– Ты идешь в постель? – У девицы был сонный, грубоватый голос, но ей не удалось изгнать из него скуку.
– Сейчас, моя красавица, – ответил я, вставая и чувствуя, как моя голова взмывает к потолку. – Откуда ты? – спросил я, чтобы выиграть немножко времени.
– Из Веллетри. Я ехала в такую даль, только чтобы любиться с тобой.
– Из Веллетри? Разве не из Монти?
– Поспеши, любовь моя, – терпеливо проворковала она.
Мне пришлось очень сильно сосредоточиться на своих шнурках и завязках, потому что мои пальцы отказывались выполнять приказы. Но как только мой дублет упал на пол, отброшенный в угол, и я развязал шнурок, удерживающий штаны, девушка – на самом деле женщина примерно моего возраста – с покорным вздохом выпросталась из кровати и довершила мое раздевание.
– Чего бы тебе хотелось? – шепнула она мне на ухо.
Я почувствовал, как мочка моего уха отдернулась от ее губ, как устрица, когда на нее падает капля лимонного сока. Все более озадаченный, я полез в ее сорочку за этими огромными грудями. Их я, по крайней мере, мог понять.
– Покажись мне, – сказал я, и женщина послушно стянула с плеч сорочку и легла на спину, томно разведя ляжки и сжав груди руками.
Мадонна…
Я совсем растерялся. Что вообще происходит? Она превратилась, вот ужас, в золотого человека – человека из еды, – а потом вернулась обратно в плоть. Будто подсказывая мне, ее рука передвинулась к промежности и довольно нетерпеливо показала, на чем сосредоточиваться. Хорошо. Уже лучше. Я подошел, положил руки на ее приятный круглый живот. Мой разум по-прежнему не мог ничего иного, кроме как излагать мутный перечень ощущений. Мне нужно было ощутить что-то, все равно что. Женщина убрала руки с промежности и потерла вокруг моего рта и под носом. Теперь я понял. Мое тело оживилось, и я ощутил волны… не желания, но тупой прямолинейной похоти.
Как обычно, древняя пляска плоти на плоти хоть как-то вернула меня в чувство. И там, где надо, все работало. Только время продолжало растягиваться и сжиматься внутрь себя. Ну и что с того. Я господин. Я сделан из железа. Время опять растянулось, и я радостно забылся в трещинах штукатурки на стене.
А потом я вернулся обратно, в кристальной ясности. У женщины была длинная веснушчатая спина, на которой поблескивали капельки пота. Я всаживался в нее и выходил уже Бог знает как долго, глядя вниз: на овальные, чуть волнистые половинки ее задницы, на свои руки, сжимающие пышную плоть вокруг ее талии. Она назвала мне свое имя или нет? Что это за имя?
– Фортуна? – на пробу спросил я.
Она зарылась лицом глубоко в подушку и, может быть, даже спала, потому что не шевелилась, а дыхание под моими руками было медленным и размеренным. Внезапно я оказался на огромной высоте и смотрел сверху на нас обоих: на сонную вялую шлюшку и тощего потного мужчинку, бьющегося об нее, как механический молот в кузнице.
– О Господи! – выкрикнул я в отчаянии и упал на спину, захваченный пошлостью всего этого.
Девица дремотно приподняла голову.
– Мм… Вот хорошо, – пробормотала она, перекатилась на бок и опять заснула.
Я растянулся на полу рядом с кроватью, прилипнув задницей к сарацинскому ковру и прикрыв углом простыни пах, который все еще был напряжен, хотя и совершенно онемел. В дверь постучали. Я проигнорировал стук, но он раздался опять, и дверь чуть приоткрылась. Внутрь просунулась голова: один из старших слуг, чрезвычайно расстроенный.
– С какой стати ты это делаешь? – невнятно пробубнил я, пытаясь завернуться в простыню, но не в силах прикрыть нелепое бессмысленное возбуждение.
– Мне очень жаль тревожить ваш… ваш отдых, мессер Нино, – прошипел слуга, – но я не знаю, что еще делать. Гость хозяина в ужасном состоянии.
– Найди Паголини, – буркнул я.
– Мессера Доменико нет. Я и не помыслил бы беспокоить вас, но… Он же еще и племянник Папы.
– И?..
– Пьян и беснуется. Уже избил Артуро. Мы не можем его вышвырнуть: он же граф, помоги ему Господь.
– Черт! – Я поскреб голову: ногти казались львиными когтями. – И чертов племянник Папы! Ладно. Хорошо, дьявол его побери!
Напялить одежды стоило немалого труда, но все же прошло более гладко, чем раздевание, хотя в итоге штаны болтались на заднице, а дублет застегнулся неровно. Слуга ждал меня в коридоре. Что бы он ни подумал обо мне и о том, что сейчас увидел, он оставил это при себе.
– Его святейшество уехали домой, – говорил он, – но граф Джироламо пожелал отпробовать особых вин из запасов виночерпия и после одной чаши хотел еще и еще. Начал требовать женщину. Сказал… – Слуга понизил голос. – Сказал, что знает, какие вещи здесь творятся. Всякие мерзости… прошу прощения, мессер.
– Мы все существуем, чтобы служить кардиналу Борджиа, – желчно напомнил я. В моих внутренностях будто завелся муравейник, а голова была набита тлеющими углями. – Я не задаю вопросов. И ты уж точно не должен.
Я последовал за ним вниз по лестнице, и, к моему удивлению, он привел меня в кухню. Там на любимом табурете Теверино сидел Джироламо Риарио со смертельно бледным лицом. Его котта была заляпана жиром и вином, а в роскошной золотой цепи застрял кусок баранины. Увидев меня, он сел прямо и замахал руками, чтобы удержать равновесие.
– А! Добрый хозяин борделя! – воскликнул он, указывая на меня трясущейся рукой. – Подавай мне женщину!
– Прошу прощения, ваша светлость. Боюсь, я не могу обеспечить вас необходимым. Видите ли, это дом кардинала. Возможно ли поручить кому-нибудь из ваших охранников сопроводить вас в приличный… дом развлечений?
– Как ты смеешь! Как, черт тебя дери, ты смеешь!
Риарио вскочил на ноги и пошатнулся. Подумав, что он вот-вот упадет, и решив, что лучше бы племяннику Папы не разбивать череп о плиты кардинальского пола, я бросился к нему, сам нетвердо держась на ногах, и обхватил его поперек груди. Он тут же замахнулся и ударил меня в лицо. К счастью для меня, в его кулаке не было силы, и он просвистел мимо моего уха. Мне удалось схватить его за запястье и удержать руку внизу.
– Сейчас ужасно поздно, ваша светлость, – сообщил я сквозь стиснутые зубы. – Я уверен, вы вовсе не желаете разбудить кардинала Борджиа. Я уверен, вы хотите прямо сейчас отправиться домой.
– Я… хочу… женщину! – проорал он и начал бороться со мной.
Мне удалось развернуть его спиной к себе и уложить лицом на стол, где он, к моему удивлению, обмяк.
– Я послал за вашим конем, – сказал я, надеясь, что говорю профессиональным тоном, хотя на самом деле гадал, кто из нас начнет блевать первым. – Наши самые надежные люди проследят, чтобы вы добрались до дому целым и невредимым.
– Флоренция, – вдруг сказал граф.
– Прошу прощения, ваша светлость?
– Флоренция. Ты из Флоренции. Говоришь так, будто у тебя во рту кошачье дерьмо, как все, кто из вашего поганого городишки. И Лоренцо Медичи хуже всех. Что ж, слушай меня, Флоренция. Твой Лоренцо – мертвец.
– Я так не думаю, ваша светлость, – возразил я. Слова, сказанные в пещере, вспомнились мне очень ясно. – Вы будете намного лучше чувствовать себя завтра утром.
– Я говорю, что он мертв! Мой дядя – Папа Римский! Чертов Папа Римский, ты, флорентийское дерьмо! Он сметет Медичи, как… как… – Он уставился на меня, наверное надеясь, что я поддержу его улыбку.
– Мы забудем об этом, – примирительно сказал я, испытывая некоторое искушение ухватить его за золотые локоны и хрястнуть головой о стол, всего пару раз.
– Ты не забудешь, не-ет. Ты никогда не забудешь. Франческо Пацци, который стóит целой толпы Медичи, за этим присмотрит. Он уже сделал это… Какой сегодня день? Нет, еще не сделал. Но скоро, Флоренция. Очень скоро.
– Сделал – что?
– Убил Лоренцо. Он не увидит, как приходит май, этот хрен, который думал, что может перечить моему дяде. Который перечил мне, чертову Риарио! – Он запрокинул голову и выкрикнул в потолок: – Риарио! Ублюдок Медичи, который показал задницу архиепископу Сальвиати! Добрые люди ему самому покажут задницу, ты знаешь это? Добрые люди. Славные, добрые люди. Они очень хотят сделать, что нужно.
– Когда? – спросил я.
Мир внезапно сделался очень холодным, и все перестало скакать вокруг. Мое тело снова принадлежало мне, хотя бы на миг.
– Кто? О ком вы говорите, ваша светлость? – Я спрашивал мягко, терпеливо.
– Пацци. Сальвиати. Монтесекко. Сын старого Барони – Марко, флорентиец, ты знаешь, грязный педераст, как вы все… Женился на своей мачехе.
– Что? Что Марко Барони? На ком он женился?
Моя терпеливость вмиг испарилась. Я обнаружил, что мой кулак сжимает изрядный жгут волос Риарио.
– Ой! Старый Бартоло, старая тухлая Кровяная Колбаса… Его жена. Его вдова. Что он делал с этой грязной маленькой сучкой, а? Затрахала его до смерти, я уверен. А? И Марко… Бросился, как хорек. Хороший парень этот Марко. Он все сделает.
