «Хвастливого вояку».
Это был смелый шаг. После Канн Тиберий Гракх отменил эту пьесу, опасаясь, что изображение тщеславного, распутного военного будет воспринято как неприятная сатира на потерпевших поражение римских полководцев. Но теперь, с включением нескольких новых каламбуров и содержащих намеки особенностей сценического образа, не будет ли нашлепка на один глаз слишком очевидна? Характер Хвастливого вояки мог быть воспринят как пародия на самого высокомерного военачальника – Ганнибала. До сих пор страх римлян перед этим карфагенянином был слишком велик, чтобы позволить себе сатиру, но за годы, прошедшие после Канн, выяснилось, что и он способен проявлять нерешительность и совершать ошибки. Римляне все еще ненавидели и презирали Ганнибала. Готовы ли они смеяться над ним?
Когда Сципион пришел к Кезону домой за текстом пьесы, Кезон ожидал, что он возьмет его и прочитает на досуге. Вместо этого Сципион взялся за чтение сразу. Кезон оставил его одного в кабинете и некоторое время нервно расхаживал в своем саду. Потом он услышал, как Сципион смеется. Весь следующий час смех звучал почти без перерыва. Наконец Сципион вышел в сад, держа свиток в одной руке и вытирая слезы смеха другой. На лице его сияла озорная ухмылка, и он выглядел беззаботным, словно юнец, еще не надевший свою первую тогу.
– Смешно! Очаровательно! Полный восторг! Возлюбленные получают друг друга, а Хвастливый вояка получает подобающую награду – звонкую оплеуху прямо на сцене! Вот уж воистину, «потакая вожделению, уменьшаешь тягу к распутству». Это идеальная пьеса для нашего случая. Клянусь Геркулесом, я посмеялся от души. Эта пьеса – именно то, что требуется и мне, и всему народу Рима. Людям она понравится, они полюбят ее, а значит, полюбят и меня за то, что я устроил для них это представление.
Он постучал свитком по груди Кезона.
– Ты смышленый малый, Кезон Фабий Дорсон!
Кезон опустил глаза.
– Плавт – вот кто смышленый.
– Ну, это само собой. Но не поддержи ты труппу деньгами, у драматурга не было бы сцены, а без сцены все его великолепные строки были бы не более чем шепот на ветру. Не смей недооценивать себя, Кезон. У тебя есть чутье на талант, точно так же как у хорошего полководца на отвагу. А значит, ты ценный человек, из тех, с кем нужно ладить.
Пьеса привела Сципиона в столь веселое настроение, что он потрепал волосы Кезона, а потом игриво похлопал его свитком по ягодицам.
Кезон покраснел так сильно, что Сципион отступил назад и в удивлении воззрился на него, а потом снова шлепнул его по заду и оглушительно расхохотался. Кезон глубоко вздохнул и тоже покатился со смеху. Он смеялся над собой, над нелепостью этого мира, над смехотворным тщеславием Хвастливого вояки. Смеялся, пока у него не заболели бока и слезы не потекли из глаз. Он уже очень давно так не смеялся.
* * *
Никогда прежде город не проводил игры с таким размахом. Совершавшиеся на вершине Капитолия священные обряды преисполнили Рим духом уверенности и оптимизма. Произнося нараспев освященные древней традицией слова о посвящении предстоящего празднества Юпитеру, люди улыбались. Радостной, веселой была и двинувшаяся к Большому цирку процессия, которую возглавляли богато разукрашенные колесницы, могучие кулачные бойцы в набедренных повязках, танцоры, жонглеры и музыканты, игравшие на флейтах, лирах и тамбуринах. Мимы в обличье сатиров то выбегали из толпы, то скрывались в ней, пощипывая за аппетитные ягодицы повизгивавших от смеха женщин и девушек. Кадильницы в виде голов грифонов, свисавшие с шестов, покачивались, насыщая воздух облачками благовоний.
Ближе к Большому цирку благоухание кадильниц уступило место ароматам жарившегося на открытом воздухе мяса и свежеиспеченного хлеба, острому запаху пряной рыбы и соленых оливок, подаваемых в масле. Ни один куриальный эдил никогда не потчевал граждан Рима так вкусно и так обильно. Щедрое угощение предлагалось в таком количестве и в таком множестве мест, что почти никому не приходилось стоять в очереди, и каждый мог возвращаться за новой порцией столько раз, сколько хотел. Праздник Юпитера продолжался весь день и должен был продлиться весь следующий. На эту пару дней даже последний бедняк в Риме мог почувствовать себя богачом, вдоволь отъедавшимся изысканными яствами и предававшимся увеселениям под сенью благословения самого Юпитера.
Когда все основательно нагрузились, миловидный юноша с сильным, звонким голосом – один из начинающих актеров Плавта – взобрался на возвышение и обратился к толпе:
– Граждане! Кончайте набивать животы! Прервитесь и отправляйтесь посмотреть «Хвастливого вояку»! Это новая комедия Плавта – плоскостопного драматурга из Умбрии, который заставит вас обмочиться от смеха. Вы увидите самого Хвастливого вояку – Пиргополиника – и его любовницу – восхитительную Филикомасию.
Смех в толпе раздался немедленно: людей рассмешило, как юнец коверкает язык, произнося пародийные, якобы греческие имена.
– Идите, граждане, и увидите, как отчаявшийся Плеусикль, влюбившись без памяти, прилагает все усилия, чтобы заполучить возлюбленную вояки! Идите посмотрите на сердитого старика Периплектомена…
Юноша поднял брови и прижал палец к губам.
– Но только ни за что не рассказывайте Периплектомену о тайном ходе между его домом и домом вояки, иначе испортите сюжет! Идите – и увидите хитроумных рабов Палестриона, Скеледрия и Лурциона – они всегда знают больше, чем им положено!
Юноша спрыгнул с возвышения, извлек дудочку и заиграл веселую мелодию, увлекая зрителей в Большой цирк.
Кезон находился под сценой, неподалеку от люка. Плавт придумал ряд хитрых приемов для использования по ходу пьесы и следил в глазок за тем, как заполняются места для зрителей на трибунах. Сципион прибыл одним из первых и занял место в секции для сановников вместе с компанией друзей и коллег. День выдался мягким, и небо было безоблачным, без угрозы дождя. Праздник привел публику в веселое расположение духа. Люди были настроены разлечься, но оставалось опасение, что после всего съеденного и выпитого они просто заснут.
Впрочем, эти опасения оказались напрасными, ибо если какой-то зритель хоть раз и клюнул носом, то был тут же разбужен взрывами смеха. Актеры играли великолепно. Во время репетиций Кезон не замечал за ними столь безграничного энтузиазма. Здесь же благодарный смех зрителей вдохновлял их из кожи вон лезть, чтобы подать себя и пьесу как можно лучше. В тот день Кезон воочию убедился в правоте слов, сказанных ему Плавтом после нескольких чаш вина.
– Когда комедия становится возвышенной? Когда в результате раритетного сотрудничества драматурга, актеров и зрителей достигается гармония, заставляющая богов восхищаться музыкой человеческого смеха. Когда смеются люди, смеются и боги, и на миг этот жалкий мир становится не просто терпимым, но прекрасным.
Аплодисменты в конце пьесы были оглушительными. Публика приветствовала актеров, особенно того, который изображал шумливого Пиргополиника. Плавт выбежал на сцену, чтобы отвесить несколько поклонов. А потом и Сципиона, смеющегося и искренне захваченного врасплох, спутники подняли на плечи, чтобы и он получил благодарность восхищенной публики.
Кезон оставался под сценой, наблюдая за публикой через глазок. Правда, в этот момент ему очень хотелось быть поближе к Сципиону, но в такой толчее нечего было и пытаться к нему приблизиться. Тем временем – это произошло у него на глазах – Сципион приказал что-то молодому рабу, который тут же начал живо проталкиваться в направлении сцены.
Очень скоро запыхавшийся раб отыскал Кезона.
– Мой господин Публий Корнелий Сципион велел передать, что желал бы поздравить тебя лично, но многочисленные обязанности принуждают его немедленно удалиться. Однако он надеется, что через три дня, когда хлопоты, связанные с праздником, останутся позади, ты окажешь ему честь отобедать в его доме.
